опричнины. Царь был в ярости и хотел удалить Филиппа, не сделал он этого лишь из опасе­ния окончательно испортить отношения с духовенством, которое и без того было до крайности раздражено. В конце концов церковному со­бору удалось уговорить соловецкого игумена, и 20 июля 1566 г. Фи­липп дал обязательство «не вступаться» в опричнину и царский «домовный обиход» при условии, чтобы он и впредь «советовал бы с ца­рем и великим князем», и взошел на митрополию. Однако «советовать», не «вступаясь», было немыслимо, и митрополит не ис­полнил бы своей должности в глазах паствы, если бы не попытался об­разумить государя. В марте 1568 г. митрополит посетил царя и долго беседовал с ним наедине. Убедившись в тщетности приватных увеща­ний, митрополит выступил публично: 22 марта во время богослуже­ния в Успенском соборе при большом стечении народа митрополит Филипп начал с государем «враждовати о опришнине». Митрополит несколько раз публично обличал царя. Опричники начали готовить над ним расправу. В Соловки была отправлена ревизионная комис­сия, в результате митрополит был обвинен в «порочном поведении». Обвинение было до такой степени шито белыми нитками, что его от­ казался подписать единственный авторитетный член следственной комиссии епископ Пафнутий. Тем не менее 4 ноября 1568 г. импро­визированный Земский собор Филиппа осудил и лишил его сана. Не зная о соборном решении или не желая подчиниться ему, 8 ноября Филипп произносит очередную проповедь против опричнины. Оприч­ники во главе с Алексеем Басмановым ворвались в собор, сорвали с митрополита облачение и отправили его в заточение в Тверской Отроч монастырь, где через год во время похода на Новгород его лично задушил Малюта Скуратов.

Расправа над Филиппом означала гораздо больше, нежели прос­то устранение неугодного иерарха. Право «вступаться» и «совето­вать», за которое упорно держался митрополит, издревле принадле­жало иерархам православной церкви на Руси. Одна из главных светских обязанностей митрополита заключалась в «печаловании» царю, указании власти на «неправедность» ее действий. Обычай, ко­торый в те времена был важнее писаного закона, запрещал князю не прислушиваться к митрополичьему «печалованию», которое таким образом служило важным инструментом политической адвокатуры и обратной связи великого князя с его подданными. Устранение Филип­па, сопровождавшееся почти полным «перебором» церковных иерар­ хов, положило конец этой практике. Царь освободился еще от одного важного и эффективного механизма, ограничивавшего его произвол. С этого времени церковная организация на Руси стала приобретать характер служилого сословия, жестко контролировавшегося верхов­ной властью. Смирение церкви покупалось отчасти и «пряником» — взятые в опричнину монастыри (московский — Симонов, ярославс­кий — Спасский) получали существенные льготы и привилегии.

Наконец, последний и самый кровопролитный удар опричного террора был нанесен по городам Северо- Западной Руси. Формально карательный поход был предпринят на Новгород. Новгородцам было выдвинуто обвинение в «изменном деле», будто бы они хотели «Нов­город и Псков отдать литовскому королю, а царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси хотели злым умышленьем извести, а на государство посадить князя Владимира Андреевича». Но в декаб­ре 1569 г. по дороге на Новгород опричное войско устроило резню в Клину, Торжке, Твери и Вышнем Волочке, против которых никаких обвинений не выдвигалось вовсе. 2 января 1570 г. передовой оприч­ный полк подошел к Новгороду и блокировал его, «учиниша великия сторожи и крепкия заставы... кабы ни един человек из града не убе­жал». 6 января в город въехал сам царь, и начался пятинедельный погром и грабеж.

В советской исторической литературе, пытавшейся представить опричнину борьбой царя- централизатора с непокорным боярством, масштабы и значение новгородского погрома всячески преуменьша­лись. Считалось, что во время новгородского «похода» погибло около 3000 человек. Цифру эту следует увеличить на порядок. Новгородское предание и опричник из немцев Генрих Штаден также называют цифру 2770 убитых, но только в первый день по приезде Грозного. Далее во время только одной акции «Малюта отделал 1490 человек ручным усечением, ис пищали отделано 15 человек». По всей видимости, в Новгороде погибло от рук опричников до 40 000 человек. Город был обескровлен и разграблен. Опричный немец Штаден не без бахваль­ства отмечал в своих воспоминаниях: «Когда я выехал с великим кня­зем, у меня была одна лошадь, вернулся же я с 49-ю, из них 22 были запряжены в сани, полные всякого добра». Чтобы оценить по достоин­ству это известие, надо принять в расчет, что опричное войско, двинув­ шееся в декабре из Москвы на север, насчитывало 15 000 всадников, а Штаден не занимал в этом войске никаких руководящих постов.

