стра­не заметно ухудшилась, и это тоже необходимо включить в «цену» фор­сированной модернизации.

Но государственное вмешательство и усиление крепостничества — это еще не вся цена экономического скачка. Реформы «пересажива­ли» на российскую почву передовые формы производства; но, «попа­дая в нее, элементы нового экономического и общественного порядка прочно «схватывались» сложившейся крепостнической системой от­ношений и деформировались ею.

В русских городах появились купеческие гильдии и ремесленные цехи (1721), но они стали не самоуправляемыми корпорациями с га­рантированными правами, подобными западноевропейским, а груп­ пами «регулярных» налогоплательщиков, в которых наиболее состоя­тельные граждане обязаны были платить за неимущих. Государствен­ное «ускорение» развития промышленности ставило предпринимателя в зависимость от бюрократии. Ликвидация слоя «вольных» и «гуля­щих» людей и массовый сыск беглых лишали его возможности рассчи­тывать на рыночную конъюнктуру и вольный найм рабочей силы и заставляли добиваться казенных привилегий и заводить крепостных рабочих.

К казенным предприятиям «приписывались» целые крестьянские волости. На мануфактуры стали принудительно отправлять нищих, бродяг и преступников («виновных баб и девок»). Наконец, в 17 21 г. Петр I издал указ, разрешавший частным владельцам заводов «дерев­ни покупать невозбранно». Потенциальные капиталистические пред­приятия превращались в «крепостную мануфактуру», ее владелец ста­новился хозяином своих рабочих и мог обращаться с ними по своему усмотрению — например, «штрафовать цепью» за проступки, вклю­чая «сварливую жизнь в семействе».

Сами мануфактуристы стремились любой ценой стать дворянами, чтобы получить привилегии и гарантии собственности; так поступали Строгановы, Демидовы, Баташовы и многие другие. Петровские за­коны намеренно открывали городской верхушке путь в «шляхетство» в обмен на «тщательное радение» в местных органах управления. Да­же спустя много лет после Петра предприниматели оставались людь­ми «второго сорта» и жаловались: «А ныне, принеся казне большой до­ход, почтения и рангу себе больше не заслужат, как двух имян: пер­вое — мужик сорокоалтынный, второе — подлой человек».

Зависимость предпринимателей от казны (заказы, гарантирован­ный сбыт, монополии, даровой труд «приписных») не стимулировала технический прогресс и конкуренцию. Московские купцы критически отзывались о продукции отечественных шелковых мануфактур: «Против заморских работой не придут, а ценою продаются из фабрик выше заморских». В торгово-промышленную деятельность устреми­лись вельможи, вроде князя Меншикова — хозяина первых в России «доходных домов», винокуренных, кирпичного, хрустального заводов и совладельца шелковой мануфактуры. Такие «предприниматели», как и «одворянившиеся» заводчики-купцы, смотрели па свои пред­приятия лишь как на источник доходов и не заботились о совершен­ствовании производства.

Созданная в кратчайшие сроки мощная экономическая база поз­волила догнать и даже перегнать по ряду показателей страны Запад­ной Европы. Но оборотной стороной этого рывка был поворот про­мышленности на крепостнический путь развития, что привело к прогрессировавшему экономическому отставанию России с начала XIX в. Эта же причина предопределила экономическую и полити­ческую слабость российской буржуазии: до самого начала XX в. она так и не сложилась в особую социальную группу с осознанными ин­тересами.

«Регулярное государство»

В 1708—1718 гг. были намечены контуры нового государственного аппарата. Высшим органом управления стал Сенат (1711), которому подчинялись коллегии (начали работу в 1719— 1721 гг.). К этой ре­форме царь готовился заблаговременно. Начиная с 1712 г. чиновни­ки и дипломаты получали указания собирать и изучать «права других государств»: законодательство Австрии, Дании и даже основного про­ тивника — Швеции. Для работы в коллегиях пришлось привлекать иностранцев — чехов, англичан, мекленбургских, саксонских, эстляндских, лифляндских «немчин» и пленных шведов.

Петр верил, что «лучшее устроение через советы бывает», и пото­му требовал коллегиального обсуждения и решения дел. Новая систе­ма управления имела ряд преимуществ по сравнению с приказной: четкое разделение сфер компетенции, действие на всей территории страны, единообразие устройства. Впервые закон определял рабочее время чиновников, круг их обязанностей, зарплату и даже отпуска; вводились присяга чиновников, единые правила делопроизводства. Все это определялось подробными уставами и регламентами, многие из которых сочинил сам Петр.

