жемайтов, пруссов, половцев. Нам вместе надо оберегать наши земли от иноземцев, а не самим разорять их…

Предводитель дружины удивленно наблюдал за князем и, пораженный услышанным, утвердительно кивал головой. Он знал, что его хозяин — не воинственный муж, больше набегами и взиманием подати занимался он, Гаврила. Но чтобы такое! С миром, с помощью…

А как же он думает жить, управлять княжеством? И для чего тогда дружина?

— А ты что скажешь, Благовест?

Волхв Благовест, убеленный сединой крепкий старик, врачеватель, кудесник и предсказатель, тоже поднялся из-за стола, но не в поклоне, а глядя прямо в глаза князю, одобрительно сказал:

— Правда твоя, князь. Устали люди от сечей, от грабежей. Мира надобно просить, а не в набеги идти. Но коль нашел ты другой выход, выкладывай. Мы, твоя челядь, поддержим тебя, коли дело скажешь.

На лице князя Игоря Васильковича впервые заблуждала улыбка.

— Други мои! — начал князь. — Решил я идти на Дышюче море9. От варягов знаю, что есть в сиверских землях, еще не обетованных, много зверья и птицы, и пушнины много. А есть еще там светящиеся камни, украшения из которого золота дороже…

Совет, затаив дыхание, слушал князя.

— Не лучше ли нам, друга, — продолжал в волнении Игорь Василькович, — пойти походом в эти земли, добыть богатство без крови и братоубийственных набегов, затем поехать на торг в Киев или Византию. И откуп будет Великому князю, и мы в обиде не останемся. А по пути на мировые будем договариваться с княжествами соседскими.

Все сидели и молчали. Князь говорил так уверенно и убежденно, что Марфинька в душе загорелась его идеей, будто сказанное им — сущий пустяк, осталось его только осуществить.

— Сколько времени займет поход, князь? — задал вопрос Гаврила.

— Не более трех месяцев, — ответил Игорь Василькович. — Я все продумал. Через седмицу выступаем. Но об этом никто не должен знать. Даже дружина. Кто выдаст тайну, того ожидает моя кара. Остальное я все и всем объясню в пути.

Увидев пристальный взгляд князя на себе, Марфинька, не ожидая окончания совета, ушла в опочивальню. Прошло всего два месяца, как он привез ее из Туровского княжества в свой дом. Сыграли шумную свадьбу, устроили пир. Марфинька приехала с богатыми дарами и приданым. Ей не было еще шестнадцати. И она без ума была влюблена в своего повелителя, полюбила с первого взгляда. Серые, добрые глаза, могучая стать, нежная улыбка… Завидовали сестры, что такой красивый и спокойный муж достался ей. А она была безмерно счастлива. Казалось, что и Игорь Василькович гордился ею.

Только через несколько часов после совета муж явился к Марфиньке.

— Что долго так, князь? — она поднялась с кушетки, обитой синим атласом, и направилась навстречу ему.

— Дела, ладушка, — ответил он. — Ты же знаешь.

— Не все еще, мой господин.

— Я и сам всего еще не знаю, — вдруг сказал князь. — Нелегко и непросто я решился на это, но другого выхода пока не вижу. Но коли решился…

Игорь Василькович посмотрел на жену ласково, нежно обнял, пригорнул к себе.

— Присядем, — попросил. — Подумаем вместе. Марфинька послушно села на кушетку. Рядом сел

князь. Развязал узелок на груди, и плащ соскользнул со спины. Обнажилась молодая грудь, густо обросшая кудрявым светлым волосом.

