стипендий и т.п. Разрыв в уровне заработков и цен хотя и был бы в та­ком случае довольно значительным, но не катастрофическим, и вре­менное падение жизненного уровня воспринималось бы как естест­венная плата за расставание с «административно-командной систе­мой». Однако цены, вопреки расчетам, немедленно подскочили в 10—12 раз, а к концу года — в 26 раз, и большинство населения ока­залось за чертой бедности. Стремительная инфляция обесценила вклады в Сбербанке, которые правительство не в состоянии было ин­дексировать, отчего пострадали прежде всего старики-пенсионеры, долгие годы копившие «про черный день».

Верховный совет потребовал значительно увеличить расходы на ликвидацию «зазора» между ценами и доходами населения. Эта мера ставила крест на попытках правительства сверстать бездефицитный бюджет, без чего немыслима финансовая стабилизация, и угрожала срывом всей программы реформ. Это первое наступление Гайдару удалось отбить, сославшись на то, что увеличение бюджетного дефи­цита приведет к разрыву отношений с Международным валютным фондом, займы которого были оговорены жесткими условиями. А без займов МВФ страна уже через месяц оставалась без продовольствия.

В феврале правительство выступило с меморандумом об экономи­ческой политике на 1992 год. Предполагалось уже в марте освободить цены на энергоносители, снизить субсидии предприятиям и ликвиди­ровать бюджетный дефицит. Либерализация цен на энергоносители и исчезновение дешевых правительственных кредитов ставили перед угрозой банкротства большинство промышленных и сельскохозяйст­венных предприятий.

Эта перспектива привела к изменению расстановки сил в парла­менте. Прежнее большинство, сплотившееся ради борьбы за незави­симость от ретроградного союзного центра, распалось. Новые пробле­мы провели новые разграничительные линии. Гайдаровскую шокоте­рапию поддерживали около четверти депутатов съезда, половина выступала решительно против, четверть колебалась.

Борис Ельцин бросил весь свой огромный авторитет на поддержку гайдаровского курса. Конфликт парламента с правительством стал конфликтом с президентом. Против реформ и с резкой критикой по­ литики президента выступил вице-президент Александр Руцкой. Его выступление 8 февраля на заседании Конгресса гражданских и пат­риотических сил стало сенсацией. Недавний лидер «Коммунистов за демократию» резко критиковал правительство с державно-национа­листических позиций.

Новая расстановка сил вполне обнаружилась в апреле на VI съез­де народных депутатов. Съезд признал «ход экономической реформы неудовлетворительным в области социальной защиты граждан, инве­ стиционной, промышленной и аграрной политики, комплексности проводимых мероприятий».

В соответствии с буквой советской Конституции 1977 года Сове­ты были органами неразделимой власти, совмещали законодательные и контрольно-распорядительные полномочия. Система кое-как функ­ ционировала только благодаря тому, что власть советов была фикци­ей, а сами Советы — лишь ширмой для партийного руководства. Съезд решил воплотить букву Конституции в жизнь. Результаты оказались катастрофическими. Первым делом съезд наделил себя правом вно­сить поправки в Конституцию и принялся перекраивать основной за­кон из соображений сиюминутной «политической целесообразности».

Благодаря контролю над Центральным банком Верховный совет получал могущественный рычаг воздействия на экономическую поли­тику и уже летом 1992 года сделал ход, едва не сорвавший реформы вовсе и, во всяком случае, сообщивший им затяжной характер.

Предприятия, получив свободу, стали поднимать до небес цены на свою продукцию. Каждое повышение в одной отрасли влекло повы­шение цен в смежных отраслях, и далее по цепочке то же самое дела­ли поставщики сырья, энергоносителей — возникал порочный круг. Предприятия утрачивали возможность расплачиваться с поставщика­ми, платить зарплату работникам и налоги казне.

Формально следовало банкротить нерентабельные предприятия. Но в условиях непрозрачной экономики неплатежеспособными оказы­вались даже заведомо высокоприбыльные нефтедобывающие пред­приятия. 28 июля председатель Центрального банка Виктор Геращен­ко распорядился предоставить дешевые кредиты государственным предприятиям для проведения взаимозачетов, чтобы разрубить узел неплатежей. Масса ничем не обеспеченных денег прилила в хозяйство. Промышленность была спасена от краха, а масса работников от безра­ботицы. Верховный совет предпочел гиперинфляцию социальным ос­ложнениям. Но программа «шокотерапии» была практически сорвана. Правительство вынуждено было вносить поправки в собственную про­грамму и продолжать реформы в борьбе с Верховным советом. Впро­чем, народу от этих борений легче не было — именно тогда родились крылатые слова «шок без терапии».

