менялись, как на экране.

Когда всей нашей дружной веселой компании, увлеченной карточной игрой, надоело играть в карты, взялись за домино, уверяя меня, что в дальнейшем моем морском путешествии эта игра будет мне очень полезна. Наш вагон также был самим певучим, а уж выпить по поводу и без повода — не уступал другим.

В этом изнуряющем путешествии очень кстати оказался мой день рождения, который превратили в круглосуточный праздник.

По этому случаю наши спутники убрали и вычистили соседнее купе. Из чемоданов соорудили стол, накрыли белой салфеткой. Посреди «стола» стоял огромный букет цветов в консервной банке, появилось столько бутылок и консервных банок, что почти всему составу хватило выпить, закусить, попеть и пошуметь. Наполнив стаканы и кружки разного сорта вином, все горячо поздравили меня с днем рождения. А к концу дня чуть ли не весь состав принял участие в нашем празднике, всем было весело, и вскоре уже никто не помнил, с чего же, собственно, это все началось. Цветов было столько, сколько было пустых выпитых бутылок, любая артистка могла бы позавидовать. Мои изобретательные попутчики умудрились, одним им известным способом, протереть пустые бутылки шпагатом, ловким ударом отбить у них горлышки и превратить их в вазы для цветов.

А поезд тем временем медленно и уверено, огибая бухту, в одно пасмурное туманное утро приближался к Владивостоку.

Вода в бухте была стального цвета, как и небо. Над этой свинцовой поверхностью носились стаи чаек, плавали рыбачьи лодки, баркасы.

В поезде все суетились, укладывали вещи. Куда ни глянь, чемоданы, баулы, бумага, мусор, как будто всю дорогу не убирали. Зашел проводник, побрызгал из чайника и начал мести. Пыль коромыслом, а бедные пассажиры, только что приодевшиеся и разместившиеся у окон, желая посмотреть на окрестности Владивостока, заметались из стороны в сторону, считая себя совершенно лишними в вагоне.

Поезд медленно, медленно подошел к вокзалу. Владивосток! Владивосток!!! — пронеслось по вагону, и все после долгого, утомительного пути радостно рванулись к выходу.

На перроне многие прощались со слезами, за этот длинный путь люди сблизились, даже успели завязаться какие-то романы.

Когда я вышла на перрон, меня липкой влагой окружил туман.

Ко мне бежала Тамара. За огромным букетом цветов я увидела копну каштановых волос, огромные серые глаза и счастливую улыбку Тамарочки. Наша радостная встреча была такая бурная, что многие оглядывались на нас, букет был лишний. С Тамарочкой я познакомилась еще в Бердянске, потом мы встретились в Москве, где она училась вокалу в консерватории, и по окончании получила направление в оперный театр Владивостока. Опомнились мы, когда к нам подошел шофер.

— За вами машина. Вас ждут.

Я не была такой большой шишкой, за которой надо было посылать машину, но управляющий «Дальцветметзолота» славился своей трогательной заботой о молодых специалистах.

— Приказано везти вас прямо в гостиницу «Золотой Рог».

— О нет, пожалуйста, ко мне, я ее годы ждала, — обратилась к нему Тамарочка.

— С удовольствием, куда хотите, хоть на край света, — глядя на нас, весело ответил шофер. — Я только передаю приказ хозяина.

Желание привести себя в порядок, помыться, переодеться после такого долгого пути взяло вверх, и мы поехали в гостиницу.

В гостинице нас встретил управляющий Сихотэ-Алинским комбинатом.

— Вот и приехала, а денег хватило на дорогу?

— Хватило. А вам Серебровский привет посылает.

— Спасибо, а в главке все грызня. Лучшие работники все исчезают. Сколько их сменилось при мне, не перечесть, вот и я жду своей очереди…

Я искоса взглянула на него. Ему было лет шестьдесят, он крепился, но выглядел старше.

