посвященных описанию подвигов учителей. Большая часть списков пространной биографии Пафнутия называет автором ея Пафнутиева ученика Вассиана, архиеп. Ростовскаго. Изследователи, видя в нем Ростовскаго архиеп. Вассиана, по прозванию Рыло, автора известнаго послания к великому князю Ивану III на Угру, бывшаго игуменом Сергиева, потом Спасскаго монастыря в Москве и умершаго в 1481 г., прибавляют, что он был ученик Пафнутия и родственник Иосифа Санина. Трудно угадать источник этих известий. В биографии Иосифа, написанной крутицким епископом Саввой Черным, и в послании рязанскаго епископа Леонида к царю Федору Ивановичу встречаем двоих Вассианов, родственников Иосифа: один, племянник его Топорков, поставлен в 1525 г. епископом в Коломну; другой, брат Иосифа, был архимандритом Симонова монастыря, а с 1506 г. Ростовским архиеп. В многочисленных известиях XVI в. об Иосифе и его монастыре нет указания на третьяго Вассиона, родственника Иосифова, и едва ли он не создан перенесением известий о Вассиане Санине на Вассиана Рыло. По крайней мере, относительно происхождения Пафнутиева жития это можно сказать с некоторой уверенностию. Автор его говорит, что многое узнал он о святом от Иосифа и «от древних ученик его (Пафнутия), от иже прежде много время сжительствовавших отцу, изначала спотрудившихся ему». По- видимому, автор не принадлежит к числу древних учеников Пафнутия, не застал начальной поры монастыря. Это указание не идет к Вассиану Рылу, который уже в начале 1455 г. был игуменом в Троицком Сергиевом монастыре, следовательно, сам был одним из первых сподвижников Пафнутия в его обители, возникшей в 1444 г. В числе своих источников Вассиан выставляет разсказы, слышанные им от Иосифа, «егда с ним бехом в беседе»; но трудно угадать, когда Вассиан Рыло встречался с Иосифом, пришедшим в Пафнутиев монастырь много лет спустя по удалении оттуда Вассиана; сам Иосиф в сказании о русских подвижниках ничего не говорит о Ростовском архиеп. Наконец, разсказ о пророчестве Пафнутия, предсказавшаго Иосифову брату Вассиану архимандритство на Симонове, в древнейших списках жития заключается заметкой: «Еже по мнозех летех в дело произыде реченное». Вассиан Рыло умер в 1481 г.; но до 1485 г. на Симонове был еще архимандритом Нифонт, и предсказание Пафнутия исполнилось не раньше 1500 г. Вассиан Санин является в этом разсказе «юным зело и новопостриженным»; применяя к нему изложенныя указания, можно заключить, что здесь говорит о себе в третьем лице сам автор, писавший житие в Симоновом монастыре или в Ростове между 1500-м и 1515 г. Подобно другим житиям, труд Вассиана представляет не последовательный разсказ о жизни Пафнутия, а безсвязный ряд эпизодов, изображающих отношения основателя к братии и мирянам; но изложение его ясно и довольно просто, сравнительно мало страдает реторикой. В позднейших списках в разсказ Вассиана внесены две большия вставки: «повести отца Пафнутия» из патерика Иосифова монастыря и описание шести исцелений, совершенных Пафнутием при жизни. Вассиан выставляет своими источниками сверх личных воспоминаний только изустные разсказы, слышанные от Иосифа, Иннокентия и Исаии Чернаго, «древних» учеников святаго; но он имел под руками и литературный источник. Сохранилась записка, подробно разсказывающая о последних 8 днях жизни святаго. Здесь автор говорит о себе в первом лице, и узнаем, что это – Иннокентий, на изустныя сообщения котораго ссылается Вассиан. В эти дни Иннокентий почти безотлучно находился при умирающем и, как один из старшей братии, лучше Вассиана знал отношения Пафнутия и подробности его предсмертных минут, запомнил слова, им сказанныя, и записал их, по-видимому, буквально. Разсказ изложен литературным языком времени, но совершенно чужд реторики и по задушевной простоте, по живой изобразительности, с какою рисуются в нем общественныя отношения Пафнутия и его характер, один из любопытнейших в древнерусском монашестве, эта записка принадлежит к числу лучших памятников древнерусской агиобиографии. По-видимому, Иннокентий написал свой разсказ вскоре по смерти учителя, еще до удаления Иосифа из его монастыря, т. е. в 1477-м или 1478 г.: «Не буди мне лгати на преподобнаго, понеже и сведетелие суть неложнии», – говорит он, уверяя в правдивости своего разсказа, и в числе этих свидетелей, иноков монастыря, пришедших навестить умирающаго, выставляет Иосифа. В таком случае Вассиан мог узнать записку Иннокентия еще в Пафнутьевом монастыре, откуда он удалился вслед за Иосифом. Разсказ о кончине Пафнутия в житии, написанном Вассианом, есть сокращение Иннокентиевой записки, местами очень близкое к тексту оригинала. Нет известий о судьбе Иннокентия после Пафнутия. Он написал еще канон своему учителю; заметка, сопровождающая заглавие этого канона в рукописях, показывает, что он написан до 1531 г., когда