Вслед за Новгородом погром был учинен опричниками в Нарве, Ивангороде и Пскове. Но во Пскове убийства продолжались недолго, прежде всего потому, что бить было уже некого: несколько сотен вид­ных псковских горожан за несколько месяцев до того были выселены из города, отправлены на переселение и при встрече перебиты оприч­никами в Торжке и Твери. По возвращении летом 1570 г. на Чистых прудах в Москве царь устроил показательную казнь 120 «изменни­ков», в их числе многих видных дьяков московских приказов. «Новго­родский поход» Грозного навсегда подорвал силы тех «торговых му­жиков», которые, вольно чувствуя себя в традиционно вечевых волос­тях, могли бы содействовать установлению в Московском государстве представительного правления по литовскому или английскому образ­цу. А образец этот им был хорошо известен. Первые торговые перего­воры с Англией от имени Московского государства вели в 1556 г. именно «торговые мужики» — двинские «богатеи» Фофан Макаров и Михаил Косицын. Они же вместе с вологжанином Осипом Непеем отправились в Англию в качестве московских «гостей» — торгового по­сольства.

При таком взгляде на события опричнина оказывается не только совершенно осмысленным, но и в высшей степени эффективным инс­титутом утверждения личной власти. Только привилегированный во­ енизированный корпус, сформированный по принципу личной пре­данности вождю, мог обеспечить поворот от строительства сословно-представительной монархии к неограниченной диктатуре.

Для настоящей войны опричное войско не годилось. Летом 1571 г. оно не сумело преградить путь крымскому хану Девлет-Гирею, чьи войска прорвались к самой Москве и сожгли столицу. После этого царь перестал доверять своему окружению — объединил земс­кую и опричную армии, казнил руководство опричнины (бояр М.Т. Черкасского, В.И. Темкина-Ростовского; еще раньше погибли основатели опричнины бояре отец и сын Басмановы и князь А.И. Вя­земский) и многих рядовых опричников: «Того же лета царь правос­лавный многих своих детей боярских метал в Волхов-реку, с камением топил». После победы над татарами под Серпуховом в 1572 г. оп­ричнина была официально отменена. Однако в 1575 г. царь вновь разделил свое государство на «земщину» и «двор». Деление на земс­кую и «дворовую» службу, на земские и «дворовые» уезды сохраня­лось до конца его царствования, хотя массовых репрессий больше не было.

Опричный поворот не представляется фатально неизбежным и неотвратимым. В Московском государстве было достаточно влиятель­ных социальных групп, способных повести страну по иному пути раз­вития. Грозный не без основания опасался за свою безопасность. В 1566 г. он даже принялся строить гигантскую крепость в Вологде в ка­честве убежища на случай антиопричного восстания. А в первых чис­лах сентября 1567 г. Грозный вызвал английского посланника Дженкинсона в опричный дворец, где приказал ему устно передать короле­ве «великие тайные дела». Поручения были столь необычны, что посланнику запретили делать какие-либо записи, но по приезде в Лондон он составил письменный отчет, из которого следовало, что царь просил королеву предоставить ему убежище в Англии «для сбере­жения себя и своей семьи».

Жестокими мерами царь подавил всякую оппозицию, но внутри- и внешнеполитическое положение страны стремительно ухудшалось. Эпидемия чумы и неурожаи на рубеже 60—70-х гг. XVI в. привели к разорению многих крестьянских хозяйств и дворянских владений, че­му способствовали и произвол при взимании налогов, и прямые гра­бежи опричников. Писцовые книги начала 80-х гг. говорят о том, что во многих уездах значительно сократилась пашня, а население вы­мерло или разбежалось.

Итоги опричной политики не исчерпываются списком жертв. По­пытка царя насильственным образом изменить сложившуюся систему не укрепила, а, скорее, ослабила государство: репрессии и опричные преобразования подорвали единство армии и государственного аппа­рата, но зато резко усилили личную власть государя. Была проиграна Ливонская война. Экономическийкризис, сокращение налоговых пос­ туплений и небоеспособность армии привели к тому, что при проведе­нии по отдельным уездам новой переписи земель в начале 80-х гг. крестьянам было запрещено уходить из вотчин и поместий. Так с вве­дением «заповедных лет» (отменой Юрьева дня) началось становле­ние системы крепостного права, т. е. ликвидировались личные права крестьян в России.

Антиопричные силы оказались разрозненны и парализованы тер­рором. Но это не означало, что они