соотношении общеимперского и финлян­дского законодательств сводил Сейм на уровень губернского земского собрания. Законопроект был внесен в Думу 14 марта 1910 г. и вызвал многочисленные протесты ученых-юристов. Причем не только рос­сийских. Из Франции пришел протест, подписанный четырьмя сот­ нями депутатов Национального собрания. Финляндский Сейм приз­нал проект противоречащим основным законам Великого княжества.

Октябристы и правые готовы были поддержать столыпинский курс в Финляндии. Решительно против проекта выступила в Думе лишь крошечная группа левых кадетов, глашатаем которой сделался П.Н. Милюков. За принятием этих законов, утверждал Милюков, «последует ненависть, злоба, отчаяние, за борьбой последует необхо­димость репрессий... Правительство провоцирует страну на поступки, которые оправдают жестокие меры управления, а иначе оно управ­лять не умеет».

Столыпин лично защищал проект в Думе. Признав юридическую спорность вопроса, премьер решительно отмел правовые аргументы: «Масса материалов, документов, актов, касающихся отношений Фин­ляндии к России, дает возможность защищать всякую теорию: доста­точно для этого повыдергать из архивных груд нужные для этого мате­риалы». Премьер упирал на политическую целесообразность и обра­ щался к патриотическим чувствам депутатов, утверждая, что отклонение проекта будет сочтено в Финляндии и на окраинах вообще признаком русской слабости. «Разрушьте, господа, — призывал он думцев, — этот опасный призрак, нечто худшее, чем вражда и ненависть, — презрение к нашей родине». Думская оппозиция из протеста покину­ла зал заседаний, оставшееся националистическое большинство выс­казалось за ускоренный порядок обсуждения и приняло проект в жесткой правительственной версии, отказавшись внести в него даже скромные смягчающие поправки, предложенные октябристами.

Успешно миновав Государственный совет, проект стал законом 17 июня 1910 г., в соответствии с которым финляндский Сейм стано­вился совещательным учреждением в вопросах не только «общеимпе­ рского», но и внутреннего законодательства. Закон имел «рамочный» характер, и до издания новых законов оставались в силе старые фин­ляндские порядки, но антирусские настроения в Финляндии значи­тельно усилились, финны были уверены, что российская власть вто­рично отобрала их законные права, но на этот раз уже с согласия на­родных представителей.

Национальная политика привела к окончательному краху как са­мого Столыпина, так и его «конституционного эксперимента». Наибо­лее отчетливо этот механизм виден на примере закона о «западном земстве».

Переход Столыпина к «национальной» политике ознаменовался в мае 1909 г. внесением в Думу правительственного законопроекта об изменении порядка выборов членов Государственного совета от запад­ных губерний, где не было земских учреждений и выборы представи­теля губернии производились губернскими съездами землевладельцев. Поскольку земельный ценз для участия в выборах был высок, а круп­ными землевладельцами в западных губерниях (Виленской, Гроднен­ской, Ковенской, Могилевской, Минской, Витебской, Киевской, По­дольской и Волынской) были почти исключительно поляки, все девять избираемых членов Совета оказывались поляками. Группа членов Го­сударственного совета по инициативе одного из главных идеологов русского национализма, многолетнего редактора газеты «Киевлянин» Д.И. Пихно, внесла законопроект об изменении порядка выборов, при котором для всех девяти губерний образовывались два избирательных съезда выборщиков, русский и польский, причем русский избирал шес­ терых членов Государственного совета, а польский — трех. Предложе­ние Пихно было встречено в Совете прохладно. С точки зрения старо­го «имперского» принципа против проекта возражал обер-прокурор Синода князь А.Д. Оболенский: «Основное начало нашей государственности заключается в том, что в Российской монархии есть Рус­ский царь, перед которым все народы и все племена равны». Однако Столыпин, ко всеобщему удивлению, высказался о проекте сочув­ственно и немедленно внес его в Думу.

Дума не успевала рассмотреть проект ранее осени, а выборы предстояли уже летом. Министерство внутренних дел одновременно с внесением проекта нового порядка выборов предложило отсрочить их на год. Октябристы предложили другой ход: произвести выборы по старому закону, но только на год, а за это время ввести в западных гу­берниях земские учреждения. Столыпину идея чрезвычайно понрави­лась, разом убивались два зайца — защита русских интересов от «поль­ского засилья» приобретала вид либеральной реформы.

