отношения с Речью Посполитой. Льготы получили лишь крестьяне Комарицкой волости и путивльские горожа­не, первыми признавшие царя. Землевладельцы получили разрешение возвращать крестьян и холопов, бежавших после 1600 г. Московские бояре, прекрасно знавшие, что царь — самозванец, стали просить у польского короля Сигизмунда III его сына на московский престол.

Лжедмитрий пытался уйти от этих осложнений: готовился к боль­шому походу на Крым и получил поддержку служилых людей южных уездов. Он был храбр, молод, энергичен — но явно не «вписывался» в образ «природного» царя, постоянно задевал национальные и религи­озные чувства подданных: окружал себя иноземцами, не спал после обеда, не ходил в баню, собрался венчаться с «гордою полячкой» Ма­риной Мнишек накануне постной пятницы. Есть сведения о готовив­шейся им секуляризации церковных земель. Поползли толки, что и этот царь «неистинный». В таких обстоятельствах боярам во главе с Василием Шуйским легко удалось организовать заговор и возмутить толпу: во время начавшегося в мае 1606 г. в Москве восстания царь был убит.

Новым царем «выкрикнули» главу заговора князя Василия Ивано­вича Шуйского. Князь Василий был избран на царство не в послед­нюю очередь потому, что имел к этому времени репутацию страдаль­ца за правду. Он едва ли не единственный подвергся репрессиям в короткое правление самозванца по «политическим» мотивам. Ведь в 1591 г. он в качестве главы следственной комиссии утвердил заклю­чение о гибели царевича Дмитрия в Угличе в результате несчастного случая. После воцарения самозванца ему пришлось опровергнуть свое давнишнее заявление. Но как-то на пиру боярин в ближнем кру­гу проговорился, что настоящий царевич и впрямь в Угличе «помре». О его «непригожих речах» донесли Лжедмитрию (по слухам, доносчи­ком выступил знаменитый архитектор Федор Конь), и Шуйский уго­дил в опалу, хотя и ненадолго.

Вступая на престол, ондал «крестоцеловальную запись»—первое в нашей истории юридическое обязательство государя перед поддан­ными.

«.. .Иповолил есмияз, царь и великий князь Василий Ивано­вич всеа Русии, целовати крест на том, что мне, великому государю, всякого человека, не осудя истинным судом з бояры своими, смерти не предати, и вотчин, и дворов, и живо­тов у братии их, и у жен и у детей не отымати, будет ко­торые с ними в мысли не были, также и у гостей, и у торго­вых, и у черных людей, хотя которой по суду и по сыску дойдет и до смертные вины, и после их у жен и у детей дво­ров, и лавок, и животов не отымати, будут они с ми в той вине неповинны; да и доводов ложных мне, великому госуда­рю, не слушати, а сыскивати всякими сыски накрепко и ставити с очей на очи, чтоб в том православное християнство без вины не гибли... На том на всем, что в сей записи написано, яз царь и великий князь Василий Иванович всеа Ру­сии, целую крест всем православным християнам, что мне, их жалуя, судити истинным праведным судом, и без вины ни на кого опалы своея не класти, и недругам никому в неправде не подавати, и от всякого насилъства оберегати» (Собрание государственных грамот и договоров. Т. II. № 141. С. 299-300).

Но попытка «общественного договора» успеха не имела. Шуйский был царем именно «выкрикнут», то есть избран наскоро созванным «собором» только из московских людей, без призыва депутатов из про­ винции. Десятки городов и уездов не признали «боярского царя»: для них «истинным» государем оставался Дмитрий. Шуйский оказался на редкость неавторитетным (как сказали бы сейчас, «не харизматичным») правителем. Он был искушен в придворных интригах, но ока­зался бездарным полководцем и вероломным политиком; его вместе с братом обвиняли в отравлении племянника, молодого и талантливого воеводы Михаила Скопина-Шуйского.

Наступил новый этап Смуты — гражданская война. Еще недавно в учебниках события этих лет называли первой крестьянской войной в России. Закрепостительная политика в условиях голода на самом деле вызвала волну сопротивления, хотя повстанцы вроде бы не стремились к новому общественному устройству и, по свидетельству патриарха Гермогена, призывали жителей осажденной Москвы: «Велят боярским холопам побивать своих бояр и жен их, и вотчины и поместья им су­лят. Шпыням и безымянникам ворам велят гостей и всех торговых лю­дей побивати и животы их грабите и призывают их, воров, к себе, хо­тят им давати боярство, воеводство, окольничество и дьячество». По­явились «воровские помещики», получившие свои владения от предводителей восставших. Против Шуйского поднялись не только хо­лопы и крестьяне. Тяготы службы и разорение поместий заставляли провинциальных служилых людей выступать против столичных «богатин» и «боярского царя». Под водительством бывшего «боевого» холо­па, а теперь воеводы «царя Дмитрия» Ивана Болотникова сражались его прежний господин князь Андрей Телятевский, воевода князь Гри­горий Шаховской; вместе с атаманом Илейкой выступили дворянин Прокопий Ляпунов и стрелецкий сотник Истома Пашков.

