— Так вот как может инженер назвать мое пребывание в обиталище птиц, — Николь снова улыбнулась, — экскурсией в третью координату?
— И так тоже можно.
Николь покачала головой.
— Не знаю, что и думать, Уэйкфилд. Если вы все время знали, где я нахожусь, то какого черта прождали так долго…
— Потому что мы потеряли вас, точнее, считали, что потеряли, а я только потом нашел вас… когда вернулся за Фальстафом.
— Или же я за эту неделю невероятно поглупела, или же подобное объяснение для меня крайне нелестно…
Тут уже рассмеялся Ричард.
— Позвольте мне изложить события уже в большем порядке, — он помедлил, чтобы заново все припомнить. — Еще в июне меня возмутило решение группы технического обеспечения отказаться от использования навигационных маяков, дублирующих индивидуальные локаторы. Я пытался возражать, указал, что возможны такие аварийные или экстренные ситуации, когда в обычной голосовой связи отношение громкости сигнала к шуму может сделаться близким к пороговому. И на всякий случай установил маяки на трех роботах…
Ричард Уэйкфилд говорил, а Николь разглядывала его. Она уже успела забыть, что это человек не только удивительный, но и забавный. Нечего было сомневаться — если задавать правильные вопросы, Ричард может целый час проговорить только о маяках.
— …а потом Фальстаф потерял сигнал. Меня там не было, я собирался вместе с Хиро Яманакой залететь за вами на геликоптере. Фальстаф снабжен маленьким магнитофоном и записывает все показания. Мы не встретили вас, я воспроизвел все данные и обнаружил, что сигнал внезапно исчез. Потом появился, буквально на миг, пока мы переговаривались по радио, но через несколько секунд после завершения разговора исчез совсем. Можно было считать, что отказал передатчик. Я думал тогда, что все дело в принце Хэле. И когда Франческа сказала, что до самой площади шла вместе с вами, я уже не сомневался, что принц Хэл…
Слушавшая до сих пор вполуха, Николь мгновенно насторожилась, услыхав имя Франчески.
— Стойте, — перебила его Николь, сопровождая слова жестом руки. — Что она вам сказала?
— Что вы с ней вместе вышли из амбара и потом вы отошли в сторону поискать Такагиси.
— Да это же дерьмо коровье.
— Что? — переспросил Ричард.
— Это ложь. Абсолютная ложь. Я упала в ту яму, о которой вам говорила, когда Франческа была рядом, или не более чем через минуту после того, как она вышла из амбара. И с тех пор мы с ней не виделись.
Ричард помедлил.
— Теперь понятно, почему Фальстаф потерял вас. Значит, вы все время оставались в амбаре и сигнал был блокирован. — Пришел и его черед удивиться. — Но зачем Франческе придумывать такие россказни?
«Хотелось бы знать, — сказала себе Николь. — Значит, она действительно отравила Борзова. Иначе, зачем ей…»
— А между вами ничего не было? — спросил Ричард. — Мне всегда казалось, что…
— Взаимная ревность, — перебила его Николь. — У нас с ней ничего общего
— световые годы.
— Говорите, говорите, — усмехнулся Ричард. — Уже почти год я излучаю сигналы: услышьте меня, умница, очаровательная, неотразимая женщина. И все же ни разу я не добился от вас ничего, кроме вежливого врачебного интереса. А Франческа замечает все — даже если ты просто глянешь в ее сторону.
— Есть другие, более фундаментальные различия, — ответила Николь, не без удовольствия отметив, что свой мужской интерес к ней Ричард наконец облек в слова.
После короткой паузы Николь поглядела на часы.
— Но я не собираюсь тратить время на разговоры о Франческе Сабатини, — продолжила она. — Через час снова стемнеет, а нам еще нужно разработать план, как спастись с острова. Следует подумать о том, где добыть пищу, воду, а также о прочих неназываемых потребностях, которые делают заточение в тесной яме малопривлекательным.
— У меня с собой переносный домик — если потребуется.
— Отлично, — ответила Николь, — вспомним, если пойдет дождь. — Она потянулась к ранцу за манно- дыней, но не стала доставать пакет с едой. — Кстати, — спросила она Ричарда, — вы не прихватили с собой
Домик пригодился, когда они собрались поспать. Они решили расставить его на центральной площади. «Чем ближе к птицам, тем безопаснее», — подумала Николь. В известной мере, она с ними подружилась и могла надеяться на помощь в случае необходимости. Кроме того, пищу здесь можно было найти только у них. У Ричарда с Николь оставалось еды на двоих лишь на пару раманских дней.
Николь не возражала против того, чтобы спать с Ричардом под одной крышей. Он галантно выразил готовность расположиться снаружи, но в хижине свободно можно было разместить два матраса. Они лежали в полуметре друг от друга и беседовали. Николь во всех подробностях описала, что делала в одиночестве, опустив только рассказ о видении и фиале. Все это было для нее слишком личным, чтобы делиться с кем-нибудь еще. Ее рассказ крайне заинтересовал Ричарда, в особенности все, что относилось к птицам.
— Интересно, — сказал он, подпирая голову согнутой в локте рукой, — как могли они попасть сюда. Судя по вашим словам, если забыть о танке-часовом, они по развитию едва ли окажутся выше доисторического человека. Неплохо было бы выведать их секрет.
— Впрочем, не следует полностью исключать, что на самом деле это биоты,
— продолжал он, едва сдерживая энтузиазм. — Биологически они, быть может, и не слишком интересны, однако в качестве искусственного разума… это было бы то, что нужно. — Он сел на своем матрасе. — Только подумайте,
Николь сделалось смешно.
— Ричард, — спросила она, — а вам не приходило в голову, что, если нас не спасут, наша беседа будет представлять лишь академический интерес?
— Случалось парочку раз, — рассмеялся Ричард. — Этот поганец Хейльман перед тем, как я уже собрался возвращаться внутрь Рамы, отвел меня в сторонку и сообщил, что мой поступок «нарушает все принятые процедуры». Он обещал, что никто и
— Так почему же вы вернулись?
— Я еще не вполне уверен, — медленно проговорил он. — Я хотел взять Фальстафа, проверить: вдруг по какой-то немыслимой случайности он получил сигнал с вашего маяка. Но были, кажется, и другие причины. В этой экспедиции политика важнее науки. Я понял, что бюрократы на Земле намереваются приостановить ее — «по соображениям безопасности» и что экипаж больше не пустят на Раму. Политические дискуссии продлятся еще день или два… и мне хотелось в последний раз поглядеть на самое изумительное зрелище в моей жизни.
Николь помедлила.
— Вы не побоялись так поступить, — негромко отозвалась она. — И даже сейчас не обнаруживаете признаков страха. А вас не пугает, что вы, возможно, умрете на Раме?
— Слегка. Но лучше ярко умереть, чем вести пресную жизнь. — Он вновь подпер голову локтем. — Три года я ждал экспедиции и с самого начала понимал, что вполне способен оказаться среди избранных. Кроме роботов и Шекспира в моей жизни нет ничего — одна только работа. Ни семьи, ни друзей, не о ком…
Голос его стих.
— Умереть мне не страшно — не более чем возвращаться. Во всяком случае, Ричард Уэйкфилд, член экипажа «Ньютона», сыграет свою роль до конца. — Он хотел продолжать, но умолк. Откинувшись на спину,
