доверчивых граждан с носом и обогатив собственное руководство, по позднейшей оценке Анатолия Чубайса, «неквалифицированное, а то и просто по­лууголовное». Не доверяя ЧИФам и не имея возможности купить не­посредственно акции известных предприятий, многие владельцы вау­черов продали их по дешевке перекупщикам, действовавшим в инте­ресах владельцев крупных капиталов.

В результате законодательной необеспеченности и торопливости вместо «народного капитализма» приватизация на практике открьша дорогу усиленной концентрации капитала в руках немногочисленной (по весьма приблизительным расчетам авторитетных экономистов — не более 10 000 человек) группе оборотистых дельцов, тесно связан­ных с чиновным миром.

«Да, да, нет, да»

Падения производства и роста цен приватизация не остановила. За первые три квартала 1992 г. производство мяса и колбас сократилось на 30%, страна по большей части перешла на хлеб и макароны. Есте­ственное недовольство «временными трудностями», конца которым было не видать, подпитывало разнообразную оппозицию.

Общественное мнение было глубоко возмущено тем, что новая элита, вступившая в борьбу с номенклатурой под лозунгами «борьбы с привилегиями» за идеалы социальной справедливости и построение общества «равных возможностей», оказавшись у власти, немедленно стала распоряжаться казенной собственностью, как своей частной. Освобожденная пресса смаковала подробности строительства находя­ щимися у власти «демократами» шикарных дач и вселения председа­теля Верховного совета Руслана Хасбулатова в роскошную квартиру, предназначавшуюся некогда для семейства Леонида Брежнева. Гене­ ралы демократической гвардии, занимая высокие посты в системе го­сударственного управления, входили в руководство коммерческих структур и банков, обеспечивая им льготные условия за счет «админи­стративных ресурсов».

Одновременно свертывались привычные формы общественного потребления, стремительно ухудшалось общедоступное медицинское обслуживание, большинство потеряло возможность пользоваться же­ лезнодорожным и авиационным транспортом. Не выдерживали и уходили из власти идейные «демократы первой волны». Газета «Изве­стия», в эпоху перестройки — флагман демократической прессы, те­перь убеждала читателей не ждать «нового светлого будущего» от «де­мократов от КПСС и их опоры — биржевиков, воротил теневого биз­неса, спекулянтов-перекупщиков и прочих уважаемых деловых людей». Нарастание социальных контрастов, вообще непривычных для России, в самых резких и неприкрытых формах, какие в массо­вом сознании связывались скорее с «банановыми» республиками, не­жели с «процветающим Западом», уязвляли самолюбие. Страна явно становилась «державой второго сорта».

Коммунистическая оппозиция начинала смыкаться с «держав­ной», образуя диковинный «красно- коричневый» альянс. На оппози­ционных митингах алые коммунистические стяги мирно соседствова­ли с церковными хоругвями, а портреты государя императора Нико­лая II — с изображениями его убийцы Ленина.

Естественным средоточием оппозиции правительственному курсу стал Верховный совет. Первая крупная схватка развернулась в дека­бре 1992 г. на VII съезде народных депутатов. Депутаты потребовали отставки Гайдара и правительства и наделили себя правом приоста­навливать решения президента и правительства. Тогда Борис Ельцин с трибуны съезда обратился через головы депутатов непосредственно к гражданам России. Обвинив съезд в саботаже реформ и создании из Верховного совета «оплота консервативных сил и реакции», прези­дент потребовал проведения всенародного референдума. Вопрос он предлагал только один: «Кому вы поручаете вывод страны из эконо­мического и политического кризиса, возрождение Российской Феде­рации: нынешнему составу Съезда и Верховного совета или президен­ту России?» Огласив этот своеобразный ультиматум, Ельцин покинул съезд, предложив последовать за собой всем своим сторонникам, ко­торых оказалось немного. Съезд в свою очередь принял обращение к гражданам России, в котором обвинил президента в превышении пол­номочий.

