командир батареи капитан Попов, есаул Швецов, сотник Кичи- гин, тяжело ранен подполковник Циркулинский и 8 офицеров. Всадников убито 50, раненых 90. Потеряли 3 орудия (батарея капитана Попова). Много офицеров и всадников было обморожено.
Причин неудачной атаки было много. Главные из них:
1. Не было выработано плана атаки. Начальники узнавали задания в сфере огня.
2. Горсточка людей вела атаку на разных 2 пунктах, отстоящих друг от друга на 4–5 км. Связь между атакующими была плохая. Один другого никак не могли поддержать.
3. Плохо одеты и обуты, отсутствие правильного продовольствия и воды.
4. Главная же причина — малочисленность атакующих и то, что они уступали в технике обороняющимся.
Неуспех боя под Ургой нанес огромный нравственный ущерб Азиатской конной дивизии. Офицеры и всадники потеряли веру одолеть китайцев. Лютость генерала Унгерна после неудачного наступления на Ургу усугубляла подавленное настроение в дивизии.
Легально оставить ряды Азиатской конной дивизии не представлялось возможным. Бежать — риск быть догнанным и разрубленным. С Баруна попытался бежать офицерский взвод и почти все офицеры Анненковского полка в числе более 40 человек офицеров и всадников. В пути офицеры разделились на две группы, убив поручика Глумова. Вдогонку беглецам на свежих конях были посланы чахары. Нагнали обе партии офицеров и всех перерубили. Анненковский полк был расформирован и вместо него был сформирован 2–й Конный полк под командованием подъесаула Хоботова.
С Баруна бежал командир Японской конной роты капитан Судзуки. По слухам, он бежал в Ургу, но в Урге его следов не находили. Куда он исчез — неизвестно. Вероятнее всего, он уехал по южным путям на Калган. Бежал личный адъютант генерала Унгерна поручик Ружанский, предварительно получив по подложному документу 15000 зол. руб. Печальная участь супругов Ружанских рисуется так. Получив деньги, поручик Ружанский на плохом коне с тяжелыми переметными сумами поехал в госпиталь в Бревен — хийде, где у него оставалась жена. В погоню за Ружанским спустя сутки отправлена была полусотня на свежих конях, по кратчайшей дороге через горы, и она прибыла в Бревен — хийд раньше, чем подъехал Ружанский. Золото было отобрано, жена арестована, изнасилована и оба вместе изрублены.
Дивизия переживала кризис и экономический. Не хватало продовольствия, муки не было совершенно. Питались одним мясом в ограниченном количестве. Не было табаку, спичек и другого мелкого солдатского обихода.
Китайские купцы в Пекине и Калгане, не осведомленные о положении дел в Халхе, посылали караваны с товарами в Ургу. Подъесаул Хоботов, находясь в далекой разведке на юго — западе от лагеря на Баруне, захватил караван в 100 верблюдов и привел его в лагерь. Кладь каравана состояла, главным образом, из предметов продовольствия: рис, консервы, табак, вино, ханшин, магайло и прочее. Снедь и магайло подняли настроение чинов в Азиатской конной дивизии.
На Барун прибыла Тибетская сотня под командой хорунжего Тубанова в составе 80 сабель. Всадники были на хороших конях, прекрасно обмундированы и вооружены. Комендантский полуэскадрон штабс — капитана Забиякина был влит в 1- й Татарский полк.
Чахары Найден — гуна появились на службе у генерала Унгерна в середине ноября. Они пришли с Хары, где служили у китайцев в качестве охраны на хлебных заливных полях и, когда китайцы бежали с Хары в Маймачен, чахары остались не у дел и прибыли наниматься к Унгерну. Генерал Унгерн знал Найден — гуна еще по Даурии. Из Даурии чахары ушли на службу к генералу Левицкому и с ним вместе ходили на усмирение повстанцев. На Гусином озере в феврале 1920 г. чахары убили генерала Левицкого и русских инструкторов — офицеров, и ушли в Монголию. В конце концов, они опять пришли к Унгерну в числе 170 всадников — 2 сотни. Генерал Унгерн рассчитывался с чахарами золотом и ямбовым серебром.
Уход НА Керулен 19 декабря 1920 г. обозы Азиатской конной дивизии с Баруна ушли на Керулен. 29 декабря строевые части дивизии на Керулене стали лагерем вблизи местности Гун — Гулутай. Люди расположились частью в юртах, частью в наскоро вырытых землянках. Начали рубить лес и выстроили несколько примитивных деревянных зданий и бани. Как только люди мало — мальски устроились, был отдан по дивизии приказ о производстве ежедневно занятий.
