– Все у меня есть, – голос у Веры невольно дрогнул, – не нужно беспокоиться.

Квартирка была небольшая, но очень светлая и чистая, даже на невнимательный мужской взгляд.

– Вы извините… – Вера нисколько не смутилась, просто констатировала факт, – там – Надина комната, а там я сейчас живу, не успела даже чемоданы разобрать. Так что придется на кухне, если вас это не смущает…

– Годится, – кивнул Матвей.

В конце концов, он пришел не для того, чтобы за столом рассиживаться. Сейчас попробует выяснить кое-что, а если не получится, то нужно распрощаться с этой Верой как можно быстрее и заняться наконец собственными делами.

Кухонька тоже была светлая и чистая, без всяких дамских рюшечек-финтифлюшечек. На окне обычные жалюзи, на подоконнике никаких фарфоровых собачек и кошечек. На стене перед столом висела большая керамическая рыба. И еще настенный календарь с яркой фотографией морского дна.

Вера быстро накрывала на стол. Там появились французский сыр, французское вино и коробка французских трюфелей. Еще какие-то яркие коробочки и ваза с виноградом.

– Вино откройте, – Вера протягивала ему старинный штопор с двуглавым орлом на ручке, – на поминки полагается водка, да только у меня все что есть…

– Из Франции вернулись? – догадался Матвей, ловко открыв белое бордо.

– Да… думала с Надюшей эту бутылку выпьем… она сыр очень любила… с виноградом…

Тут она не удержалась, и слезы полились из глаз. Матвей не сделал попытки ее утешить – не от равнодушия, а понял, что она никакого утешения не ждет. Да и как тут можно человека утешить? Сестра умерла, что же тут сделаешь. Еще долго она плакать будет.

Они помянули Надю, не чокаясь. Матвей плеснул себе немного вина – за рулем все-таки.

– Эти ребята… – начал он, осторожно подбирая слова, – я так понял, ни с кем из них Надя особенно близко не дружила? А родственники у нее, кроме вас, есть еще?

Он понимал, что начал расспросы слишком быстро и вопросов задает слишком много, но ждать больше не мог. Вера никак не выразила своего недовольства.

– Понимаете… – она грустно вздохнула, опустила глаза. – Надя была человеком… особенным, что ли. Нет, вы не подумайте, что со странностями…

– Да я и не думаю! – удивился Матвей. – Я же ее видел – хорошая была девушка, работящая и умница…

– Все это так. Но ее родители…

Матвей запоздало задал себе вопрос, где же Надины родители, отчего их не было на похоронах.

– Так что там родители? – поторопил он Веру.

– Родители у нее люди очень занятые, – с горечью сказала Вера, – они все время что-то строят – то плотину в Африке, то мост в Венесуэле, то аэродром в Перу, то электростанцию где-то еще на другом краю света. Как начали это дело лет пятнадцать назад, так с тех пор и в России-то ни разу не были. Хотя нет, полтора года назад мать приезжала, когда бабушка умерла…

Вера выпила еще вина и начала рассказывать, задумчиво посасывая виноградинку.

Отец у Нади был хорошим специалистом, но с перестройкой работу потерял, как и многие его сослуживцы. Поэтому, когда ему предложили выгодный контракт в Штатах, он ни минуты не сомневался.

Контракт заключался на полтора года, мама не захотела расставаться с мужем так надолго, а может, нашлись и еще какие причины. Вроде бы бабушка говорила, что контракт этот устроила Надиному отцу старинная его приятельница, с которой они учились когда-то в институте. Бабушка потом всегда расстраивалась, что сама посоветовала своей дочери, то есть Надиной маме, не пускать дело на самотек, лететь в далекую Америку вместе с мужем и, по выражению бабушки, «висеть на нем, как часы на стенке».

Наде шел тогда седьмой год, осенью она уже собиралась пойти в школу, и, конечно, не было никакого резона срывать девочку с места и везти в неизвестность. Тем более что бабушка чувствовала себя относительно здоровой, бодрой и обожала внучку.

В общем, родители вылетели в Штаты.

Матвей и при первом упоминании об Америке поморщился, а сейчас не выдержал и скрипнул зубами. Вера покосилась на него удивленно, но продолжала рассказ.

