Первому разделу, была гораздо меньше.

Надежных статистических данных о численности населения России до конца XIX в. очень мало, а сведения о евреях всегда носили особенно условный характер. Так, С.М. Дубнов, сославшись на анонимное «свидетельство современника», определил, что численность евреев, приобретенных Россией после Первого раздела, составляла «свыше сорока тысяч семей, около двухсот тысяч душ» [206]. И хотя из слов Дубнова не явствует, имел ли он в виду всю Белоруссию или только ее отошедшие к России территории, другие исследователи были склонны согласиться с этими цифрами[207].

Оценки, говорящие о сотнях тысяч еврейского населения, чрезмерно завышены, особенно если рассматривать их на фоне статистических данных, извлеченных из материалов первой официальной переписи населения, по которым все мужское население русской части Белоруссии достигало 613 тысяч человек[208]. Примерно за десять лет до первого раздела польские переписчики насчитали в Витебской, Полоцкой и Мстиславской провинциях всего лишь 21 263 еврея старше одного года от роду. Даже учитывая справедливое мнение Рафаэля Малера о том, что эти данные нужно увеличить на двадцать процентов, все равно вряд ли в 1764 г. на территориях, составивших белорусские губернии России, численность евреев могла превышать 50 тысяч человек [209].

Это утверждение подкрепляют статистические данные, собранные здесь первыми российскими администраторами. Перепись населения Витебской губернии, проведенная в 1772 г. в целях налогообложения (а потому, надо полагать, показавшая куда более низкий результат, чем было в действительности), дала сведения всего о 14 155 евреях обоего пола. Это составляло лишь 2,76 процента от общей численности населения провинции[210]. Лишь в нескольких небольших городах численно преобладали евреи, а в большинстве своем они жили в сельской местности, в местечках, принадлежащих польским магнатам. В 1773 г. могилевский губернатор определил, что в его губернии численность евреев мужского пола достигает 15 935, а женщин-евреек – 16 689. В июне 1773 г. в результате обследования для установления норм подушного налогообложения на новых территориях насчитали 25 579 евреев и 26 633 еврейки[211]. Таким образом, независимо от того, сколько на самом деле насчитывалось евреев в этом регионе, вся статистика, которой располагало русское правительство, говорила о том, что еврейское население здесь совсем невелико. Данные русских властей явно уступают результатам австрийской переписи 1774 г., когда на подвластных Австрии польских землях насчитали 224 981 еврея, как и вышеприведенной оценке Малера, согласно которой после 1795 г. в русском подданстве оказалось 800 тысяч евреев [212].

Незначительность еврейского населения, проживавшего на русских территориях в период между 1772 и 1793 г., позволяла правительству не слишком спешить с выработкой линии поведения в отношении его. Сравнительное безразличие политиков в этот период связано и с тем обстоятельством, что еврейские общины Белоруссии (в отличие от общин, которые прибавились после 1793 и 1795 гг.), были однородны в религиозном отношении, а потому не привлекали к себе внимания бурными столкновениями хасидов с «миснагдим». Определенную роль играло и рассеянное, а не компактное, проживание евреев на территории Белоруссии. По всем этим причинам евреи были малозаметны, и если временами коренное население проявляло к ним враждебность, то это не вызывало особенного беспокойства властей. Кроме того, правительству нетрудно было идти навстречу желаниям численно превосходящего евреев христианского населения городов в вопросах экономической политики. Самое большее, что могло извлечь русское правительство из такой демографической ситуации – это использовать белорусское еврейство в качестве подопытной группы, на которой можно было испытывать политику в отношении евреев, не опасаясь с их стороны противодействия и не ожидая возникновения сколько-нибудь масштабного кризиса.