За время стоянки на Керулене прибыло много разного люда: доктор Клинген- берг, подполковник Дубовик, статский советник Голубев с женой и много других. Все прибывающие получали назначения. О судьбе всех прибывших писать долго и нет смысла, но о судьбе перечисленных лиц нужно упомянуть, как характерных.
Доктор Клингенберг — хороший, опытный хирург — врач, и прибытие его в дивизию было большим благом. Он назначен был заведующим госпиталем и с присущей ему энергией и знанием, насколько позволяли медицинские средства и обстоятельства, наладил дело врачевания.
Подполковник Дубовик — кадровый офицер, окончивший ускоренный курс Академии Генерального штаба в Томске — ценный офицер. Прямого назначения по штабной службе не получил, а был причислен к штабу генерала Резухина. Только после взятия Урги он получил назначение заведовать оружием.
Статский советник Голубев — в прошлом крупный интендантский чиновник. Отличался говорливостью и любил давать советы. Ни того, ни другого генерал Унгерн не выносил. Статский советник был назначен всадником в одну из сотен 1–го Татарского полка, а его молодая, миловидная и легкомысленная жена — отправлена в обоз 2–го разряда. В обозе г — жа Голубева, конечно, стала объектом вожделения многих офицеров, но она предпочла характерного красавца прапорщика Чернова, и между ними скоро установились интимные отношения.
В дивизии ничего не было тайного, что бы не стало явным, и отношение г — жи Голубевой к Чернову было известно всем и, в первую очередь, Унгерну и Резухину.
Прапорщик Чернов был волевой, неглупый человек, но буйный во хмелю и жестокий. Под винными парами по собственному произволу, за малое упущение он расстрелял двух всадников. Из госпиталя и обоза, находящихся в его ведении, стали разбегаться люди, бросая повозки и имущество.
Генерал Унгерн за время зимней стоянки большей частью отсутствовал из лагеря, разъезжая по ставкам ближайших князей. На Керулене хозяйничал генерал Резухин. Он стал получать донесения из обоза о зверствах, чинимых прапорщиком Черновым. Резухин отдал приказание явиться Чернову в штаб дивизии и, когда тот явился, то Резухин изрек: “На лед эту сволочь!”
О проступках Чернова он донес Унгерну в ставку “Толстого вана”. Генерал Унгерн в ответ прислал прапорщика Бурдуковского с полномочиями: “Прапорщика Чернова пороть и сжечь на костре”.
Приказ выполняли: штаб — ротмистр Забиякин, хорунжий Мухаметжанов и прапорщик Бурдуковский.
Чернову было дано 200 ударов ташуром. Во время страшной экзекуции Чернов не впал в бессознательное состояние, не проронил ни одного звука и нашел силы подняться со скамейки. Губы свои искусал до крови. Среди лагеря рос огромный кедр. К этому дереву исполосованного Чернова привязали веревками на полторы сажени от земли, у подножия расположили огромный костер из дров и хвороста и подожгли его. Когда на Чернове загорелась одежда, близко к костру подошли Забиякин и Мухаметжанов. Чернов нашел в себе силы сгустком слюны — крови плюнуть в Мухаметжанова, а Забиякину сказал: “А за тобой, Забиякин, я приду с того света”. Без стонов и криков потерял сознание. Перегорели веревки, и обуглившийся труп упал в потухавший костер. Бурдуковский труп сволок в откос р. Керулен.
Прапорщик Чернов был верным и преданным слугой генерала Унгерна и жуткая участь его произвела на чинов дивизии сильное впечатление. Но этим не окончилось дело Чернова. По наущению ли отвергнутых претендентов, по собственному ли разумению, Унгерн потребовал г — жу Голубеву в штаб и, когда она явилась, был вызван из сотни статский советник Голубев, которому Унгерн в присутствии есаула Макеева сказал: “Ваша жена вела себя непристойно. Вы должны сами наказать ее. Дайте ей 50 ташуров, а ты, Макеев, наблюдай за экзекуцией. Если муж будет плохо бить жену — повесь их обоих. Идите…” Экзекуцию Голубев произвел над женой с полным усердием, чтобы не быть повешенным. Госпожа Голубева мужественно ее перенесла, сама поднялась и ушла в поле. Когда Макеев доложил Унгерну об исполнении его приказания, то последний сказал: “Хорошо… Пусть Голубева идет на лед и там посидит ночь…” Женщина как автомат пошла на лед р. Керулен. Уже поздней ночью Унгерн разрешил для Голубевой развести костер.
Наутро генерал Унгерн отдал приказ: “Голубеву отправить в госпиталь в распоряжение доктора