Верховным законодательным органом власти было новгородское вече. Вече — главная загадка новгородской истории: оно десятки и сотни раз упоминается в летописях и актах; но их составители не счи­ тали нужным объяснять современникам (им-то это и так было изве­стно), кто и каким образом входил в его состав, каковы были его ком­петенция и порядок работы. Поэтому потомкам все это до сих пор ос­тается не вполне понятным.

Судя по размеру вечевой площади на Ярославовом дворище около Никольского собора (1200—1500 м2), собрание было относительно небольшим. Там находились «степень» — трибуна для посадников — и скамьи для прочих участников (на вече не стояли, а сидели, как в нас­тоящем парламенте). Такая площадь могла вместить несколько сот человек, но никак не все многотысячное население города. Поэтому одни историки полагают, что вече состояло из бояр — владельцев уса­деб; другие считают возможным более широкий состав представи­тельства через систему кончанских вечевых собраний, участниками которых могли быть все свободные жители концов и улиц. Но новго­родские крестьяне-«смерды» никогда не участвовали в вечевом управ­лении — их делом было платить дани и пошлины администрации, строить крепости на рубежах и трудиться в боярских вотчинах.

Главным представителем исполнительной власти в Новгороде был посадник, выбиравшийся только из числа бояр. Однако долгое время князья также оказывали влияние на политику Новгорода через своих сторонников: в XII в. новгородцы часто меняли князей, но и князья устраняли неугодных посадников, используя противоречия между бо­ярскими кланами.

В 1230 г. Михаил Всеволодович Черниговский посадил в Нов­городе князем своего сына Ростислава. Против черниговско­го князя и его ставленника — посадника Внезда Водовика — выступили сын бывшего посадника Степан Твердиславич и боярин Иванко Тимошинич, которых поддерживал владимиро- суздалъский князь, соперник Михаила Черниговского Ярос­лав Всеволодович. После публичного столкновения (Степан и Иванко «распрелись» с посадником) Иванко был избит людь­ми посадника и на другой день созвал вече на Водовика. Пос­ледний в союзе с бывшим посадником Семеном Борисовичем сумел одержать верх. Прямо на вече был убит боярин Волос Блудкинич, обвиненный в попытке поджога посадничьего до­ма. Затем убили и бросили в Волхов Иванко Тимошинича, а их сторонник Яким убежал к князю Ярославу Всеволодовичу. Но уже в декабре 1230 г., после того как Водовик уехал с молодым князем в Торжок, «суздальская» группировка побе­дила: новгородцы убили Семена Борисовича, разграбили двор и села Внезда Водовика и его сторонников и вручили посадни­чество Степану Твердиславичу. После такого «избрания» Степан Твердиславич пригласил на новгородский стол Ярос­лава Всеволодовича.

Цивилизованной смене власти пришлось долго учиться — посад­ников порой изгоняли, а то и убивали. Только в XIII в. республика­нский строй утвердился окончательно. Отныне посадник стал изби­раться на год из числа пяти пожизненных кончанских посадников, а взаимоотношения Новгорода с князьями четко регулировались «типо­выми» договорами.

В ведении второго лица — новгородского тысяцкого — находились организация ополчения, сбор налогов, торговый суд (нынешний ар­битраж) . С середины XII столетия в Новгороде избирали (по жребию из числа нескольких претендентов — игуменов окрестных монастырей) кандидата в архиепископы, который затем направлялся к митрополиту для посвящения в сан. Новгородский архиепископ вершил церковный суд, хранил государственную казну, во время конфликтов мирил враждовавшие стороны и нередко выполнял дип­ломатические поручения в отношениях с другими княжествами. Он же выступал в качестве своеобразного нотариуса по сделкам с недви­жимостью — вотчинами. У каждого из перечисленных должностных лиц был свой аппарат; каждый из них обладал, в рамках своих пол­номочий, судебной властью. Их судебные права определялись особой Новгородской судной грамотой.

Республика никогда не жила без князя. В меру воинственный и удачливый князь должен был обеспечить независимость государства от покушений со стороны других Рюриковичей и свободу торговых пу­тей из Новгорода на «низ» — в южнорусские земли. Богатая республи­ка имела уязвимое место: лесистые и болотистые северные почвы бы­ли неплодородными, и Новгород постоянно нуждался в подвозе хле­ба. В случае политических конфликтов князья-противники тут же перекрывали торговые пути, и тогда цены на новгородском рынке взмывали в 5—10, а иногда и в 30 раз. «Резаху люди живые и ядяху, а инии мертвая мяса и трупие обрезающе ядяху, а друзии конину, псину, кошкы, а ини же мох ядяху, сосну, кору липову и лист, кто что замысля; а инии пакы злии человеци почаша добрых людии домы зажигати, кде чюючи рожь...» — так описывал летописец голодную вес­ну 1231 г. в богатом городе.

