Действительно, нельзя было установить дату начала военных действий, пока не было обеспечено превосходство в воздухе. Между армией и флотом возникли споры о преимуществах и недостатках проведения высадки на широком или узком фронте. Это опять привело к потере времени, и с 15 августа операцию перенесли на 15 сентября. Победила точка зрения армии о необходимости высадки на широком фронте, но оставалась опасность, что флот в самый последний момент может изменить свое решение. И на случай вторжения на узком фронте был избран район Брайтона. Тем временем усилились воздушные налеты на южное побережье Англии. 3 сентября Кейтель издал совершенно секретную директиву, в которой день 20 сентября намечался как наиболее ранний день отплытия флота. А четырьмя днями позже английский генерал Пагет сообщил вооруженным силам метрополии кодовое слово «Кромвель», означавшее, что вторжение в Англию неизбежно.

Налеты немецкой авиации усиливались, но вместе с тем увеличивались и ее потери, а военно- воздушные силы Англии быстро росли.

Сообщения Канариса верховному командованию часто носили оттенок неправдоподобности. В них преувеличивались силы английской обороны, оценивавшиеся в 39 дивизий, хотя к этому времени могли быть полностью готовы к боевым действиям только 20. В действительности же к сентябрю оборонять район вторжения могли не более 16 дивизий.

Немецкому военно-морскому флоту абвер направил довольно странный доклад об обороне Англии:

Если бы адмирал обратил внимание на это донесение, он, вероятно, заметил бы нечто странное. Оно походило на вымысел. Жители Танбриджа и Св. Леонарда вряд ли узнали бы свои города по этому сообщению.

Но что из того, если это сообщение было странным? Оно как раз в данный момент устраивало фюрера. Немецкая авиация терпела крах, выполняя свою задачу. Гитлер с подозрением относился к своим границам в Польше и часто бросал весьма многозначительные взгляды на юг — на Пиренеи, пытаясь угадать, где ему легче добиться победы.

Несмотря на то что при помощи одного шифровальщика из американского посольства[54] в начале войны удалось получить копии некоторых посланий Черчилля Рузвельту, немецкая разведка в Англии была все же слабой. К концу войны абвер мог уже перехватывать и расшифровывать некоторые телеграммы между Лондоном и Вашингтоном и телефонные разговоры премьер-министра и президента. И все-таки позиции абвера в Англии были очень ненадежными.

«В Англии не было организаций немецкой разведки, — заявил мне Лахузен. — Мы действовали на Британских островах через Норвегию, Голландию и Португалию. Абвер не имел также твердых позиций и в Ирландии, связь с которой поддерживалась с помощью немецких подводных лодок».

Я говорил о деятельности Канариса в пользу Англии с капитаном Гербертом Вихманом, старшим офицером отделения абвера в Гамбурге, действовавшего против Англии и Америки. Он ясно дал понять, что не желает обсуждать подобные вопросы, которые могли бы скомпрометировать некоторых из его еще не выловленных агентов. А он многое знал о поездках Черчилля во время войны. К этому мы еще вернемся, когда будем говорить о попытках немцев убить Черчилля. Вихману было известно и о высадке союзников в Северной Африке и Нормандии, так как у него работал шпион, подобный «Цицерону»[55], который служил в английском посольстве в Анкаре в 1939—1941 годах.

Конкуренты Канариса по разведке — Гейдрих, Гиммлер, Риббентроп и их помощники Шелленберг и Кальтенбруннер — стали говорить, что разведка Канариса не эффективна, и требовать усиления своих организаций. В Лондоне, где абвер подвергался тщательному изучению с профессиональной точки зрения, некоторые официальные лица также не считали адмирала достойным начальником разведки. Ведь он в июне 1940 года не сумел определить исключительную слабость Англии и позднее считал англичан сильнее, чем они были на самом деле.

Когда возникли подобные разговоры, английская разведка, надеясь использовать Канариса, предупреждала:

«Не делайте ничего, что могло бы повредить Канарису. Его провалы настолько серьезны, что оказывают нам помощь». В то время некоторые трезвые умы в Англии думали об установлении более тесного контакта с начальником немецкой разведки.

На белых скалах Дувра, в песках Эль-Аламейна и у берегов Волги воздвигнуты монументы, знаменующие три поворотных пункта в истории второй мировой войны[56] . В этих местах была остановлена, а затем повернута вспять гитлеровская лавина огня и стали. Наши правнуки могут спросить нас, как это случилось, что Гитлер остановился перед Пиренеями и Испания осталась нейтральной. Но ответить на этот вопрос нелегко.

Ни английские завсегдатаи пляжа в Сен-Жан-де-Люз, ни американцы в Биаррице, ни французы в Андае, где белый фасад испанского консульства с его претенциозными, почти всегда закрытыми воротами из кованого железа смотрит на катящиеся валы Атлантики, — никто из них сегодня даже не вспомнит день 23 октября 1940 года, дату так называемой «Андайской конференции». Именно в тот день глава немецкого государства совершил поездку по побережью для встречи с испанским диктатором у подножия Пиренеев.

Обычно художники и искусные ткачи стараются запечатлеть исторические события на картинах или гобеленах… Монархи на прекрасных конях, блеск их одежд, покрытых золотом и драгоценностями, лес копий сопровождающей свиты — все подчеркивает важность встречи. Но на заднем плане мы видим другую картину: распростершись ниц, лежат побежденные или же возвышается виселица, на которой качается тело