товарами не входили»[227]. Эта формула, провозглашенная сразу, как только Россия начала иметь дело с евреями, имела далеко идущие последствия для русского еврейства.
Итак, какие бы правовые ограничения ни ожидали евреев в будущем, первоначально их причислили к городскому торговому населению, что неизбежно вовлекало их в сферу воздействия екатерининской политики развития городов, которая нашла выражение в законодательном акте, носившем название «Учреждения для управления губерний Всероссийской империи» от 7-го ноября 1775 г. и в Жалованной грамоте городам («Грамота на права и выгоды городам Российской империи»), изданной 21-го апреля 1785 г. Когда в будущем евреи оказались причисленными к городской элите, купечеству, то это означало, что они получили вожделенный статус принадлежности к городскому сословию, который, как отмечалось выше, ранее был недоступен им во всех городах Речи Посполитой. В самом деле, одним из первых шагов в рамках законодательного положения 1775 г. было преобразование шестнадцати частновладельческих белорусских местечек с значительным еврейским населением в «уездные города», призванные служить административными центрами, как предусматривала начатая губернская реформа[228].
Обновление сословной структуры создавало практические затруднения, но одновременно открывало новые возможности, причем не только для евреев. Представители сельского населения, в том числе даже крестьяне, вдруг оказывались горожанами, в то время как многие «мещане» по-прежнему жили и работали в деревне. Для устранения этих несообразностей требовались законы. Поэтому последовала серия указов, направленных на пресечение попыток крестьян выйти из крепостного состояния, записавшись в купечество[229]. С другой стороны, постановление 1782 г. предписывало мещанам и купцам проживать только в пределах городских территорий[230] .
Одной из важных причин, по которым законодатели стремились более четко структурировать общество, было то, что принадлежности к определенным сословиям сопутствовали значительные права и привилегии. Поэтому самое привилегированное российское сословие, дворянство, весьма энергично боролось за ограничение доступа к этим правам. В частности, они стремились запретить горожанам приобретать крепостных крестьян (эта борьба продолжалась до конца XVIII в)[231]. При этом, защищая собственные интересы, дворянство не упускало случая нарушить права других сословий, например, посылая своих крепостных торговать в города.
В Белоруссии жители городов и сельской местности отчаянно боролись за обладание правом производить и продавать алкоголь (так называемую пропинацию). Однако что бы ни предписывали традиционные правила винокурением и виноторговлей занимались самые различные сословия общества. Дворянство стремилось ограничить город в осуществлении его законных прав на пропинацию. Многие города располагали земельными владениями вне пределов городской черты, где могли продавать водку крестьянам. Евреи, будучи активными участниками виноторговли как в городе, так и в сельской местности, оказались в самой гуще этой борьбы.
Целью реформ 1775 и 1785 гг. было оживление городских центров. Для этого создавалась широкая система местной власти для управления на местах и контроля со стороны государства. В процессе создания этих институтов статус евреев оставался неясным. Казалось бы, включение евреев в городские сословия должно привести к распространению на них прав и обязанностей горожан, в том числе и в отношении налогообложения. Но этому противоречило решение властей сохранить существующие органы еврейской общины. В распоряжении от 13 сентября 1772 г. Чернышев приказал переписать всех евреев в целях налогообложения и велел «приписать их к кагалам, которые и учредить по рассмотрению губернаторов и по надобности». Евреев обложили поголовным сбором величиной в один рубль (с русских купцов взималось по 1 руб. 20 коп.)[232]
Понимание государственными властями термина «кагал» порождало некоторые проблемы. Если подразумевалась еврейская община со всеми ее институтами, то она непременно должна была бы дублировать многие функции, возложенные на органы городского управления – на городское собрание, или думу, и на исполнительный орган, магистрат, отвечавший за отправление правосудия и за сбор налогов. Это грозило превратить каждого еврея в «слугу двух господ». Поэтому для разрешения всех этих противоречий государству предстояло сначала точно определить сущность и функции кагала. Естественно, что ведущее место в этом процессе досталось губернаторам двух новых губерний, Могилевской и Псковской – М.В. Каховскому и М.Н. Кречетникову.
