рублей! Представляешь? А удовольствия сколько! Видно, вы с этой англичанкой одной крови, раз так классно тебе ее платье подошло!
— Наверное… Слушай, а можно, я прямо сейчас в этом пойду? Мне уже джинсы и надевать не хочется… — вертясь перед зеркалом, не могла оторваться от собственного нового образа Ксюша.
— А почему нет? Иди, конечно! Только бумажки с ценниками оторви, их надо продавцу отдать… И вот еще что… Тебя как зовут, кстати?
— Ксюша… Ой, нет… Ксения! – тут же поправилась она. Не хотелось ей почему–то в этом платье быть Ксюшей Белкиной, именно Ксенией захотелось…
— Ты вот что, Ксения… Ты еще в парикмахерскую зайди — прическу смени… И маникюр сделай. Тут недалеко есть дешевый салон, там девчонки начинающие работают, дорого не берут… Да я провожу тебя, мне по пути!
— Ну что, подобрали себе платье? – с улыбкой разглядывая Ксюшу, встретила их у кассы молоденькая продавщица. – Подошло? Что, так и пойдете?
— Да!
— И правильно… Приходите к нам еще! Скоро новое поступление будет – летнюю одежду привезут! Маечки, топики всякие… Придете?
— Да! Непременно приду! – заверила ее Ксюша. – Я теперь тоже постоянной клиенткой буду, наверное…
Они распрощались с Леной у парикмахерской, обменявшись домашними телефонами, и, поболтав еще минут двадцать о том о сем, разошлись по своим делам, довольные друг другом и своей неожиданной встречей – вот так и возникает обыкновенное женское приятельство, а может, и дружба даже – чем черт не шутит…
— Что будем делать? Стрижку? Покраску? – ласково спросила у Ксюши юная парикмахерша, высвобождая ее волосы от стягивающей их на затылке мохнатой черной резинки.
— Ой, а я и не знаю… — растерялась Ксюша, глядя в зеркало на распущенные по плечам русые пряди. – Давайте на ваше усмотрение…
— Вы, видимо, давно уже в парикмахерской не были? – осторожно спросила девушка, рассматривая внимательно кончики ее волос. – Давайте я вам концы выровняю, вырежу прямую челку погуще — вам пойдет… И еще – давайте–ка вас покрасим, а то цвет волос блеклый, не серый и не русый – никакой…
« А какой еще цвет волос должен быть у Ксюши Белкиной, по–твоему? Такой и должен быть…», — подумала про себя Ксюша, произнеся вслух:
— А давайте! Давайте и покрасим, и выровняем, и вырежем…
Через час, стоя перед большим зеркалом в холле парикмахерской, она последний раз встряхнула подстриженными до плеч в ровную линеечку темно–русыми блестящими волосами, улыбнулась сама себе уважительно: «Здравствуй, Ксения Белкина…Вот ты какая, оказывается, Ксения Белкина…», — и вышла на улицу, чуть не забыв забрать пакет со старыми джинсами и тряпочными китайскими теннисками, которые носила и носила себе три лета подряд, не снимая… И хвостик свой носила, и голову на плечах носила, опустив ее низко в землю! А если и поднимала глаза, так для того только, чтобы взглянуть заискивающе – не ругайтесь на меня, я же Ксюша Белкина, я хуже вас всех, я сделаю все, как вы хотите…
Ах, как замечательно идти, не спеша, по улице, зная, что ты красивая, что ты такая, как все! И нисколько не хуже! «Люди! Посмотрите на меня – я такая же, как вы! Видите? — мысленно обращалась она к каждому проходящему мимо. – Ну что ж вы не смотрите на меня, не замечаете? Я – как вы, я своя, я такая же…»
Даже домой идти не хотелось! Домой, где так хорошо и спокойно, где нет мамы и соседей, а есть красивая ванная комната и большой телевизор, и можно сесть в мягкое кресло с томиком любимого Пушкина – и читать, читать…. Не хотелось домой – красоту свою прятать! Она посидит вот тут, около подъезда, на скамеечке — еще немного…
Дверь подъезда неожиданно с грохотом распахнулась, выпустив на улицу Сашу Потемкина – того самого, «вдалбливающего» алгебру в неприспособленную к наукам Олькину голову – расстроенного и чуть не плачущего.