Отношения исполнительной и законодательной власти зашли в тупик. Временному разрешению конфликта способствовал председа­тель Конституционного суда Валерий Зорькин. Благодаря его энер­ гичному вмешательству лобового столкновения на сей раз удалось из­бежать. 14 декабря правительство возглавил пользовавшийся полным доверием «красных директоров» глава «Газпрома» Виктор Черномыр­ дин, заявивший, что он «за рынок, но не за базар», но на деле продол­жавший, хотя и менее энергично, мероприятия гайдаровского прави­тельства.

Шаткий компромисс рухнул уже в феврале. На заседании прези­диума Кабинета министров 11 февраля Борис Ельцин решительно стал на защиту Гайдара. «Не могу согласиться, — заявил президент, — что экономические реформы в России пошли по худшему варианту. Они пошли по единственно возможному варианту». Причину того, что ре­формы потребовали больших жертв и не дали скорого результата, пре­ зидент видел в «разногласиях между законодательной и исполнительной властями по вопросу ограничительной финансовой, денежно-кре­дитной политики». Законодателям было ультимативно предложено или дать возможность правительству проводить жесткий экономичес­кий курс, или провести референдум, на котором граждане решат, пре­зиденту или парламенту готовы они предоставить решающие властные полномочия.

Восьмой съезд народных депутатов России 13 марта наложил мо­раторий на проведение любых референдумов. Съезд провозгласил, что все власти должны руководствоваться Конституцией, но при этом сам легко менял конституционные нормы и, в частности, узаконил процедуру импичмента — отрешения президента от власти в случае нарушения им конституционных норм.

20 марта Ельцин объявил по телевидению о введении «особого по­рядка управления» до преодоления конституционного кризиса. Лю­бые действия любых органов власти объявлялись недействительными и не имеющими силы, если они противоречили указам президента. В стране вводилось прямое президентское правление. Референдум о до­верии властям назначался на 25 апреля.

Конституционный суд признал не соответствующими закону ос­новные положения указа. Но и у противников президента не было ре­шающего перевеса. Внеочередной съезд народных депутатов 29 марта, хотя и не смог инициировать процедуру отрешения главы государства от должности, принял постановление о проведении референдума 25 апреля, сформулировав вопросы таким образом, что три из четырех были направлены против президента. Граждан приглашали ответить:

Доверяете ли Вы президенту РФ Б. Н. Ельцину?

Одобряете ли Вы социально-экономическую политику, осуществляемую президентом РФ и правительством с 1992 года?

Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных вы­боров президента РФ?

Считаете ли Вы необходимым проведение досрочных вы­боров Верховного совета РФ?

Телевидение и радио,где большинство журналистов симпатизиро­вали президенту, развернули пропагандистскую кампанию, призывая граждан на вопросы референдума отвечать «Да, да, нет, да». Всенародное голосование, однако, не принесло бесспорной победы ни одной из противоборствующих сторон. В нем приняли участие 64% граж­дан, обладающих правом голоса. Из них 58,7% выразили доверие президенту, и 53% одобрили политику президента и правительства. При этом 34 млн человек высказались за досрочные перевыборы пре­зидента, а 46,2 млн — перевыборы народных депутатов. Непосредст­венные «юридические последствия» могли иметь только два последних ответа и только в том случае, если бы переизбрания потребовало не менее 53 млн граждан, то есть простое большинство имеющих право голоса. Президент трактовал итоги всенародного волеизъявления как мандат на продолжение радикальных реформ. Оппозиция причисли­ла неявившихся голосовать к своим сторонникам. При таком допуще­нии большинство получалось за нее.

Глубокий раскол в обществе продемонстрировали первомайские демонстрации. В Москве их было две, колонна «конструктивной оп­позиции» шла под синими профсоюзными знаменами, колонна «не­примиримой» коммунистически-патриотической оппозиции двига­лась под алыми стягами Фронта национального спасения и Трудовой России. Шествие «непримиримых» закончилось столкновением с ми­лицией. В результате побоища на Калужской площади ранения полу­чили более 600 человек (из них 205 — милиционеры, один из которых от полученных ран через несколько дней скончался).

Власть в стране оказалась парализована. Верховный совет отвер­гал все вносившиеся правительством