– О, подслушивает! – Обрадовался президент России, увидев, что я стою несколькими метрами ниже.

Я сказал, что нет, сейчас подсматриваю, и покачал головой, что, по моей мысли, должно было обозначать: «Ну что здесь у вас можно услышать интересного?»

Господин Путин правильно истолковал этот жест:

– А следующий ГУАМ на Соловках только что предложено провести!

Разве это не интересно, давал, кажется, понять господин Путин.

Он радостно засмеялся. Эта идея ему искренне нравилась. Ильхам Алиев и Владимир Воронин, чьи страны являются активными членами организации ГУАМ (в нее входят Грузия, Украина, Азербайджан, Молдавия, которые, собираясь вместе, пару дней чувствуют себя оппозицией СНГ), осторожно улыбались, показывая, что шутка им тоже нравится, но что это все-таки такая шутка. Я подумал, что на самом деле некоторые из сидящих за столом не только входят в ГУАМ, но, кажется, и выходят из него.

– Вот думаем Виктору Андреевичу (президент Украины Виктор Ющенко. – А. К.) позвонить, посоветоваться, – продолжал Владимир Путин.

– Там ведь ипподрома нет, – сказал я.

– А он там и не нужен, – опять развеселился господин Путин. – Там другие развлечения.

– На кого надо ставить? – спросил я господина Путина, подойдя к нему и президенту Азербайджана.

Президент России поделился сокровенным знанием о том, что в третьем забеге все шансы, по мнению знающих людей, у Актрисы, и даже не может быть двух мнений.

– А в президентском? – спросил я.

– На первый номер надо ставить, – уверенно произнес Ильхам Алиев.

Я быстро посмотрел программку. Под первым номером должен был идти рыжий азербайджанский жеребец Авсарбей, арендованный в Турции.

– Понятно, – сказал я.

– В прошлый раз нас чуть не засудили, – с обидой произнес Ильхам Алиев. – Не хотели давать первого места. Пришлось Владимиру Владимировичу вмешаться.

И он с особой теплотой посмотрел на господина Путина.

Я хорошо помнил этот случай. Я сам поставил на азербайджанского жеребца и страшно расстроился, что он пришел вторым, хотя долго вел забег. И я помнил, как потом выяснилось, что фотофиниш неожиданно выявил двух победителей.

– Ну, вот тут есть мнение, что Ментик может выиграть, – задумчиво произнес господин Путин. – То есть даже не Мент… А если бы Мент был, вообще бы ни у кого, значит, шансов не было.

– Мент – это выросший Ментик, – высказал свое мнение президент Азербайджана.

На дорожках готовились к третьему забегу. Перед ним на лошадях с трюками выступали казаки.

– А как, кстати, – резко повернулся Владимир Путин, – правильно: казаки или казааки?

– А вы сами-то как думаете? – на всякий случай переспросил я.

– А я знаю: казаки, – пожал плечами президент России, – с ударением на последнем слоге.

То есть он хотел выяснить, только ли он это знает.

Позже я обратил внимание на то, что президент Азербайджана совершенно не общается с президентом Армении, и подумал, как каждый из них делает вид, что за этим столом сидят не пять человек, а четыре. И только я это решил, как Ильхам Алиев и Роберт Кочарян, улыбаясь и даже смеясь, начали интенсивный обмен какими-то любезностями.

Тем временем Актриса бездарно сыграла в третьем забеге. Я, как и многие люди на ипподроме, проиграл вместе с Актрисой. Она какое-то время шла первой, а потом, было такое впечатление, отвлеклась на что-то постороннее. По моим подсчетам, на угольного цвета собачку, шнырявшую под конкурными препятствиями.

Господин Путин выглядел виноватым больше жокея Актрисы.

Через несколько минут он сам уже активно общался с жокеем, который чертил в воздухе руками какие- то фигуры высшего пилотажа. За этим занятием господин Путин пропустил четвертый забег.

Поразительно, что президент России при этом совершенно, казалось, не замечал президента Венесуэлы. Он не обращал на него никакого внимания. Казалось, он вообще не в курсе, что тот здесь. Через полчаса я уже думал, что эта мысль не претендует даже на художественное преувеличение.

Вместе с тем президент Венесуэлы несколько раз вставал со своего места, переминался с ноги на ногу, но как-то не решался подойти к столу с президентами СНГ. И что-то эта история не вязалась с образом пламенного революционера, который обязан был бы давно обратить на себя внимание – хотя бы криком «Ола!». А мог бы, если такой уж пламенный, и скатерть поджечь.

Между тем я видел около Уго Чавеса только губернатора Ставропольского края Александра Черногорова. Президент Венесуэлы обрушил на него всю свою энергию. Губернатор только изредка поднимал руки, словно защищаясь от бури и натиска латиноамериканца.

– О чем вы с ним говорили? – спросил я потом господина Черногорова.

– Да приглашал меня к себе. – сказал тот. – Хочет, чтобы Ставрополь был побратимом какого-то венесуэльского города. Пшеницы нашей на самом деле хочет купить.

– Зачем ему? – удивился я. – Своей не хватает?

– Такой пшеницы у него нет, – обиженно сказал губернатор. – Такой ни у кого нет.

– Какой такой? – удивился я.

– С повышенным содержанием клейковины, – с нежностью произнес губернатор.

– В Венесуэлу-то когда поедете?

– Да нет, не поеду, – махнул он рукой. – Некогда мне. Да и президент Швейцарии на днях пригласил, я уж согласился, а еще там из одной королевской фамилии люди звали… А я больше одного-двух официальных визитов в год вообще не люблю делать.

– Так Уго Чавесу и сказали?

– Так и сказал, – с вызовом ответил господин Черногоров.

– Он же, наверное, обиделся.

– По-моему, немножко да. Но вообще-то это не в его интересах.

– Что, слишком в ставропольской клейковине нуждается? – уточнил я.

– Да не без этого, – подтвердил губернатор.

Все эти истории как-то слишком начинали походить на какой-то контрреволюционный заговор против президента Венесуэлы.

Лошади готовились к пятому забегу. Я подошел к президенту Татарстана Минтимеру Шаймиеву и спросил его как профессионала, кто тут все-таки выиграет через пять минут.

В этом забеге бежал и жеребец Рэди Сэт Суинг из Татарстана, и я был уверен, что господин Шаймиев начнет сейчас боготворить его.

– Я посмотрел предварительные результаты, – неторопливо сказал президент Татарстана, – есть, честно говоря, и порезвее жеребцы, но покрытие тут, на ипподроме, очень плохое, так что все зависит от того, как они тут тренировались. Кто больше тренировался, у того побольше шансов, кто меньше – у того поменьше…

– То есть у азербайджанского жеребца – минимум?

– Ну почему? – сказал господин Шаймиев. – Наоборот, есть шанс…

– Так он же не тренировался.

– Значит, он посвежее, – одними глазами улыбнулся президент Татарстана.

Не знаю, почему я поставил в этом забеге на второй номер. Под ним должен был бежать армянский жеребец, но в последний момент его заменили самой темной лошадкой, тверского конезавода, которая никогда ничего серьезного не выигрывала и ни с кем из жеребцов этого забега не встречалась. Наверное, поэтому я и поставил на него свои три тысячи рублей.

Зато я хорошо знаю, почему я поставил еще три тысячи на Ментика.

Тверской жеребец победил. Это была прекрасная уверенная победа. Владелец жеребца сидел, оказывается, недалеко от президента России и, когда второй номер пришел первым, вскочил с места и буквально заржал от восторга. Его нельзя и, главное, не нужно было успокаивать. Но были все-таки попытки.