— Саш! Саша! – окликнула парня сидящая на скамейке Ксюша. – Подожди, не убегай…
— А… Здравствуйте! – резко остановился Саша, глядя ей в лицо отчаянно–грустными глазами и силой пытаясь изобразить приветливую улыбку.
— Саш, что–то случилось? Ты сам не свой…
— Нет… — сильно помотал головой Саша, присаживаясь рядом на скамейку и пытаясь вытянуть дрожащей рукой из кармана узких джинсов пачку сигарет.
— Да я же вижу… Что такое? С Олькой что?
— Ну да, с Олькой… — усмехнулся он зло. – С ней–то как раз все в прядке! По крайне мере, она так думает, что в порядке…
— А на самом деле что?
— А то! Вы хоть знаете, что у нее папик появился?
— Кто?! – ошарашенно уставилась на него Ксюша. – Какой такой папик? Что ты говоришь, Саша…
— Ну, это сейчас так называют богатых мужиков в возрасте, которые молодых девчонок клеят!
— Ты хочешь сказать…
— Да! — громко заговорил Саша. – Я хочу сказать! У Ольки – папик! Старый и страшный козел! И женатый! С толстым кошельком и классной тачкой! Лицо кавзазской национальности…
— Не может быть… — округлила в ужасе глаза Ксюша. – Что ты, Саша, этого не может быть…
— Ну да! – едко усмехнулся парень, выпуская в сторону сигаретный дым. – Я же видел, как она в его машину около школы садилась! Да она и сама мне сейчас сказала… А я, дурак, думал…
Он замолчал, глядя безумными глазами куда–то прямо пред собой и безвольно свесив со скамейки руку с дымящееся сигаретой, потом тихо произнес:
— Все, все только о деньгах да о шмотках думают… Никому любовь не нужна! Твари продажные…
— Саш, не надо так про Ольку…
— Ладно, извините, пойду я! – как будто очнувшись и с удивлением взглянув на Ксюшу, быстро подскочил он со скамейки. – Извините…
«Вот оно! — с ужасом начала осознавать происходящее Ксюша, глядя в спину быстро удаляющегося парня. – Вот оно! То, чего я так боялась! Развлекаюсь с платьями да прическами, а у дочери проблемы… И что теперь делать?» Стало вдруг очень страшно и стыдно, и голова сама по себе втянулась в плечи, и земля ушла из–под ног, и даже перехватило сильным спазмом горло, как будто она и в самом деле сейчас провалится вниз, и будет лететь долго и страшно, и неизвестно куда… Вообразила себе, видишь ли, что она больше не Ксюша Белкина! Что она теперь Самостоятельная Ксения! Вот и получай… А как раньше все было просто и понятно! Мама на Ольку орет, а она сидит себе в своем закутке за шкафом и переживает себе, и дочку свою жалеет… А теперь что делать? Тоже орать на нее, что ли? Так она и не умеет вовсе… И посоветоваться ей не с кем! Не Нине же срочно звонить… Да и что она может ей насоветовать? У нее и детей–то своих нет… Вот и давай теперь, Ксюша Белкина, решай проблему… А как? Что Ольке говорить–то надо? Что не надо встречаться с богатым и женатым? Что надо любить холостого и бедного? Чушь какая… Она и сама не знает, какого надо любить! У нее по этой части опыта – только Денис Караваев со скамейкой в парке да охранник Серега со стулом в каморке… А в перерыве – изнурительный бег с работы домой, из дома на работу… И все! Не стихи же Пушкина Ольке в назидание читать! Она ее пошлет с этими стихами куда подальше, чего доброго…
— Ты почему такая вся вымороченная сидишь, добрая самаритянка Ксения? – услышала она над головой знакомый голос и вздрогнула от неожиданности.
— Ой, здравствуй, Антон… Напугал меня! Задумалась…
— А о чем так грустно задумалась? Проблемы какие? Вид такой, будто тебя побили…И в глазах паника! Может, помощь нужна? Ты говори, если что… Тем более, я Лизавете обещал за тобой присматривать…
— А ты знаешь, Антон, наверное, нужна твоя помощь! Не помощь даже, а совет… Я с Олькой не знаю, что делать…
— Понятно! Можешь не продолжать! Совет так совет – нет проблем! Надаем тебе советов всяческих… Только попозже, ладно? Тороплюсь я сейчас – ждут меня… Приходи ко мне часиков в девять, лады?
