Ей потребовалась целая секунда, чтобы осознать удар от падения ее тела на землю. Толчок в верхнюю область груди был так силен, что ноги вылетели из-под нее и она упала спиной на мостовую. Больно, как в реальности. Она подумала, что столкнулась с одним из мятежников и программа произвела логичный результат. Но над ней возник полукруг ухмыляющихся физиономий, и когда Константин попыталась подняться и восстановить дыхание, она не могла в это поверить: из всего чертова многообразия, что могло бы с ней произойти в этом нелепом сценарии, она пришла и запустила наименее правдоподобный.

Прежде чем она успела вызвать помощь, ее схватили за ноги и стали перекидывать по кругу, словно она была мячиком в настольном пинболе. Все еще не придя в себя от удара, Константин попыталась их рассмотреть, но все слишком быстро двигались. Коктейль Молотова, взорвавшись за спинами нападавших, осветил окружающее, и она рассмотрела других: некоторые люди наблюдали в свете пожара, как ее обидчики играют с ней.

В помощи должно быть хоть что-то для спасения, подумала она, защита какая-нибудь, самозащита, хоть что-нибудь. Плохо, что она не подумала об этом раньше и не позаботилась о предосторожностях. Она представила, как Боди Сатива над ней смеется. Невежа… Невежа. Думала, что ты здесь в безопасности со своими липовыми намерениями. Сюрприз, моя дорогая, мы все здесь сложными намерениями.

Теперь они перекидывали ее жестче, шлепая и толкая, и боль была слишком настоящая. Это не техника передавала какие-то ощущения, они были слишком подлинными. Она стала предполагать: может, у Томоюки Игучи была предрасположенность к мазохизму, и он получал удовольствие в образе Шанти Лав.

И вдруг… она подумала, не по-настоящему ли это происходило. Может, Шанти Лав тоже не понимал, что происходящее на берегу Гудзона – реальность, пока не стало слишком поздно, и он уже не чувствовал, что течет настоящая кровь вместе с виртуальной, даже если он видел, может до самой смерти, виртуального врага, пришедшего украсть его персонаж. Но зачем!

Нога подвернулась, когда она попыталась встать и пойти. Один из нападавших кинулся за ней, она увернулась и бросила файл помощи на землю рядом с собой.

На этот раз промежутка с кошачьим изображением не последовало. Книга открылась на картинке с нарисованным страшным монстром, который, как она поняла, был талисманом защиты. Она потянулась к нему, но нападавшие вырвали книгу у нее из рук.

Слишком поздно, поняла она: каталог со своими сокровищами в виде ярлыков – местная валюта – был их главной целью. Она стала медленно подниматься, но ей ударили по животу тяжелым ботинком, и Константин опустилась обратно.

Кто-то склонился над ней, и она близко-близко увидела лицо, в котором неудачно сошлись тролль и горгулья.

– Эй, ты знаешь, что значит быть опущенным!

Она отпрянула, пытаясь убежать. Они подступили к ней, один из нападавших держал ее каталог, показывая, что забрал все.

Все, кроме одной страницы, которую она держала мертвой хваткой так сильно, что болели костяшки. Другая, настоящая боль, которая появилась из-за неестественно сильного сжатия настоящей руки, тускнела по сравнению с подлинностью, рожденной фальшивой и высококачественной достоверностью костюма, но эта боль была глубже, она исходила от чувств, оставшихся от далеких генетических предков, где реальное и нереальное было жестко разделено.

Они меня убивают. Они убивают меня по-настоящему!

Ей показалось, что она закричала по-настоящему. Что-то происходит там, за пределами шлема и неоэкзо-нервной системы, что-то происходит там, снаружи, может, их много, ей показалось, что в преступлении замешан не один человек, кто-то еще скрывается за этим грязным поступком, может, у них есть сообщники среди персонала, может утомленный Тим Мецер, или замученный Майлз Мэнк, или даже Плешетт – не утомленная, не замученная, а просто сумасшедшая. А может, все вместе. Кажется, что Плешетт и Мэнк ненавидят друг друга там, но не здесь.

Здесь, внутри. Где большие скидки персоналу. Какая самонадеянность и презрение убивать так сразу, после последнего происшествия, да еще детектива, ведущего расследование! Впрочем, идеальная ситуация: напарник слишком боится замкнутого пространства, чтобы прийти на место преступления, а они это знают. Может, еще кто-нибудь со временем, Селестина и ДиПьетро, может, приехав, перепутают все показания, обработают информацию, но Селестина и ДиПьетро слишком заняты с корреспондентом «Журнала», чтобы заметить, как она стала следующим зернышком на легендарной «городской» мельнице ИР. Да, слышали о детективе, убитом при расследовании убийства? Она носилась в поисках глобальных ошибок программы. Да она похлеще целого выводка сумасшедших уродов. Это в округе Колумбия произошло. Жизнь там ничего не стоит. Совсем иной мир.

Теперь главарь – полутролль, полугоргулья – размахивал чем-то, похожим на острый осколок зеркала, тыча им ей в лицо. Ее рациональное сознание твердило, что он не может причинить ей вреда, но теперь это сознание свернулось в песчинку. Остальная ее часть верила в это, как обращенный в Троицын день верит, что прикосновение всемогущего Бога позволит ему говорить на всех языках, верила, пока не почувствовала порезы на лице. Кровожадный тролль порезал ей лицо, и в момент, когда он перережет глотку, самовнушением она поверит, что ее горло разрезано. До сих пор не было предместья в ИР, которое могло бы посоревноваться с верой в фантастические стигматы. А теперь есть. Пришла бы следователь сейчас, они бы все пришли и посмотрели, может ли собственная вера, собственный поиск глобальных ошибок позволить им выжить.

Вырванная страница в ее руке превратилась в большую руку. Она попыталась заорать, но эта рука, кажется, проглотила ее руку. Лицо горгульи размылось и превратилось в мягкие черты лица Тальяферро. Вырвавшийся крик был естественной реакцией удивления на наименее ожидаемое, что могло произойти.

Часто дыша, она посмотрела вокруг. Селестина держала ее за ноги, а ДиПьетро держал другую руку и тело. Между ними с широко раскрытыми глазами стояли Мэнк, Плешетт и прикрывавший зевок рукой Тим Мецер. А за ними на стуле стояла корреспондент «Полицейского журнала» и снимала, снимала, снимала.

– Ладно, – тяжело выдохнув, сказала Константин. – Вы хотите довести меня до инфаркта?