Годятся Алексею в сказки, — Я разотру левкас и краски Уж не на рябкином яйде! Гнездятся чертики в отце, Зеленые, как червь капустный, Ему открыт рецепт искусный, Как в сердце разводить гусей — Ловить рогатых карасей — Забава царская… Ха! Ха!.. Царица же дрожит греха, Как староверка общей мисы, Ей снятся море, кипарисы И на утесе белый крест — Приют покинутых невест, И вдов, в покойников влюбленных! Я для нее из бус иконных Сварил, как щи из топора, Каких не знают повара, Два киселя — один из мысли, Чтобы ресницы ливнем висли, Другой из бабьего пупка, Чтоб слез наплавилась река!.. Вот этот корень азиатский С тобою делится по-братски. Надрежь меж удом и лобком, Где жилы сходятся крестом, И в райку, сладостнее сот, Вложи индийский приворот, Чрез сорок дней сними удильце. Чтобы пчелою в пьяной пыльце Влететь, как в улей, в круг людской И жалить души простотой, Лесной черемухи душистей, Что обронила в ключ игристый Кисейный девичий платок!.. Про зелье знает лишь восток Под пляс факиров у костра!.. Возьми мой крест из серебра С мидийской надписью… в нем корень!..' Я прошептал: 'Оставь. Григорий!..' Но талисман нырнул в ладони — И в тот же миг, как от погони, Из грота выбежал козел, Руно по бедра, грудью гол, С загуслым золотом на рожках… И закопытилась дорожка, Распутин заплясал с козлом, Как иволга, над кувшином Заплакала из камня баба. У грота же, на ветке граба Качалась нимфа белой векшей. И царский сад, уже померкший. Весь просквозил нетопырями, Рогами, крыльями, хвостами… Окрест же сельского чертога Залег чешуйчатой дорогой С глазами барса страшный змей. 'Ладони порознять не смей, Не то малявкой сгинешь, паря!' И увидал я государя. Он тихо шел окрай пруда. Казалось, черная беда Его крылом не задевала. И по ночам под одеяло Не заползал холодный уж. В час тишины он был досуж Припасть к еловому ковшу. К румяной тучке, камышу, Но ласков, в кителе простом, Он все же выглядел царем. Свершилось давнее. Народ, Пречистый воск потайных сот. Ковер, сказаньями расшитый, Где вьюги, сирины, ракиты, — Как перл на дне, увидел я Впервые русского царя. Царь говорил тепло, с развальцем. Купецкий сын перед зеркальцем, С Коломны — города церквей. Напрасно ставнями ушей Я хлопал, напрягая слух, — В дом головы не лился дух, И в сердце — низенькой светлице, Как встарь, молчальницы-сестрицы Беззвучно шили плат жемчужный. Свершалось давнее. Семужный, Перечный, хвойный, избяной, Я повстречался въявь с судьбой России — матери матерой. И слезы застилали взоры, — Дождем душистый сенокос, Душа же рощею берез Шумела в поисках луча, Бездомной иволгой крича, Но между рощей и царем Лежал багровый липкий ком! С недоуменною улыбкой, Простой, по-юношески гибкий, Пошел обратно государь