Губернатору Каховскому «его» евреи не понравились: «Народ хотя и трезвый, но ленивый, обманчивый, сонливый, суеверный, к нечистоте приобыклый, в домостроительстве неискусный; все они – пришельцы и умножаются в тех местах, где правление слабое и не наблюдающее правосудия»[233]. Описывая деятельность евреев, Каховский дал первый набросок того, что стало впоследствии стереотипом образа еврея в русской культуре – фигуры мелкого торгаша. По утверждению Каховского, евреи были повинны в продаже негодных товаров по завышенным ценам, они придумывали хитрые торговые операции, основанные на кредите, которые часто кончались неудачей, причем все потери несли их кредиторы-христиане. Сами же евреи, как он полагал, обладали невероятным умением избежать наказания за обман и за злостное банкротство, а судиться с ними было бесполезно. Они или скрывались, или использовали все свои еврейские связи, чтобы поколебать правосудие. Но мало того, что они отличались нечестностью в торговле, они занимались и явно преступной деятельностью – контрабандой, подлогами, вывозом за границу драгоценных металлов. Словом, как писал Каховский: «Евреин – то новый вид обмана, ибо, сколько ни случилось их дел разбирать, то при всяком деле новые виды обманов показывались»[234].
В этом обвинительном акте Каховского содержались знакомые жалобы на евреев, раздававшиеся еще в городах Речи Посполитой. Вряд ли стоит сомневаться в том, что его главными информаторами были христиане, конкурировавшие с евреями, тем более что его доклад пестрит специфическими ивритскими терминами (например, «хазах» – ивр-hazaqah – то есть, общинная торговая монополия), знания которых трудно было бы ожидать от представителя высшей русской бюрократии. Другое свидетельство в пользу того, что информаторы Каховского происходили из купеческой среды – содержащаяся в его докладе резкая критика экономических союзов, нередко заключавшихся между евреями и шляхтой и позволявших обходить городские торговые правила[235].
Не менее критически смотрел Каховский и на роль евреев в жизни деревни. Он отметил их место в системе арендаторства, в торговле спиртным, в ростовщичестве. Результатом экономической деятельности евреев, по его мнению, являлось то, что они «…крестьян же и помещиков в крайнее разорение приводят; итак можно сказать, что помещики были приказчиками, а крестьяне невольными работниками, а евреи их господами»[236].
Сознавая, что все евреи, независимо от того, жили они в местечках или в сельской местности, подчинялись власти кагалов, Каховский счел нужным ознакомиться с их внутренней организацией. Он выяснил, что старшины кагала (обычно четыре – шесть человек, в зависимости от величины общины) избирались благодаря своему богатству, знаниям Талмуда и деловым способностям. Они распределяли налоги, собирали деньги на помощь беднякам общины и на взятки чиновникам, необходимые в тех случаях, когда надо было защищать свои интересы.
Главной функцией кагалов, с точки зрения Каховского, было отправление правосудия. Все евреи подлежали юрисдикции кагала не только по вопросам религии, но и по гражданским и уголовным делам. Эти суды имели право лишать свободы нарушителей законов и назначать им телесные наказания. Всякому, кто отказывался подчиниться их распоряжениям или приговору, грозило изгнание из общины. Система правосудия носила иерархический характер: кагалы обслуживали свою собственную общину, а также при необходимости могли выступать апелляционными инстанциями для раввинских судов мелких общин. Кагалы ведали и духовными, и светскими делами, а верховные раввины в Бресте или в Вильно разбирали дела чисто религиозного содержания. Каховский понял суть этой независимой и автономной еврейской системы правосудия и перечислил обстоятельства, при которых евреи могли подлежать юрисдикции нееврейских судов – магистратских в городах или земских в частных владениях. Что касается других обязанностей, входивших в круг деятельности органов еврейского самоуправления, то о них ему было известно немного[237].
