Неаполя», явившиеся реакцией итальянцев на возрождение «оси», проложат путь к общенациональному движению Сопротивления. 29 сентября, день святого Михаила, стало днем-символом. «В этот день святой изгнал дьявола из рая. Так что и мы должны выгнать немцев из Неаполя!» В течение многих месяцев в тысячах домов Италии стали создаваться целые подпольные склады оружия и боеприпасов, похищенных в казармах карабинеров и так называемой финансовой гвардии. Мясник Фердинандо Кастеллано, например, стрелял в немцев у Понте-делла-Санита из револьвера, который он до того прятал за декоративной головой быка в своем магазинчике. Железнодорожный инспектор Джиованни Аббате прятал ручные гранаты в плетеной корзиночке, висевшей обычно за окном. Джузеппе Санджес, кондуктор городского трамвая, держал патроны в большой кожаной сумке, в которой у него ранее находились проездные билеты.

Федерико Цваб, уроженец Триеста, коммунист, обладал целым арсеналом оружия. Из различных казарм, разбросанных по городу, под грудами апельсинов и грейпфрутов на грузовиках ему были доставлены 50 пистолетов, 300 ручных гранат и три разобранных пулемета, которые он потом собрал сам.

Альфредо Паренте, библиотекарь Института итальянской истории, с группой друзей стал изготовлять зажигательную смесь в бутылках из-под вина, называвшуюся «коктейлем Молотова». Страховому агенту Джулио Шеттини удалось похитить у немцев оставленный на непродолжительное время без присмотра пулемет.

В борьбе за свободу принимали участие люди независимо от возраста и пола. У упоминавшейся выше Маддалены на плече остались синяки от отдачи при выстрелах из винтовки, обращаться с которой она научилась весьма быстро. Капитан Стефано Фадда, получивший ранение под Эль-Аламейном и ходивший на костылях, возглавил группу горожан, ворвавшуюся в префектуру, захватил там оружие и организовал опорные пункты вдоль западной стороны улицы Виа Чиайя. Когда семидесятилетний профессор Антонино Тарсиа заметил, что немцы отошли от лицея Саннаццаро, из которого его двадцать лет тому назад изгнали фашисты, он, как был, в летнем сером костюме с соломенной шляпой, прошел в свою бывшую классную комнату, где организовал командный пункт партизан.

Для координации действий патриотов профессор отпечатал на пишущей машинке сто экземпляров составленного им манифеста и расклеил их на ближайших улицах.

Хотя в списках бойцов числилось всего около 1600 человек, тысячи добровольных помощников рисковали своей жизнью, поднося боеприпасы, перевязывая и укрывая раненых и чиня пакости немцам. Ассистент священника церкви Сантиссимо Сакраменто двадцативосьмилетний дон Маттео Лиза, худой и в очках, следуя заповеди не убивать, нашел-таки возможность принять участие в боях.

В два часа ночи на второй день восстания он находился вместе с двумя служками на крыше своего шестиэтажного дома по улице Виа Сальватор Роза, когда заметил колонну из двадцати немецких грузовиков, направлявшуюся в сторону Вомеро. Не успела головная автомашина поравняться с домом, как на нее вниз полетели тяжелые каменные цветочницы с геранью.

Эти цветочницы пробили крышу кабины, словно лист бумаги, выведя из строя водителя. Вся колонна остановилась, тогда на головы выскочивших из машин немцев посыпался дождь цветочных горшков, кирпичей и различного железа. Потеряв почти два часа времени, немцы были вынуждены ретироваться.

Циничные и хитрые портовые мальчишки сражались столь же храбро, как и взрослые. Четырнадцатилетний Энцо Бруно воевал с мушкетом, у которого не было приклада, за что К нему на всю жизнь прилипло прозвище Полувинтовка. К ужасу Маддалены Церасуоло за ней повсюду следовал ее кузен Геннаро Капуоццо, одиннадцатилетний мальчишка, требовавший, чтобы и ему было выдано оружие. Перед тем как уйти из дома, он заявил матери, которая его никуда не пускала:

— А ты сиди дома и занимайся вязанием. Одетый в морской бушлат, с каской на голове и

мушкетом, превышавшим его собственный рост, Геннаро в три часа ночи 29 сентября находился вместе с Маддаленой на террасе монастыря Филиппине. Когда через полчаса шесть танков «тигр», появившихся с севера, протаранили баррикаду, он бросил бутылку с зажигательной смесью в головной танк, открывший огонь по повстанцам.