Как потом я узнала, он был членом коммунистической партии с 1905 года. Состоял он в обществе старых большевиков и политкаторжан, и это наполняло меня чувством глубокой симпатии и доверия к нему. Он же, имея за собой тридцатилетний партийный стаж, был довольно прям и откровенен в разговорах с близкими, знал всех вождей лично и очень хорошо.

— Я воробей стреляный, — говорил он. — Знаю царские ссылки и тюрьмы, всю свою жизнь посвятил партии, и иногда «критикнуть» имею право. Но попал в опалу, и был послан управляющим Сихотэ- Алинским комбинатом не по своей воле, а в порядке партийной дисциплины.

Завтрак на всех был заказан прямо в номер гостиницы.

— Да что вы встречаете меня как начальника главка? — засмеялась я.

— Инженер, наш советский молодой инженер. Уважать, черт возьми, надо, уважать и ценить.

За завтраком появился новый персонаж.

— Глеб Успенский — начальник радиоточки Тетюхинского комбината, — отрекомендовал нам его Кокшенов.

— Что это вы, имя писателя присвоили или родственник ему? — поинтересовались мы.

— Не читал — коротко ответил шевелюристый парень.

Вот тебе и директор радиоточки. «Не читал — и точка», — подумала я.

— Идея! Как только вам станет скучно, у вас будет нагрузка — помогите Глебу музыкально укомплектовать его радиоточку. Мы ему выдали 15 тысяч рублей для этого, а то ведь сил нет его кошачьи концерты слушать, — обратился ко мне Кокшенов.

— Это вы не по адресу. Машины, заводское оборудование — тут я к вашим услугам, а вот насчет музыки… — я обернулась к Тамаре, — поможешь?

— Тамара Сергеевна Голубева — поет, как соловей, играет, как бог, и красива, как мадонна. Я вас в среду слушал в «Мадам Баттерфляй». Вы из московского «Большого»?

— Нет, из нашего, Владивостокского, — улыбнулась Тамара.

— Какая золотая молодежь! И что бы мне лет этак десятка на три позже родится. Слушал вас и плакал, ей богу. В молодости театральным критиком считался, и неплохим. Театр любил, как невесту, а потом жизнь закрутила, завертела, как щепку, и прямо выбросила на берег Тихого океана. Но знакомых я имел и имею в Москве, хоть отбавляй. Хотите, Тамара Сергеевна, моя рекомендация, а главное, ваш голос — и место в «Большом» вам обеспечено? — почти с отеческой улыбкой обратился он к Тамарочке.

— Нет, нет, — почти с испугом произнесла Тамара.

— Как хотите, в любое время, только дайте мне знать. А вы, — обратился он ко мне, — пока ваш «Феликс Дзержинский» (пароход) прибудет за вами, погуляйте по Владивостоку, хороший город, я его очень полюбил. А теперь нам пора, Миша, а то мы на поезд опоздаем, мы едем в Хабаровск.

Недолго пришлось ему ждать, в 1937 г. его арестовали и вскоре расстреляли.

Город Владивосток расположен вдоль восточного побережья Амурского залива. Главный город Приморского края. Конечный пункт Транссибирской железнодорожной магистрали, лучший порт на Тихом океане. Город раскинулся по берегу бухты Золотой рог, на протяжении пяти километров ступеньками поднимаясь вверх по склонам холмов, прикрывающих бухту. Сверху открывалась живописная панорама Владивостокского рейда. Владивосток мне тоже очень понравился, он не был похож на шумные портовые города нашего юга. Приятное, уютное впечатление производили небольшие, купеческого стиля, домики, обсаженные зеленью, чистые тихие улицы, и только на главном Ленинском проспекте, пересекавшем весь город и спускавшимся прямо к морю, днем и ночью царило оживление. Здесь разгуливало много иностранцев с американских, английских, итальянских и греческих пароходов.

Вечером мы спустились в ресторан, заказали ужин. Меня поразило, что в ресторане было пусто, только кое-где в глубине зала за столиками сидели одинокие женщины. Вскоре заиграла музыка, появились