уголовного розыска, мужем моей приятельницы Сонечки Смоткиной Федей Сторобиным, который там же и скончался.

Мы причалили в порт Нагаево в бухте Нагаево в Охотском море. На берегу злой, жестокий ветер, налетая ураганными порывами, рвал и трепал все, что преграждало ему путь. Буря бушевала уже несколько дней, и все устали, и не было, кажется, здесь никого, кто не жаловался бы на головную боль. На зубах скрипел песок, и шумело в ушах. Редкие прохожие пролетали мимо друг друга, не останавливаясь и не здороваясь. Удержать что-либо в руках в эту зверскую погоду было почти невозможно. Пароход стоял здесь довольно долго.

Капитан с трудом выпускал нас на берег, но мы и сами торопились побыстрее вернуться обратно на пароход. На нашем «Тобольске» собралась большая шумная компания. «Харбинка Наташенька», так ее все называли, так как она вернулась из китайской эмиграции еще до того, как было продано в марте 1935 года КВЖД правительству Маньчжоу-го. У нее был замечательный голос, и здесь на Колыме она давала концерты. Два инженера возвращались на большую землю, как они говорили, в длительный отпуск. Две влюбленные пары, одна из которых — мой сосед из Тетюхе Иван Алексеевич Алексеев (тогда еще не мой однофамилец) со своей возлюбленной Марией. Он занимал вторую половину нашего двухсемейного коттеджа, и в своей половине этого коттеджа ночью храпел так, что, если у меня было открыто окно, я не могла уснуть. Из Владивостока до Москвы пришлось ехать с ними в одном спальном вагоне, где все пассажиры взбунтовались, и его куда-то переселили.

Еще с нами плыл славный веселый молодой человек Юрий, сын или племянник Сергея Лазо, да, да, того самого Лазо, главкома Красных войск, установившего советскую власть на Дальнем Востоке и в Приморье. Того самого, которого японские интервенты и белогвардейцы вызвали на совещание в штаб японских войск, арестовали, пытали, замучили и живого сожгли в паровозной топке в 1920 году. Юра всю дорогу развлекал нас всех, играл на гитаре и перепел нам все песенки Вертинского не хуже самого Саши Вертинского.

А когда провожали меня шумной толпой из Владивостока, он, стоя на перроне, пел песню Вертинского: «Часы считать, часами мерить. Я научусь в разлуке жить. Я буду жить, я буду верить, я буду помнить и любить». Это был год, когда Вертинским увлекались все, как тогда говорили, «взахлеб».

И когда поезд тронулся проводник, грустно сказал: «Так это вы одна едете, а я думал, что вся эта веселая компания с нами поедет».

Вернувшись с Дальнего Востока, я готова была уже через пару месяцев защищать дипломный проект. Но вдруг поняла, что я жду ребенка, а первые месяцы беременности я переносила так тяжело, что мне потребовался не только отпуск, а даже санаторное лечение, и скорым поездом «Москва — Севастополь» я выехала в Крым.

Рано утром сошла в Севастополе с поезда, иду к автобусу, дальше в Симеиз — приморский климатический курорт недалеко от Ялты на южном берегу Крыма, а в какой санаторий идти, еще не знаю. Тащу чемодан к автобусу, к нему привязаны ремнями валенки, крымские ребята бегут за мной, тычут пальцем в валенки и спрашивают:

— Тетенька, что это?

В Крыму никто в валенках не ходит, но из Москвы я выехала в трескучий мороз.

От Севастополя до Симеиза, кажется, 70–80 км. Автобус мчался все время вверх, как по спирали. Дорога невероятно крутая, чувствуешь себя, как на карусели. И вдруг на самой высокой точке, на самой живописной вершине нашего путешествия водитель сообщил: «Остановка, перекус!»

Знаменитые Байдарские ворота, высота 503 метра — перевал через Крымские горы, отсюда спуск вниз от Байдарской долины к Черному морю. Все с облегчением вздохнули, радостно вылетели из автобуса и помчались в ресторан.