— В далекий и опасный поход надумал я идти, княгиня. Ради нашего с тобой счастья, ради будущего нашего рода. Мучаюсь и не знаю, как поступить. Каким путем отправиться, какую верную дорогу избрать. Неспокойно теперь в землях соседних княжеств. Бунтуют смерды. На варяжском пути — грабежи. А откладывать поход — некогда…

Марфинька внимательно слушала князя, видела грусть и боль на его лице, слышала тугу в его голосе. Это решение князь, видимо, уже принял давно. И вправе ли она его отговаривать? Господину виднее, как строить свое счастье и судьбу, как обеспечить княжеский род благами на сегодня и на будущее. И все же она попыталась поглубже проникнуть в его замыслы.

— А надобно ли самому ехать, князь? — спросила тихо. — У тебя воеводы есть, бояре смышленые. Им и поручи это дело.

Князь Игорь чуть заметно улыбнулся, укоризненно покачал головой. В неполных тридцать лет седина посеребрила его виски и бороду, а глубокие залысины уже не могла прикрыть даже пышная шевелюра. Никогда он не торопился высказать свои мысли сразу, был скуп на длинные речи, старался говорить кратко и ясно. Он был не зол. Однако перечить ему или не подчиниться его приказу никто не смел.

— Надобно самому, княгиня, — сказал Игорь Василькович. — Не могу довериться никому. Душа моя не может быть спокойной. Князь Всеслав Брячиславич сейчас в Полотьске. Он бежал от Ярославичей. После княжения в Киеве бежал от верной гибели. Мне надобно, княгиня, узреть его. Киев своею силою, яко удав, захватил и неволит народы к угу10, забирает налоги с северян: эстов, карелов, белоозеров, мыслит проглотить землю ноугородецку…

Она не проронила ни слова. Лицо Марфиньки было спокойным, и, казалось, сказанное князем пролетало мимо нее, не оставив в душе никакого следа. Но она мучительно думала. На что рассчитывала, выходя замуж за осовецкого князя? На богатство, на ласки, на внимание? Да, он ласков, внимателен, не беден. Его не интересуют невольницы. Но чего она не увидела в нем раньше? Этих слов, речей, раздумий. И от одной мысли ужаснулась: князь принадлежит не только ей одной. Он думает о чем-то большем, великом и таинственном, непонятном ей…

— Тебе очень нужно богатство? — осторожно спросила она.

— Нужно, — не скрывая своих желаний, признался князь. — Мне нужно богатство свободы и независимости. Я построю красный княжеский двор, я возведу собор и назову его твоим именем, я заложу град каменный с вежами и бойницами. Неприступный врагам. А для этого нужны мир с соседями и… золото.

— Разве тебе худо в нашем деревянном доме и деревянной божнице? — как последнюю надежду, чтобы отговорить мужа от опасного похода, спросила Марфинька. — Разве тебе худо со мной? Придет время — сыновья появятся. Будем их растить и воспитывать.

Игорь Василькович встал, прошелся, потянулся, и сквозь тонкую льняную рубашку она увидела, как волнами по телу пробежали у него бугры мышц.

— Для них и стараюсь, княгиня. Княжеский род должен быть вечным.

Марфинька поняла: все решено. Перечить ему нельзя.

Отговаривать — тоже. Не принято в их роде. Слово мужа — закон. Она поднялась с кушетки, приблизилась к князю и тихо настойчиво сказала:

— Может, вече надобно созвать, княже?

— Зачем? — удивился он. — Не войну затеваю.

— Тогда Я пойду с тобой!

— В такой поход? Ты? — князь будто вздрогнул.

— Я.

— Женщины в походах приносят несчастье, — князь начинал нервничать.

— Я буду рядом с тобой, — стала просить. — Переоденусь в форму дружинника. На коне — я не хуже любого мужа. Я вытерплю, я вынесу все, только возьми, князь. Иссохну я здесь без тебя. Дай и мне каплю свободы!

Князь пристально смотрел в ее глаза, будто хотел узреть, что творится в душе княгини. Он на какую-то минуту растерялся. Смятение, нерешительность овладели им. Он, показалось ей, хотел что-то сказать. Но затем резко встал, повернулся и вышел из опочивальни.

За столом в светлице уже никого не было.