Весной 1910 г. в Думе началось обсуждение правительственного законопроекта о введении земских учреждений в западных губерни­ях. Причем только в шести из девяти, поскольку в губерниях Виленской, Гродненской и Ковенской русское землевладение было настоль­ко слабым, что обеспечить преимущественное положение в земстве русским землевладельцам было невозможно никакими законодатель­ными ухищрениями.

В земское положение 1890 г. для западных губерний были внесе­ны фундаментальные изменения. Вместо сословных курий вводились курии национальные (формально конфессиональные — одна для пра­ вославных, вторая — для прочих, поскольку законодательно опреде­лить критерии «русское™» было невозможно). Каждая из курий вы­бирала фиксированное число гласных, причем «русская» — всегда зна­ чительно больше «польской». Число это определялось соотношением численности населения данной «нации» в рамках губернии и принад­лежащей этому населению собственности в уезде. Подсчет велся сле­ дующим образом: если в некоторой губернии польское население сос­тавляло 2% и владело в данном уезде 38% недвижимости, эти процен­ты складывались и делились пополам, то есть в этом уезде поляки избирали 20% гласных. Особо было оговорено в проекте, что русские должны иметь большинство в управах и в составе земских служащих.

В Думе проект подвергся критике слева за нарушение равенства на­циональностей. Столыпин, лично выступавший в защиту проекта, пуб­лично отрекся от проповедуемого тогда либералами принципа свободно­го соревнования наций и культур. «Мы стремимся, — говорил он 7 мая 1910 г., — оградить права русского экономически и культурно слабого большинства от польского экономически и культурно сильного меньши­нства... Достойна ли русского правительства роль постороннего наблю­дателя, стоящего на историческом ипподроме или в качестве бесприст­растного судьи у призового столба и регистрирующего успехи той или иной народности? Цель проекта — запечатлеть открыто и нелицемерно, что Западный край есть и будет край русский, навсегда, навеки!»

Проект был принят Думой с небольшими октябристскими поправ­ками, было уменьшено число обязательных гласных от духовенства и исключено требование, чтобы председатели управ были исключитель­но русскими.

Государственный совет приступил к обсуждению законопроекта в феврале 1911 г. Небольшая группа «прогрессистов» и часть «центра» немедленно выступили против национальных курий, знаменующих, как выразился профессор М.М. Ковалевский, «отказ от общегосудар­ственной идеи в интересах признания требований национальностей». Столыпин рассчитывал на поддержку мощной «правой» группировки. Но и среди правых обнаружились решительные противники проекта, поскольку понижение земельного ценза, и тем самым умаление веса польского дворянства в пользу русской «полуиителлигенции», могло служить нежелательным прецедентом, подталкивающим к демокра­тизации земского положения 1890 г. для внутренних губерний. В за­щиту проекта высказалась только «партия шуровьев», группировав­шаяся вокруг А.Б. Нейдгардта (брата жены Столыпина).

Столыпин решился прибегнуть к последнему методу давления на Совет. Николай II по его просьбе передал фракции правых через председателя госсовета М.Г. Акимова пожелание, чтобы правые под­ держали правительственный проект. Правые возмутились и на засе­дании фракции составили письмо государю, в котором излагались причины неприятия правительственного проекта. Письмо передал В.Ф. Трепов, вследствие личной близости к царю получивший право испрашивать у государя аудиенцию. Трепов добился от царя разреше­ния фракции «голосовать по совести». Мотивы царского решения бы­ли в значительной степени внеполитическими. Николая II давно уже раздражал самоуверенный Столыпин, нужда в котором вовсе не каза­лась такой острой, и он рад был случаю щелкнуть зазнавшегося премьера по носу.

4 марта 1911 г. Государственный совет значительным большин­ством отверг статью о национальных куриях. 5 марта Столыпин явился в Царское Село с прошением об отставке. Царь идею отставки от­верг, дабы не создавать «парламентского» прецедента. «Во что же об­ратится правительство, зависящее от меня, — заметил царь, — если из-за конфликта с Советом, а завтра с Думой будут сменяться мини­стры». Тогда Столыпин выставил ультиматум. Он потребовал распус­тить обе палаты на три дня и принять закон по