Рестораном оказалась церковь, стоявшая с незапамятных времен на этой скале. Кому пришла в голову идея закрыть ее и переоборудовать в чебуречную? Стены внутри расписаны ликами каких-то угодников, старинными изречениями, написанными славянской вязью, кто-то усиленно старался прочесть вслух, что там написано, но ни я, ни кто-либо другой из сидящих вокруг меня, я уверена, ничего в этом не поняли.

Все быстро расселись вокруг столов, чебуреки были замечательные, а головокружительная красота вида на море и на все окрестности с этой возвышенности просто захватывала дух. Но когда наш автобус пошел винтить дальше по дороге вниз, произошло что-то невообразимое. Всех укачало, всех тошнило и рвало. И когда водитель остановил автобус и выкрикнул «Алушта», все не вышли, а просто вывалились из автобуса. А вокруг уже бегали турки в черных бараньих шапках с нарезанными на подносах ломтиками лимона и кричали во всю глотку «Скорая помощь! Скорая помощь!» Очнулись мы только тогда, когда очутились на распределительном пункте. На этом закончился первый этап нашего путешествия.

Огромная приемная, народу много. По-видимому, кроме нас, сюда уже раньше приехало несколько автобусов.

Распределение шло очень быстро, за столом сидел человек, задавал пару незначительных вопросов и отправлял вас в соответствующий санаторий. Одних в туберкулезный, других в невралгический и т. д.

Меня «распределили», как тогда мы говорили, в Симеиз в невралгический санаторий «Красный Маяк». Санаторий роскошный, главный корпус в каком-то старинном «замке». С двух сторон новые пристройки: слева для медицинских процедур, справа мужской корпус и административные помещения. И вся эта красота стоит на высоком берегу Черного моря.

Окружен этот санаторий всевозможными субтропическими деревьями и растениями. В январе в цвету орхидеи, олеандры, зеленеет магнолия. И зима здесь такая редкость, что когда вдруг однажды чуть- чуть не то запорошил снежок, не то просто побелело от утреннего инея вокруг, все уже пели песенку Вертинского не «Как дикая магнолия в цвету», а «Как дикая магнолия в снегу». А через полчаса вновь засияло солнце, иней растаял, и птицы запели во все голоса.

Меня поместили в главном корпусе с видом из окна прямо в парк. Вход в нашу комнату был также прямо с высокого крыльца, по углам и на ступеньках которого стояли огромные вазы, полные пахучих, цветущих растений.

На моей кровати у окошка лежало чистое постельное белье. Я быстро застелила кровать и собиралась выйти в сад, как в комнату вошла высокая, стройная женщина, себя я еще в то время считала девчонкой, а она мне показалась солидной лет 30-ти дамой.

— Наталья Николаевна, — протянула она мне руку, — вот видите, я вас нашла. — Заметив мое удивление, она улыбнулась и продолжала: — Знаете, как это вышло? Вы уехали, а когда подошла моя очередь, я попросила распределителя: «Отправьте меня тоже туда, куда вы отправили девушку в красном плаще». Он немного подумал и вспомнил: «В Симеиз, в санаторий „Красный Маяк“». — Так, пожалуйста, туда и меня отправьте. Так я очутилась здесь. Здесь я так же заявила главному врачу: «К вам недавно прибыла девушка в красном плаще» — «Да помню». «Так, пожалуйста, — взмолилась я, — поместите меня вместе с ней в одну комнату». И вот я здесь.

— Так, значит, будем знакомы. Меня зовут Нина.

На меня она произвела такое приятное впечатление, что я готова была обнять ее.

Мы вместе вышли, болтая о разных дорожных пустяках. Вместе пошли ужинать. Главный врач оказался таким чутким, что даже посадил нас за один и тот же стол. В этом санатории кормили на удивление вкусно и обильно. На ужин были поданы нам такие вкусные морковные и капустные котлеты со