— Я-то в этом не сомневаюсь, — неторопливо ответила она. — Но почему вы так решили?

— Только это объяснение имеет какой-то смысл. У нас с ней случилась стычка, я как раз собирался выходить сюда. Она явилась ко мне в комнату и под предлогом интервью попыталась выведать у меня, зачем я возвращаюсь на Раму. Когда я сказал ей о Фальстафе и навигационном радиомаяке, она выключила камеру. Потом в весьма взволнованном состоянии задала мне целую кучу технических вопросов. А уже уходя, сказала, что теперь убедилась — никому из нас не следовало вступать внутрь Рамы. Мне показалось, она хотела попросить меня не возвращаться. Понимаю: ей не хотелось, чтобы я нашел вас. Как выяснилось, она бросила вас в яме. — Ричард помедлил. — Но я не могу постичь, зачем она это сделала?

— Помните ту ночь, когда вы объяснили мне причины отказа «Рохира»? — проговорила Николь после минутной нерешительности. — Я тогда спросила вас с Яношем о генерале Борзове…

Они возвращались к центральной площади, к собственному домику, и Николь за пятнадцать минут рассказала Ричарду все, что знает о заговоре. Поведала ему о контракте с прессой, о препаратах, которые Франческа давала Дэвиду Брауну и Реджи Уилсону, а также о собственных взаимоотношениях с действующими лицами. О кубике с данными она умолчала. Ричард согласился, что доказательства достаточно убедительны.

— Значит, вы полагаете, что она оставила вас в яме, опасаясь разоблачения?

Николь кивнула.

Ричард присвистнул.

— Теперь все понятно. Когда я вернулся на «Ньютон», мне стало ясно, что всем заправляет Франческа, а Браун и Хейльман только исполняют ее приказания. — Он обнял Николь за плечи. — Такого врага, как эта женщина, не пожелаешь никому. У нее явно отсутствуют какие-либо нравственные устои.

У Ричарда и Николь нашлись заботы более важные, чем Франческа. Возвратившись на центральную площадь, они обнаружили, что их домик исчез. Постучали птицам, но ответа не получили. Опасность их положения стала еще яснее.

Ричард приумолк и погрустнел. Он извинился перед Николь, пояснив, что, когда волнуется, всегда старается держаться в одиночестве. Несколько часов он возился с компьютером и лишь изредка задавал Николь вопросы по географии Нью-Йорка.

Опустившись на свой матрас, Николь начала уже подумывать — не пересечь ли им вплавь Цилиндрическое море. Особо хорошей пловчихой она себя не считала. Во время тренировок на один километр у нее уходило пятнадцать минут. Но это в бассейне. А тут придется проплыть целых пять километров в холодной, неспокойной воде, может быть, даже в сопровождении таких милых созданий, как биоты-акулы.

Размышления ее нарушил толстячок двадцати сантиметров ростом.

— Выпьем, что ли, милашка? — спросил ее Фальстаф. Николь повернулась, чтобы разглядеть робота вблизи. Тот поднял огромную кружку и припал к ней, проливая жидкость на бороду. — А если ты не хочешь пить, — проговорил он с тяжелым британским акцентом, запустив руку в гульфик, — может быть, тогда сэр Джон поучит тебя кое-чему промеж простыней. — Крошечное создание смотрело на нее плотоядным взглядом. Грубятина, конечно, но забавно…

Николь рассмеялась. Фальстаф тоже.

— Это не я остроумен, — объявил он, — все мужчины таковы.

— Знаете, Ричард, — обратилась Николь к Уэйкфилду, наблюдавшему за ней с расстояния в несколько метров, — когда вам надоест профессия астронавта, вы сможете нажить миллионы на детских игрушках.

Ричард подошел к ней и поднял Фальстафа. Поблагодарил Николь за комплимент.

— Насколько я понимаю, нам остается три варианта, — проговорил он очень серьезным тоном. — Просто переплыть море, поискать в Нью-Йорке чего-нибудь более подходящего, чтобы соорудить лодку, или ждать, что за нами придут. Во всех случаях, на мой взгляд, наши шансы невелики.

— Что вы предлагаете?

— Компромиссный вариант. Когда рассветет, давайте поищем в ключевых районах города, в особенности возле площадей: вдруг найдется материал, подходящий для лодки. Отведем на исследование раманский день, может быть, два. Если ничто не изменится, поплывем. На спасательный отряд я совершенно не рассчитываю.

— Я тоже. Но сперва мне хотелось бы сделать другое. Пищи у нас маловато, если не сказать сильнее. По-моему, сначала нужно извлечь остатки манно-дыни, а потом приступим к исследованию. Так мы будем по крайней мере на какое-то время застрахованы от неожиданностей.

Ричард согласился, что, пожалуй, правильнее всего начинать именно с пищи. Но он был против предложения Николь вновь воспользоваться хирургической ниткой.

— Вам просто повезло, — объяснил он, — что шнур не порвался и не прорезал насквозь повязку, хотя уже начал, как это было с перчатками.

— Что вы предлагаете взамен? — спросила Николь.

— Наиболее подходит материал сетки, — ответил Ричард. — Ничего лучшего мы не найдем, если только сумеем без особых усилий раздобыть подходящий кусок. Потом я спущусь в яму, чтобы ты…

— Нет, — улыбнувшись, перебила его Николь. — При всем уважении к тебе, Ричард, сейчас не время для мужественных безрассудств. Воспользоваться этими материалами — отличная идея. Но ты слишком тяжел. Случись что, я не сумею поднять тебя наверх, — она похлопала его по плечу. — Не обижайся, но, по-моему, из нас двоих я, пожалуй, буду покрепче.

Ричард отреагировал на укол.

— А как же традиции? Это мужчина должен совершать все поступки, требующие силы и ловкости. Или ты забыла детские комиксы?

Николь от всей души рассмеялась.

— Да, дорогой мой, но ты ведь не Папай, а я не Олив Ойл[48] .

— Ох, не уверен, переживу ли такое, — проговорил он, с пылом качая головой. — Узнать в тридцать четыре года, что я не Папай… Надо же — какой удар. — Он легонько обнял Николь. — А как ты полагаешь, не поспать ли нам до рассвета?