Борьба с мятежниками несколько месяцев шла с переменным ус­пехом. Армия Шуйского окружила войско Болотникова в Туле; после тяжелой осады царь заключил договор с восставшими: большую часть отпустил, но жестоко расправился с предводителями. Однако торже­ствовать победу Шуйскому пришлось недолго: летом 1607 г. объявил­ся Лжедмитрий II — личность до сих пор загадочная. Достоверных сведений о его судьбе практически нет; современники поговаривали, что был он школьный учитель и будто бы из крещеных евреев, но эти «известия» вполне могли быть и пропагандой его противников.

Новый царь половины европейской России был извлечен нуждав­шимися в предводителе повстанцами из долговой тюрьмы города Пропойска, поскольку имел точно такую же бородавку на носу, как и пер­вый самозванец. В его лагере собралось разношерстное воинство: изгнанные из Польши мятежники с гетманом Романом Ружинским и Яном Сапегой, признавшая «воскресшего» мужа Марина Мнишек, болотниковские атаманы Юрий Беззубцев и Иван Заруцкий, бояре Салтыковы и Черкасские, ростовский митрополит Филарет (предста­витель боярского рода Романовых, насильно постриженный в монахи Годуновым), запорожские казаки и татары. На их сторону перешли Псков, Ростов, Ярославль, Кострома, Вологда, Галич, Владимир. В стране оказались две столицы: Москва и ставка Лжедмитрия II — под­московное село Тушино; два правительства и даже два патриарха — «законный» Гермоген и тушинский Филарет.

Кроме упоминаемых в учебниках Лжедмитрия I и Лжедмитрия II, появились еще не менее 15 самозванцев: Лжедмитрии III и IV, другие «дети» и «внуки» Ивана Грозного — царевич Осиновик, царевич Иван-Август, царевич Лаврентий; на власть претендовала вдова Лжедмит­рия I «царица Марина Юрьевна», родившая от Лжедмитрия II «царе­вича Ивана Дмитриевича». Обилие «родственников» порождало кон­ куренцию: Лжедмитрии II повесил семерых «сыновей» царя Федора — «царевичей» Клементия, Савелия, Симеона, Василия, Брошку, Гав­рилку и Мартынку. Уезды и города по нескольку раз переходили из рук в руки. Каждый из «царей» по городам сажал своих воевод, про­водивших поборы и реквизиции «изменничьих животов». Сколько бы­ло таких удальцов на «местном» уровне, мы не узнаем никогда.

В уездах власть захватывали казачьи отряды со своими панами-атаманами. Казаки той поры не были похожи на военное сословие, известное по шолоховскому «Тихому Дону». Кто только не становился казаком в Смуту: беспоместные дворяне, разорившиеся купцы и по­садские, беглые холопы, поповские дети, крещеные и некрещеные та­тары, выходцы с литовской «украины», «немцы» и даже евреи. Их атаманы служили всем, кто мог обеспечить «корм» и жалованье; каза­чьи отряды в качестве вознаграждения за службу получали или силой забирали территории в кормления-«приставства» и брали с мужиков деньги и продукты.

Когда никто не знает, какая власть законна, теряют силу святость присяги и «честь» рода: постоянно росло количество «перелетов» — пе­ребежчиков из одного лагеря в другой. В дезориентированном обще­ стве становятся заметны черты морального упадка: «жития» и «виде­ния» эпохи изобилуют сообщениями о клятвопреступлениях, пьянст­ве, сквернословии, осквернении святынь.

В критической ситуации правительство Шуйского в феврале 1609г. заключило договор со Швецией, которая предоставила мос­ковскому правительству вспомогательное войско, но эта акция стала поводом к войне для польского короля Сигизмунда III. Польское вой­ско осадило Смоленск, хотя Речь Посполитая официально войны Рос­сии не объявляла, т.к. король начал поход без формальной санкции сейма. Воеводы царя Василия с помощью шведов нанесли ряд пора­жений мятежникам на севере и изгнали их из Тушина. Но в июле 1609г. поляки разбили армию Шуйского под Смоленском. Команду­ющий, брат царя Дмитрий Шуйский бежал; иноземные наемники пе­решли на службу к королю, победителям достался весь обоз и артил­лерия.

Царя Василия бросили его последние союзники — крымские тата­ры князя Богадыр-Гирея. Тогда состоявшееся в Москве у Арбатских ворот собрание, в котором участвовали бояре, служилые люди и мос­ ковский посадский «мир», постановило «бывшему государю... Васи­лию Ивановичу всеа Русии отказати и на