Поэтому на новгородском «столе» мог находиться даже князь-ре­бенок или его представитель- наместник, обозначавший такой союз. В случае необходимости (но далеко не всегда) князь возглавлял объеди­ненное войско новгородцев и своих дружинников. Повседневной же функцией князя в Новгороде был суд, судебные решения скреплялись княжеской печатью. Но судил князь вместе с посадником. Победа 1136 г. на-всегда поставила князей под республиканский контроль. Стандартная формула новгородского «ряда» с князем выглядела так: «А без посадника ти, княже, суда не судити, ни волости раздавати, ни грамот даяти. А без вины мужа волости не лишати». За работу князь получал судебные пошлины и доход с определенной территории, но не становился ее владельцем.

В XIII в. договоры, определявшие отношения князей с Новгоро­дом, имели уже вполне разработанный формуляр (первый из дошед­ших до нас относится к 1264 г.). При заключении «ряда» князь целовал крест «на всей воли новгородской», обязывался «держати... Нов­город по пошлине» (т. е. по старине).

Гарантией соблюдения договора был запрет князю и его слугам приобретать в новгородских владениях земли. К тому же новгородцы были «вольны во князьях», поэтому у них не было одной «законной» княжеской династии. Приглашенный князь ставился в положение высокооплачиваемого чиновника и мог быть в любое время сменен: в случае конфликта ему «указывали путь» из Новгорода. Небольшая княжеская дружина в 300—500 человек ничего не могла поделать с многочисленным городским ополчением и боярскими отрядами.

Истоки такого порядка уходят в глубокую древность, когда родоплеменная верхушка славянских и угро- финских племен возгла­вила эту «федерацию». Скорее всего, именно ее потомки преврати­лись в наследственных бояр. В отличие от других земель, где бояри­ном становился княжеский советник или дружинник, новгородским боярином нужно было родиться: лишь представители 40—50 родов носили это звание. Археологические раскопки показали, что каждо­му роду принадлежало по 8—10 городских усадеб (площадью около 2000 м2), на протяжении столетий не менявших своих границ. Та­кие клановые владения представляли собой мощные комплексы с двухэтажными боярскими хоромами (с балконами, стеклянными окнами и цветными витражами) и хозяйственными постройками, запасами, ремесленными мастерскими, с челядью и прочими зави­симыми людьми.

Усадьбы каждого рода группировались в определенном «конце» Новгорода и держали под контролем несколько кварталов с их обита­телями. Они составляли городскую опору боярских родов, являвших­ся настоящими хозяевами в городе и на подвластных ему территори­ях. В Неревском конце господствовали Мишиничи и их родичи: Онцифоровичи, Самсоновы, Борецкие; в Славенском — Лошинские, Селезневы, Грузовы, Офонасовы; на Прусской улице — потомки Михалки Степановича. Новгородские бояре не рассредоточивались по своим вотчинам, а сидели в Новгороде — иначе они утратили бы воз­можность участвовать в борьбе за власть.

В Киеве и прочих землях полюдье осуществляли князь с дружиной; в Новгороде сборщиками дани стали в X—XI вв. местные бояре. Древ­нейшие известные берестяные грамоты — это записи долгов горожан и крестьян-«смердов», хранившиеся в боярских усадьбах. Так начиналось и укреплялось боярское влияние в Новгороде. С XII в. новгородс­кие бояре превращаются в землевладельцев, а через двести лет 90% новгородских земель стали боярскими вотчинами. «Есть в Новгороде знатные сеньоры, которых они называют бояре. Власть этих знатней­ших горожан неимоверна, а богатства их неисчислимы: некоторые владеют земельными угодьями протяженностью в двести лье», — таки­ми увидел новгородских «граждан» французский рыцарь Жильбер де Ланнуа в начале XV в.

Только в центре, на давно освоенных землях, боярским фамили­ям принадлежало около 80 тысяч гектаров. Там находились пример­но 20 тысяч крестьянских хозяйств — в среднем по 500 на каждого владельца. Знаменитой боярыне Марфе Борецкой принадлежало около 1200 дворов, т. е. примерно шесть- семь тысяч крестьян. Не менее богатыми стали новгородские монастыри: Хутынский, Юрьев, Аркажский. Самым богатым землевладельцем являлся «дом святой Софии» — архиепископская кафедра. Огромными