Центр тяжести реформаторской политики был перенесен на про­грамму приватизации, которая должна была не только обеспечить промышленности «эффективного собственника», но и создать много­численный «средний класс» акционеров приватизированных предпри­ятий.

Обсуждались несколько вариантов приватизации. Один из них, предложенный еще в программе «500 дней», предполагал преобразо­вание предприятий в акционерные общества и затем продажу акций «эффективным собственникам» после проведения тщательной подго­товки и оценки. Однако людей, обладающих капиталами и опытом распоряжения ими, в России просто не было, а на западных инвесто­ров смотрели косо. Для предпродажной подготовки предприятий не было ни специалистов, ни времени. А на исполнение такой «правиль­ной» приватизации требовалось минимум 15 лет. Правительство же торопилось ввести в законные рамки неудержимо идущий процесс «прихватизации» государственной собственности главным образом директорами казенных предприятий через «дочерние» кооперативы и «аренду с выкупом».

11 июля 1992 г. Верховный совет утвердил законы о приватиза­ции. За основу была взята модель быстрой и бесплатной приватиза­ции. Предприятия преобразовывались в акционерные общества, а граждане получали чеки — ваучеры, служившие средством для покуп­ки акций. Номинал ваучера был назначен в 10 тыс. рублей. Цифра эта не означала ничего, кроме результата деления балансовой стоимо­сти подлежащих приватизации предприятий на число жителей Рос­сии. Однако с этим номиналом начали связываться преувеличенные ожидания. Главный «приватизатор» Анатолий Чубайс даже неосто­рожно посулил, что вскоре за ваучер можно будет купить две «Волги».

Программа была результатом борьбы четырех разнородных соци­альных групп, интересы которых должна бьиа удовлетворить. В свою пользу старались обратить приватизацию, во-первых, члены трудо­вых коллективов, полагавшие, что фабрики должны принадлежать работникам; во-вторых, директора, которые управляли предприятия­ми и были по своему опыту и положению лучше всех, казалось бы, подготовлены к роли действительных хозяев; в-третьих, рядовые граждане, не работавшие на приватизируемых предприятиях, но пре­тендовавшие на свою долю «общенародной собственности», и, нако­нец, новые предприниматели, уверенные, что только они и есть иско­мые «эффективные собственники».

Каждая группа получила свой шанс. Для трудовых коллективов была дополнительно предусмотрена «вторая модель» приватизации, предполагающая приобретение контрольного пакета акций предпри­ятия его работниками на льготных условиях. Директора получили «третью модель», позволявшую руководству предприятия, выступаю­щему в качестве «инициативной группы», выкупить по символической цене 20% акций предприятия при согласии трудового коллектива. Все получили ваучеры, а новые предприниматели — возможность их поку­пать (единственное существенное дополнение, внесенное в програм­му Анатолием Чубайсом; по первоначальному замыслу, принадле­жавшему экономисту Виталию Найшулю, чеки должны были быть именными). Теоретически модель была действующей.

Однако целей своих реформаторы достигли только отчасти. К мо­менту завершения летом 1994 г. первого — чекового — этапа привати­зации две трети ВВП России производились в негосударственном сек­ торе экономики. Однако приватизация «по Чубайсу» породила и ряд изъянов в отношениях собственности. Три четверти промышленных предприятий оказались приватизированы по «второй модели», то есть их собственниками, обладавшими контрольным пакетом акций, ста­ли трудовые коллективы, заинтересованные больше всего в повыше­нии заработной платы, а не в развитии производства. Не возник и многочисленный «средний класс», который мог бы служить надежной социальной опорой новой конструкции государства. Владельцы вау­черов могли сами обменять их на акции предприятий, и те, кому это удалось, не остались внакладе, но таких было очень немного. Осталь­ные вынуждены были прибегнуть к услугам чековых инвестиционных фондов. Предполагалось, что фонды, сосредоточивая у себя ваучеры, сформируют портфели акций промышленных предприятий, а граж­дане, ставшие владельцами акций ЧИФов будут получать дивиденды. Однако считанные единицы из 2000 возникших по всей стране ЧИФов превратились в устойчивые инвестиционные компании, а по­давляющее большинство их бесследно исчезли, оставив