Экономическая деятельность белорусского еврейства отличалась большим разнообразием, но особенно много евреев было сосредоточено в арендаторстве – по оценке М. Вишницера, этим занималось больше трети польских евреев – ив мелком ремесленном производстве и торговле [213]. Евреи-ремесленники занимались преимущественно портняжным делом, приготовлением пищи и напитков, но кроме того, они чинили обувь, столярничали, слесарничали, делали мыло и свечи, работали цирюльниками и брадобреями, изготовляли щетки и гребни. Трудно в точности определить все профессии евреев, так как они нередко совмещались. Ремесленники могли торговать собственными изделиями и продукцией чужого производства, торговцы в свободное время подрабатывали различным ремонтом, а лавочники физическим трудом. Еврею-корчмарю часто приходилось искать дополнительные занятия, чтобы свести концы с концами. Существовал также довольно обширный слой попрошаек и бродяг, которые жили за счет общинных благотворительных организаций. На другом полюсе общества находилась элита – зажиточные торговцы и предприниматели, выделявшиеся богатством. Были также члены профессиональных групп – врачи, учителя, религиозные деятели, занимавшие разные ступени социальной лестницы в общине[214]. Это социальное разнообразие, хотя оно нередко и фиксировалось в докладах чиновников-христиан, изучавших положение евреев, в значительной мере игнорировалось законодателями екатерининской России. Из всех возможных сословных вариаций они неизменно видели в евреях либо купцов, либо мещан, несмотря на то, что, как будет показано ниже, значительная часть евреев никак не отвечала критериям занятий и проживания, предъявляемым к членам этих сословий.

Стиль жизни еврейской общины зависел от природных условий и жизненного уклада людей, среди которых жили евреи. Новые владения России по Первому разделу достигали площади в 103 тысяч кв. км (в то время как по Второму разделу она получила 260 тысяч, а по Третьему – еще 116 тысяч кв. км). Эти территории отличались особой непродуктивностью: почвы здесь были бедны, основной зерновой культурой являлась рожь, которая и служила главным продуктом питания крестьян. В отсутствие развитой дорожной сети рожь часто приходилось не отправлять на рынок, а пускать на производство водки. И если некоторые специалисты высказывали мнение о том, что не следует преувеличивать царившую там нищету, то большинство современников настойчиво твердило о жалком положении крестьянства, тем более что в период, последовавший за присоединением к России, именно здесь выпало несколько неурожайных и голодных лет кряду. Не считая нескольких городов, таких как Витебск и Могилев, это были преимущественно сельскохозяйственные районы[215].

Отношение местного населения к евреям служило важным фактором при разработке российской политики, и необходимо подчеркнуть, что оно едва ли могло именоваться «русским». Правящий слой состоял из поляков или полонизированных литовцев и белорусов, как правило, исповедовавших католичество. У крестьянства, отрезанного от великорусских земель с XIII в., выработалась своя, отличная от великорусской, речь и культура. Здесь на долю православных крестьян выпали превратности, которых не испытали в других местах, так что их исторические судьбы были не такими, как в средневековой России. Православная церковь Белоруссии после краха церковной унии в 1448 г. ненадолго признала главенство митрополита Московского, но к 1596 г. там уже существовал собственный униатский «митрополит Киевский и Всея Руси», подконтрольный Риму. Поэтому каковы бы ни были взгляды великороссов на евреев, было бы глубоким заблуждением автоматически приписывать их православному населению земель Речи Посполитой. Важнейшее различие между обеими странами состояло в том, что если великорусские взгляды на евреев носили преимущественно теоретический характер и сложились при отсутствии еврейского населения, то белорусские воззрения выросли из еврейско-христианского симбиоза, веками существовавшего на этих территориях, и опирались не на абстракции, а на подлинные культурные и экономические взаимосвязи.

Самой первой заботой русских властей в 1772 г. было сохранение порядка на вновь присоединенных землях. Этой озабоченностью проникнуты инструкции, данные Екатериной новому генерал-губернатору Белоруссии, графу З.Г. Чернышеву. Территории, подвластные Чернышеву, разделили на две губернии – Могилевскую и Псковскую. В Псковскую губернию вошли провинции Псковская, Великолуцкая, Витебская, Полоцкая, Двинская; в Могилевскую губернию – провинции Могилевская, Оршанская, Мстиславская, Рогачевская. Во главе каждой из этих губерний стоял военный губернатор. Согласно договору, контроль России над этими областями вступил в силу 1 сентября 1772 г., и Чернышев получил приказ занять всю территорию к 8 сентября и «поддерживать порядок и спокойствие». Предстояло провести демаркацию новых границ, направить поток местных налогов в распоряжение соответствующих русских властей и установить