По прошествии полутора лет контракт Надиному отцу продлили. Работодатели были очень довольны способным и чрезвычайно трудолюбивым специалистом. Мама прилетела на две недели, чтобы забрать кое-какие вещи – документы, книги, еще какие-то безделушки на память.

– Тогда еще была жива моя мама, – пояснила Вера, – ее сестра родная. Она-то сразу сообразила, что Надины родители решили за границей надолго обосноваться, если не навсегда. Забирай тогда ребенка, говорит, что ты девочку на бабку повесила. Все-таки не молоденькая она, болеет вон… Опять же дочке родители нужны, а то как сирота… на собрания в школу и то я хожу…

– Правильно… – кивнул Матвей, сам того не желая увлекшись рассказом.

Но Надина мама ответила своей сестре не то чтобы резко, а как-то равнодушно, даже не то чтобы равнодушно, а непонимающе. Сейчас у них там, в Штатах, трудное положение, объяснила она охотно, все дело в том, что муж ее начал делать карьеру гораздо позднее, чем другие специалисты. Американцы к сорока годам уже очень многого достигают, конечно, те, кто хочет чего-то достичь, а не неудачники. Надин папа не хочет быть неудачником, поэтому ему приходится работать за троих. Он очень занят и не может уделять дочке никакого внимания. А она, мама, тоже нашла себе приличную работу по специальности, так что сидеть с Надей у нее никак не получится. Это ведь не у нас, в России, там больничный по уходу за ребенком не дают. Денег они присылают достаточно, бабушка с внучкой ни в чем не нуждаются. Так что вопрос решен. На ближайшие два года Надя остается здесь.

Надя потом рассказывала Вере, что она никак не могла маму узнать. Мама приехала совсем не такая, какой ее помнила дочка – обычная женщина, в меру полная, в меру болтливая, любила у телевизора посидеть, чайку с пирожными попить… Теперь мама стала спортивной, энергичной, сильно загорелой, шумной. Зубы у нее были неестественно белыми, и от этого казалось, что их слишком много.

И еще мама все время громко смеялась, даже Надя понимала, что не всегда к месту.

Так и пошло. Через два года папе предоставили новый контракт, теперь уже в Мексике, потом – в Руанде или где-то еще, всего не упомнишь…

Все это было так далеко от России, родители больше не приезжали – что зря деньги да время тратить. Бабушка с Надей и вправду ни в чем не нуждались. На лето мама оплачивала им путевки в приличный санаторий в средней полосе – отдых на всем готовом, еще и подлечиться старушке можно. А что подрастающей девочке нужна именно мама, чтобы ходить куда-нибудь всем вместе, чтобы делиться своими переживаниями, обсуждать увиденные фильмы и спектакли да просто поболтать вечером за чашкой чая, – это все сантименты, как считали родители, главное – работа.

– Понимаете, бабушка тут, наверное, тоже немножко виновата, – Вера тихо вздохнула и налила себе еще вина. Матвей отказался – не может, за рулем. – Бабушка все время повторяла при Наде, что родители ее бросили, горевала очень, виноватой себя чувствовала. Но вот внушила девчонке, сама того не желая, что та какая-то ущербная. У всех детей родители есть, а у нее нету. Уехали они далеко-далеко, а Надю тут бросили, как ненужную вещь.

Помню как-то разразился скандал. Перевели Надю в другую школу, когда ей двенадцать лет исполнилось. Подростки жестокие, кто-то стал насмехаться, что у нее вообще родителей нету, подкидыш она. А про Америку все врет. Надя девочка смирная была, но тут в драку полезла. Дошло до директора. Та оказалась умной женщиной, сумела как-то конфликт погасить, с бабушкой поговорила, маму даже мою вызвала. А что толку? С тех пор Надя еще больше в себе замкнулась.

Матвей снова незаметно взглянул на часы. Кажется, пора уходить, ничего нужного он тут не узнает. Однако пьет эта Вера неслабо, второй бокал допивает, а есть ничего не ест, сыр даже не открыла. Сейчас развезет ее, начнет плакать по своей неудавшейся жизни, сестру жалеть, а он-то что тут делает?

– Я к чему все это рассказываю? – встрепенулась Вера.

«Вот именно, – подумал Матвей, – к чему?».

– Вот вы спросили, были ли у Нади близкие. Я вам и отвечаю, что из родственников здесь осталась одна