полечу…

– Гриша!

– Ну что – Гриша? Чего ты из меня идиота делаешь? Говори давай, в чем дело!

– Мне кажется, тебе лучше этого не знать…

– Говори, Алена.

Гриша с ходу плюхнулся в кресло напротив нее, уставился в лицо сердито и вопрошающе. Алена вздохнула прерывисто, махнула красивой рукой и прикрыла тут же ею глаза, будто плакать собралась. Помолчав еще немного, выдавила из себя с трудом:

– Она беременна, Гриш…

– С ума сошла? Как беременна? Откуда? От кого? – дернулся в своем кресле Гриша и тоже замолчал, с трудом переваривая услышанное.

– Да какая теперь разница от кого… – устало произнесла Алена. – Там, в Крыму, у мамы твоей любовь у нее случилась. Пресловутый курортный роман, будь он неладен…

– Боже… А ты куда смотрела?

– А я в это время вместе с тобой смотрела на багамские пальмы, не помнишь, что ли? Вот поганка, ведь как мы с собой ее звали… Нет, на своем настояла! Господи, если б знать… Я даже на эти темы с ней никогда и не говорила. Спросила как-то раз, а она меня отшила. Вроде как не надо ей пока такой информации. Вроде как всему свое время. Я и успокоилась. Она ведь себе на уме девчонка, без глупостей, я и подумала, что и впрямь не надо пока…

– Так. Так. И что? Что же теперь делать? – растерянно прошептал Гриша и сразу как-то обмяк в своем кресле, словно вышла из него и растворилась в воздухе вся отцовская праведная сердитость. И лицо волшебным образом из сильно мужественного и грозного перетекло в горестно-бабское, растерянное и больное почти. – Что делать-то, Алена? – снова прошептал он трагически. – Она что, с ребенком сюда приедет?

– Да я уже все придумала, Гриш. И мама со своей подругой там подсуетились… В общем, не будет никакого ребенка. Ее оформят как суррогатную мать, она родит и отдаст ребенка. Где-то в начале апреля все это произойдет. Вот потому я так срочно ее туда и отвезла, чтоб здесь никто не пронюхал… И школу уж пусть там заканчивает, чтоб вопросов здесь никаких не возникало. Тетя Катя ей поможет, я с ней говорила.

– А кто это – тетя Катя?

– Мамина подруга. Она директор их местной школы и разрешила Дашке с животом на уроки ходить. Так что аттестат она получит в любом случае.

– Ну да, ну да… Так… Так… О господи, как нелепо все… А Дашка как? Она-то тебя послушалась? Согласна с этими всеми планами?

– Да вначале вроде соглашалась, а потом, мама говорит, занервничала чего-то, забунтовала… Поэтому я и лечу туда так срочно, чтоб на месте обстановку выяснить.

– О боже… Бедная Дашка… Каково ей там одной, в чужом городе…

– Она там не одна, Гриша. Она там с мамой. И вообще, это ей хорошим уроком будет. А то заигралась, похоже, в беззаботную жизнь. Теперь наперед думать будет. Ничего-ничего, все на пользу! Вот пусть побарахтается теперь в жизни, посмотрит, какая она бывает…

– Тебе что, ее не жалко, Ален? Ты так говоришь, будто и не мать…

– Да я-то как раз мать! Мать, потому что она не испугалась мне во всем признаться вовремя! Ты представляешь, что бы было, если б ее живот в гимназии разглядели? Ужас! Катастрофа! Представляешь, какой бы тебе был сюрприз? Помнишь, как у Ивановского в прошлом году дочери школу пришлось бросить из-за беременности? Сколько разговоров тогда всяких было, пересудов… А фотографии эти в желтой прессе! Кошмар! Нет, Гриша, тебе сейчас такие радости совсем ни к чему, сам понимаешь.

