Ни из чего не следует, что это предсмертное распоряжение Ярослава — акт частного права — имело значение общегосударственной нормы. Даже собственные дети не исполнили его завещания. Мирное соправление Ярославичей продолжалось недолго. В 1073 г. между ними началась кровопролитная усобица, продолжавшаяся до 1078 г., после завершения которой князья стали предпринимать энергичные усилия к установлению большего порядка в междукняжеских отношениях. Однако известное постановление княжеского съезда, собравшегося в Любече в 1097 г., гласящее: «каждый да держит отчину свою» (т. е. не ищет других княжений кроме тех, которые занимали его непосредственные предки), еще долгое время оставалось благим пожеланием. Лишь постепенно происходит закрепление определенных земель за определенными княжескими линиями. Эта общая тенденция отчасти была связана с «оседанием на землю» дружины. Отчасти укрепление княжеской власти и более тесная связь князя с известной волостью возникали вследствие того, что в каждой волости со временем увеличивался удельный вес населения, находящегося под непосредственной княжеской юрисдикцией.
Помимо княжеских «мужей», дружины, под собственной юрисдикцией князя, вне власти земских городовых органов оказывались знаменитые смерды — одна из самых загадочных категорий населения древнерусской волости, о статусе которой на протяжении столетия шли в науке ожесточенные споры. Смерды выступают как один из разрядов неполноправного населения, что выражается в пониженном штрафе за убийство смерда и низкой цене его службы. В 1016 г. Ярослав, награждая участников похода, приведшего его на киевский стол, выдал «смердам по гривне, а новгородцам по 10 гривен всем». Однако характер неполноправности смерда из юридических памятников неясен. Многие историки трактуют смердов как категорию феодально-зависимого населения, однако смерды не находятся в частной зависимости, а являются княжескими людьми. В частности, выморочное имущество смерда отходит князю.
Ключ к пониманию положения смердов дает наблюдение, сделанное И.Я. Фрояновым: тогда как свободное население волости, «люди», платят полюдье — общегосударственный налог, смерды всегда в источниках оказываются плательщиками дани, которая имеет значение военной контрибуции или платы за несостоявшийся набег. Смерды наших древнейших памятников (с XIV столетия это просто бранное слово) — недавно покоренные и обложенные данью племена, как правило неславянские. Толковать несвободное состояние этих «внешних смердов» как феодальную зависимость не представляется возможным. Они жили традиционным бытом и внутри своих общин были свободны, но община «смердов» как целое облагалась данью. Помимо них существовали «внутренние смерды» — то есть представители тех же племен, переселенные вглубь земли-волости на положении государственных рабов. Князья изначально несли в волости обязанность «блюсти смердов», составлявших тем самым собственную социальную опору князя, со временем увеличивавшуюся.
С тремя политическими силами, которые так наглядно взаимодействуют в легенде о призвании Рюрика, связаны различные варианты исторического пути городов-государств Древней Руси. Постоянная борьба трех политических сил приводила в разных землях к различным результатам. В киевской и северо-западных волостях постепенно усиливаются демократические вечевые институты, в Юго-Западной Руси заметны олигархические тенденции, связанные с усилением положения боярства. Здесь бояре сожгли на костре любовницу князя Ярослава Осмомысла, когда он захотел передать престол сыну от нее, в обход сына от законной жены, а на княжеском столе некоторое время сидел боярин Владислав Кормиличич (единственный случай на Руси). На северо-востоке — во Владимиро-Суздальской области — обозначились монархические тенденции. Однако борьба эта была далека от завершения, и условия для становления монархии (и то, первоначально только во Владимиро-Суздальской Руси) сложились уже за пределами древнерусского периода отечественной истории.
Подробнее на эту тему:
Вернадский Г.В. Киевская Русь. М., 2001
Данилевский И.Н. Древняя Русь глазами современников и потомков (IX— XII вв.). М., 1999.
Пресняков А.Е. Княжое право в древней Руси: Очерки по истории X—XII столетий. М., 1993.
Сергеевич В.И. Русские юридические древности. СПб., 1902. Фроянов И.Я. Начала русской истории. М., 2001.
 |
24 июля 1252 года в канун памяти святых Бориса и Глеба под стенами Владимира явилась ордынская рать. Событие было чрезвычайное по многим причинам. Двенадцать лет на Руси не видали вооруженных монгол. К тому же на сей раз пришли они не сами собой, а были «наведены» одним из русских князей на другого. А что еще более существенно, приход войска царевича Неврюя по просьбе князя Александра Ярославича означал, что этот сильнейший из князей Северо-Восточной Руси сделал окончательный выбор в пользу союза с Ордой — выбор, в значительной степени определивший весь дальнейший ход отечественной истории, ибо с прихода «неврюевой рати» собственно и начинается установление на Руси ордынского ига.
Тринадцатое столетие — век глубокого перелома в истории Руси. Со времени выхода в свет «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина перелом этот связывают с установлением «монгольского ига». Это удивительное слово, в значении формы военно-политической зависимости со «страдательным» оттенком, впервые введенное в ученый обиход Карамзиным, пережило в школьных учебниках императорский и советский период и удерживается до сих пор.
«Иго» (латинское jugum от jungere — соединять) всего-то навсего — воловье ярмо, которое надевали на шею побежденному предводителю варваров во время триумфального входа военачальника-победителя в Рим. Выбирая именно это слово, Карамзин следовал библейской церковнославянской традиции, в которой оно употребляется в двух смыслах: как «ярмо, бремя, тяжесть» (в прямом и переносном смыслах) и как «владение, господство».
Обычно такие художественные образы в научном и школьном обиходе не приживаются, а «иго» живет уже второе столетие. Живучесть слова, по всей видимости, объясняется его замечательными «камуфляжными» свойствами, благодаря которым в массовом сознании россиян двухсотлетние отношения с Ордой представляются едва ли не непрерывным батыевым погромом. Если присмотреться внимательно, то окажется, что под «игом» понимается форма даннических отношений, при которых русские князья обязаны были периодически выплачивать ордынским ханам денежную дань и предоставлять войска для ордынских походов, а взамен получали ханский «ярлык» на княжение удостоверение, что предъявитель находится под защитой и покровительством хана. Отношения такого типа были широко распространены как в Западной Европе, так и на востоке и в своей наиболее известной форме называются вассальными отношениями. Ничего унизительного по средневековым понятиям даннические отношения не заключали. Для чего же понадобилось камуфлировать эти отношения туманным словом «иго»?
Ответ, по всей видимости, заключается в том, что «иго» позволяет избежать бестактного разговора об обстоятельствах и способах установления этой зависимости. «Иго» продолжает воспроизводиться в наших