В 1708 г. Россия была разделена на губернии, которые ъ свою очередь с 1719 —1720 гг. делились на провинции, ставшие основны­ми единицами территориального деления. Провинции состояли из округов-«дистриктов» во главе с земскими комиссарами, избираемыми местным дворянством. При провинциальном воеводе появились камерир (ответственный за сбор налогов), ланд бухгалтер, рентмейстер (казначей), лагщрихтер (судья), контора рекрутских дел, контора розыскных дел и другие учреждения и лица, подчиненные соответ­ствующим коллегиям; так Петр пытался создать местные органы центральных учреждений, т. е. ведомства. Он также впервые попро­бовал отделить суд от администрации и создал судебные органы, под­чинявшиеся только Юстиц-коллегии.

В систему новых учреждений при Петре была включена и цер­ковь, сохранявшая до этого некоторую автономию от государства. В 1721 г. патриаршество было упразднено; высшим церковным учреж­дением стал Святейший синод — «духовная коллегия» из епископов и других священнослужителей, где руководящая роль принадлежала сторонникам реформ Феофану Прокоповичу и Феодосию Яновскому и назначенному царем чиновнику — обер-прокурору. Как и прочие служащие, члены Синода получали жалованье и приносили присягу царю как главе церкви — «крайнему судии духовной сей коллегии».

Храмы и монастыри получили утвержденные штаты и должны были устраивать за свой счет богадельни для отставных солдат. Утве­ржденный Петром I основной закон по делам церкви — Духовный регламент — обязывал священников доносить об открытых на испове­ди политических преступлениях. Приходским священникам вменя­лось в обязанность во все недельные праздники после литургии зачи­тывать вслух воеводские «публикации». Кроме того, от них требова­ли «подтвердительные сказки» «под лишением священства и под политическою смертью» об отсутствии беглых в приходах. В случае появления беглых священник обязан был доносить властям.

Модернизация государственного аппарата привела к увеличению числа чиновников. В 1715 г. в центральном аппарате было 1396 подьячих, а в 1721 г. — уже 3101; на местах появились коменданты, вальдмейстеры, провиантмейстеры, комиссары. Новая система уч­реждений вызвала к жизни новый — бюрократический — принцип ра­боты этого механизма взамен старого, служебно-родового: любой чи­ новник, независимо от его происхождения и статуса, мог быть сменен или назначен на должность по усмотрению начальства.

Отныне продвижение по службе, включая получение дворянского звания, определялось личными заслугами, усердием и опытом. Новый порядок был закреплен Табелью о рангах (1722) — «лестницей» из 14 основных классов-чинов гражданской, военной, морской и придвор­ной службы. Табель о рангах облегчала карьеру неродовитым дворя­нам, а выходцам из «подлых сословий» давала возможность получить потомственное дворянство (в XVIII в. — с VIII класса). Этот закон просуществовал с некоторыми изменениями до 1917 г. и лег в основу традиций российской бюрократии.

Дополнительными «пряниками» для служащих стали представле­ние к орденам (до 1826 г. награждение любым орденом означало по­лучение потомственного дворянства) и пожалование титулами — ба­ронскими, графскими и даже княжескими, на которые отныне могли претендовать даже лица «никакой породы».

Многие из петровских коллегий сохранили функции бывших при­казов. Но в ходе реформ появились и совершенно новые учреждения. Для контроля над растущей администрацией в 1711 г. возник институт фискалов: 500 чиновников (по два в каждом провинциальном го­роде) обязаны были «над всеми делами тайно надсматривать и прове­дывать» и доносить в центр обер-фискалу о замеченных должностных преступлениях. Деятельность церковных властей контролировали ду­ховные фискалы-«инквизиторы».

В 1722 г. тайный надзор был дополнен явным — прокуратурой. Первым генерал-прокурором Сената стал П.И. Ягужинский — «наше око и стряпчий о делах государевых», как называл его Петр. Ему под­чинялись прокуроры коллегий и надворных судов в провинции; они имели право вмешиваться в деятельность всех учреждений и требо­вать пересмотра дел в соответствии с законом. Прокуроры контроли­ровали деятельность фискалов — но и фискалы могли доносить на прокуроров.

Другим рычагом проведения реформ стали органы политического сыска — Преображенский приказ в Москве и Тайная канцелярия в Петербурге. При Петре они «первые выделились в самостоятельное