– Понимаю. Понимаю, конечно. А только, Ален… Ты того… Ты с Дашкой не перегнула ли палку? Что-то тревожно мне за нее…

– Ничего, все обойдется. Все равно другого выхода нет. Вот поеду, вправлю ей мозги на место. Не понимает по-хорошему – будем разговаривать по-плохому. В конце концов, это для ее же блага…

– Ладно. Понял. Поезжай. И скажи там ей, что я ее тоже прошу… Поразумнее быть прошу. И еще скажи, что я ей потом, когда она домой после всего этого вернется, машину подарю. Иномарку. Красную…

Проснулась она уже довольно поздно, села в постели, огляделась. И удивилась будто – чего ж это она всем голову морочит столько времени? Она ведь давно, давно уже приняла для себя решение. Оно давно сидит у нее внутри, отдыхает себе спокойно, ножки свесив, а она тут мечется… Конечно, никому она не отдаст своего ребенка. Ну подумаешь, не нарисуется в ее жизни так быстро, как хотелось, красивое будущее с журналистикой, с красной машиной, с утренней чашкой кофе после бессонно-творческой ночи… А куда спешить-то? Она терпеливая, и целеполагание у нее, говорят, высокое. Она и с ребенком всего этого добьется. Не сразу, конечно… А вот если отдаст, то не только жизни в журналистике, а жизни как таковой у нее не будет. Ясно же как божий день! И голова в это утро такая ясная и сметливая, и понимает эта голова, что бежать надо быстрей отсюда…

Бежать, бежать! Бежать, пока не ворвались сюда претендующие на ее ребенка люди со своими юристами и договорами, пока мама из аэропорта не приехала, пока Екатерина Тимофеевна с жалобами своими на ее хамство не примчалась да на совесть давить не начала… Вскочив с постели одним прыжком, Даша заметалась по комнате, впихивая в сумку все, что попадалось под руку. Взглянув на себя мимоходом в зеркало, решила, что и умыться бы не помешало, и рванула бегом в ванную, но была остановлена телефонным звонком. Осторожно подняв трубку, поднесла ее к уху и по-шпионски прислушалась не отвечая.

– Дашенька, это я… – прошуршал на том конце провода бабушкин старательно-ласковый голос. – Ты уже встала, Дашенька? Хорошо. Надо умыться, привести себя в порядок… Сейчас мама приедет…

Не дослушав, она осторожно положила трубку на рычаг и продолжила свой путь – сначала в ванную умыться, потом захватить сумку, потом в прихожую – быстро одеться и бежать, бежать… Проходя уже с сумкой мимо телефона, она снова вздрогнула от звонка, снова осторожно подняла трубку, прислушалась.

– Алё… Ой, ничего не слышно… Алё… – послышался в трубке слабый, будто из далекого далека голосок вчерашней улыбающейся всем одинаково Маргариты и смолк растерянно.

Распрямившись во весь рост, держа трубку, Даша набрала побольше в грудь воздуху и протараторила решительно:

– Здравствуйте, Маргарита! Хорошо, что позвонили. Я вот что вам хочу сказать – не приезжайте сегодня!

– Почему, Дашенька? – испуганно проблеяла женщина в трубку. – Почему?

– А я передумала быть для вас фиктивной суррогатной матерью. Не хочу.

– Почему?

– Да нипочему! Долго объяснять. Не хочу, и все.

– Вас Рома сильно обидел, да, Дашенька? Ой, да не обижайтесь, он со всеми такой… Хотите, я ему позвоню сейчас и он прощения попросит?

– Нет. Не надо мне его прощения. Вы лучше скажите ему, чтоб сегодня сюда не ездил. Не буду я ничего подписывать. Вы простите, Маргарита, я тороплюсь, мне идти надо…

– Погодите! Погодите, Дашенька! – взмолилась вдруг на том конце провода женщина. – Погодите… Послушайте меня… Вы молодая, вы не понимаете… Дашенька, спасите меня, пожалуйста! Умоляю вас! Не поступайте так со мной, пожалуйста…

– От чего я вас должна спасти? – озадаченно переспросила Даша, присаживаясь в кресло и ставя между ног сумку.

– Ну… Понимаете… Если у нас не будет ребенка, Рома просто-напросто бросит меня, и все! Я знаю, у него есть другая женщина! Даша, мне очень, очень нужен этот ребенок!

– Хм… Так он вас и с ребенком может бросить…

– Нет-нет! С ребенком он не посмеет! Да и папа мой не даст… Вы знаете, Рома работает на фирме моего папы и должен со временем оформить на себя правопреемство. И папа хочет, чтоб у нас была полная