Бой разгорелся по всему городу, и только в пять часов утра 30 сентября Маддалене вместе с отцом удалось отнести его тело в свой дом на Вико-делла-Неве, где они положили убитого в мастерской отца. Прибежавшая мать Геннаро стала на него ругаться.

— Что я тебе говорила? — воскликнула она гневно с горечью. — Ты думал, что слишком проворный. Посмотри теперь на себя!

Сражение закончилось благодаря решительным действиям повстанцев во главе с капитаном Энцо Стимоло, одноруким ветераном боев в Албании. Им удалось загнать более шестидесяти немцев на стадион Кампо-Спортиво на северо-западной окраине города вместе с плененными ими сорока семью итальянцами. Капитан громко отдавал приказы:

— Сто пятьдесят человек — зайти слева… сто человек — справа.

Это был лишь психологический прием, так как на самом деле у него было всего девяносто человек вместе с присланным профессором Тарсиа подкреплением. Парламентеру немцев он заявил, что стадион окружен тремя тысячами неаполитанцев.

В сумерках представители Стимоло проникли в штаб-квартиру немцев — гостиницу «Паркер-отель» и предъявили ошеломленному полковнику Шоллю требование, которое тот принял более чем охотно: обмен пленными и немедленный вывод немецких войск из города.

Рассвет 1 октября оказался для неаполитанцев триумфальным. С белым флагом перемирия колонны немецких автомашин двинулись в северном направлении к реке Волтурно и к дороге, идущей на Рим. До окраины города головную автомашину сопровождал капитан Стимоло на джипе с трехцветным флагом. А в 9.30 утра передовые танки союзников из авангарда 5-й армии прогрохотали гусеницами по булыжникам площади Гарибальди.

Вместе с ними на броневике прибыл генерал Марк Кларк, вручивший городу золотую медаль за коллективную доблесть. Высокорослому нью-йоркцу бросилось в глаза, что за закрытыми ставнями домов повсюду прятались настороженные глаза, тогда как на улицах не было ни одной живой души. Ему показалось, что он въехал в «город духов». Неподалеку от футбольного стадиона в Цимитеро-Веччио неаполитанцы сжигали убитых горожан. В простых деревянных ящиках покоились 562 человека — мужчины, женщины и дети, отдавшие свою жизнь за свободу города.

Могилы отмечались откупоренными бутылками вина и листочками бумаги с напечатанными на пишущей машинке именами. От стекла бутылок отражались солнечные лучи.

Вначале число итальянских партизан было небольшим, но, воодушевленные примером неаполитанцев, люди постоянно вливались в их ряды, так что за восемнадцать прошедших месяцев партизанская армия насчитывала уже 200 000 человек. Союзники, оценив их возможности и силу, сбросили им на парашютах 6500 тонн продовольствия, оружия и боеприпасов.

Имена Ганнибал, Львиное сердце, Шторм и Ягуар скрывали их истинные фамилии. Многие решительные люди вступили в гарибальдийские бригады, сформированные итальянским коммунистом номер два — сорокатрехлетним Луиджи Лонго — на севере страны, в Милане. У них был собственный сленг: «носовой платок» означал захваченного в плен фашиста, а снабдить кого-либо «паспортом в Швейцарию» — ликвидировать ударом ножа темной ночью или всадив в него пулю.

Со своих баз в пекарнях, на кладбищах, в конюшнях они наносили удары по военным конвоям и войсковым транспортам Республики Сало Муссолини. В течение двух длинных зим их главным противником была нужда во всем. Людям часто приходилось находиться в горах в легкой летней одежде, в которой им удалось уйти к партизанам, и рваной обуви. Одну сигарету курили по очереди человек пятнадцать. Вынужденную диету, длящуюся долгие недели, составляли кукурузная похлебка и каштаны.

Неоценимую помощь им оказывали крестьяне, порою делившиеся последней салями и предоставлявшие ночлег незнакомым людям.

Маршал Родольфо Грациани своими действиями лишь пополнял их ряды, настоятельно требуя проведения призыва в свою армию, в результате чего не только солдаты, но и офицеры не разбегались лишь из-за постоянной угрозы расстрела. Секретарь партии Алессандро Паволини также способствовал росту числа партизан, загоняя людей во вновь создаваемые черные бригады, предназначенные для борьбы с повстанцами. На заводах и в крестьянских дворах из уст в уста передавался пароль: «Дорога в горы является дорогой к славе».