митрополит с собором благословил петь его. В рукописях находим еще «сказание вкратце» о Пафнутие, состоящее из кратких летописных известий о преподобном. Это сказание составлено по житию, написанному Вассианом, с прибавлением хронологических черт, каких нет у последняго. По заметке в одном списке видно, что оно явилось не позже 1518 г. Уже в изложении судьбы биографии соловецких подвижников мы видели указания на падение агиобиографическаго стиля, какой установили мастера XV в. Значение и причины этого падения найдут место в общем критическом разборе житий; здесь укажем другие факты, в которых обнаружилось это литературное явление. В одном летописном сборнике встречаем повесть о строении Успенскаго собора в Москве и о обретении мощей митр. Петра. Эта повесть не только чужда реторики житий, но не держится строго и в пределах церковнославянскаго языка, допуская в свое безыскусственное изложение особенности чисто русской речи. Автор, очевидно, жил в Москве, был близким свидетелем описываемых событий и писал про себя, свободно и откровенно: он заметил многия мелкия, но любопытныя подробности и между ними такия, которыя не позволили бы обнародовать тогдашния церковныя власти. В литературном отношении эта повесть любопытна тем, что была не черновой запиской, послужившей материалом для более искусственной обработки, но самостоятельным трудом, написанным позднее этой последней: автор не только читал витиеватое официальное слово Пахомия о перенесении мощей Св. Петра, но даже поправляет его в выписанной выше резкой заметке. Таким же характером отличается разсказ о чуде митрополита Феогноста в 1474 г., помещенный в том же летописном сборнике.

В рукописях XVI в. сохранились две редакции сказания о юродивом Михаиле Клопском, отличныя от той, которую в 1537 г. составил сын боярский Василий Тучков. Одна из них довольно подробно и слогом, не чуждым книжности, излагает деяния, или «пророчества», Михаила в Клопском монастыре, его кончину и одно посмертное чудо; другая почти то же содержание передает гораздо короче, в сухом некнижном разсказе, чуждом литературных украшений и близком к разговорной речи. Современный Тучкову летописец, сообщая известия о его редакции жития Михаила, прибавляет, что это житие «и прежде написано бысть, но непрестанно (не пространно) и неявленно, сиречь вельми просто». Сам Тучков в послесловии к своей редакции разсказывает, что вместе с поручением написать житие блаженнаго он получил от новгородскаго архиеп. Макария и «написание чудесем и жительству св. чудотворца Михаила от древних списатель вкратце». Неизвестно, знал ли Макарий краткую некнижную редакцию; но можно с уверенностию сказать, что он передал Тучкову не ее, а другую, пространную и более книжную: последняя занесена в его четии- минеи; сличая ее с трудом Тучкова, легко заметить, что он пользовался именно этой редакцией, тогда как участие некнижной не отразилось ни одной чертой в творении боярскаго сына; поэтому множественное число «древних списателей» в известии Тучкова может и не значить того, что он получил от Макария обе редакции жития. Это ставит вне сомнения, что пространная редакция «пророчеств» составлена задолго до 1537 г., в описываемый нами период, хотя древнейший список ея, нам известный, не старше древнейшаго списка Тучковской редакции: оба они в минеях Макария. Некоторые указания на взаимное отношение обеих разсматриваемых редакций можно извлечь из их сравнительнаго разбора. Некнижная редакция от начала до конца представляется сокращенной переделкой пространнаго сказания о пророчествах: она опускает не только реторическия распространения последняго, но и многия фактическия любопытныя подробности, разсеянныя в нем, которыя указывают на близость его источников к описываемым событиям. Встречаем целые эпизоды, опущенные в краткой редакции чудес; далее, в последней нет указаний на годы и числа, которыми редакция пророчеств помечает многия события в своем разсказе. Наконец, можно заметить в краткой несколько неточностей и ошибок. Так, например, приход Михаила в Клопский монастырь она помечает временем Феодосия, «нареченнаго на владычество», между тем упоминает о пророчестве Михаила, который, живя на Клопске, предсказал игумену Феодосию, что он будет избран на новгородскую кафедру, но не будет посвящен. В житии нет прямых известий о том, когда Михаил пришел в Клопский монастырь и когда скончался; но по другим надежным источникам можно определить приблизительно время этих событий. Ни одна редакция жития Михаила не говорит, откуда он пришел на Клопско, и ничего не знает о прежней его жизни. Биограф архиеп. Ионы разсказывает, что прежде поселения в Клопской обители Михаил явился в Новгород, пришедши туда из дальней земли и «иного отечества сый», при архиеп. Новгородском Иоанне, т. е. до 1415 г. Тогда, при первом появлении в