делового человека.
Характерные антисемитские замечания в материалах интервью идут в этом направлении, хотя в них имеют место и мотивы «пролетарского» антисемитизма, как, например, идея о еврее-эксплуататоре или о евреях, уклоняющихся от тяжелого физического труда. Различие между пролетарским и буржуазным антисемитизмом не следует преувеличивать. Нередко черты, которые рабочие приписывают евреям, содержат аспект «неприспособившегося буржуа». То, что рабочему кажется симптомом эксплуатации, для среднего класса может легко превратиться в упрек в бесчестии, в вопиющее нарушение буржуазной морали, к важнейшим принципам которой относится хвала честному труду. Рассматриваемые здесь клише не связаны с классовыми барьерами, изменяется лишь их функция и результатом этого становится перестановка акцентов.
В представлениях «неприспособившихся буржуа» отчетливо выделяются три группы мотивов: слабость евреев и корреляты их психики; отождествление евреев со средним классом как сверхкомпенсация, которая в значительной степени не имела места: глубокая нелояльность евреев по отношению к классу, к отождествлению с которым они напрасно стремятся, – нелояльность, которая воспринимается как выражение неудавшихся попыток их отождествления и их природы, т. е. природы изолированной, нежеланной и закрытой группы. Первые два упрека нуждаются в известном объективном обосновании. Имеется достаточно доказательств мазохизма евреев – например, новейшие исследования Антона Лурье, – и основ мазохизма в психологии религии. Напротив, третий упрек, по-видимому, является преимущественно проективным и представляет собой одно из основных рациональных толкований желания «освободиться от всей этой банды».
Идея о слабости евреев обобщенно представлена в высказываниях
У меня есть кузен. Он любил меня и хотел на мне жениться. По происхождению он больше еврей, чем я. Я его любила, но не хотела выходить за него замуж. Я объяснила ему причину – ведь он же еврей. Сейчас он женат на нееврейке, у них двое детей. Он больший антисемит, чем я. Это относится ко многим евреям – как будто они парализованы или горбаты. Это вызывает у них ненависть или досаду.
Возможно, типичным является то, что часто откровенно в таком роде о слабостях евреев высказываются сами евреи, или, в более позитивном ключе, интервьюируемые с низким количеством баллов. Опрашиваемые с предвзятой точкой зрения, чья ненависть вызвана слабостью, в большей степени склонны к тому, чтобы подчеркнуть сильную сторону евреев, которые «приобретают чрезмерное влияние» и «обладают всем». Примером такого отношения
что философия самозащиты евреев привела к такой ситуации, которая вызывает вражду других людей.
У экстремистски настроенных людей знание о слабостях евреев иногда приводит к отождествлению: они сознательно сами принимают на себя роль евреев, чтобы противостоять своим враждебно настроенным к евреям знакомым, может быть, и неосознанно, для того чтобы искупить грех антисемитизма, так как по меньшей мере в символическом плане подвергаются тем же унижениям, которым, как им известно, подвергаются и евреи. Иллюстрацией этого может служить точка зрения 20-летнего, несколько неврастеничного декоратора интерьеров,
Опрашиваемый и его сестра сходятся в том, что оба в восторге от евреев. Он рассказал о шутке, которую они разыграли с одним из родственников их отца, который, как отец, тоже ярый антисемит. Родственника они уверили в том, что его прадед по материнской линии был евреем. Опрашиваемый пояснил, что многие члены его семьи по материнской линии «выглядят немного по-еврейски, так как у них длинные носы». Кузен по отцовской линии, которому они это рассказали, от одной мысли «чуть было не совершил самоубийство». Опрашиваемый спонтанно заметил, что, возможно, одной из причин его симпатии к евреям является то, что он «никогда не знал таких евреев, к которым имел бы претензии».
У лиц с предубеждениями в отношении евреев изображение их недостатков, поскольку оно связано с рационализацией их сильных сторон, иногда переходит в особую тональность, которая выделяется благодаря своей созвучности стандартной теме американских агитаторов профашистского направления. Это – образ еврея-беженца, который одновременно силен («отнимает работу у наших американских парней») и слаб («грязный отверженный»). С полным основанием можно поверить, что второй мотив является решающим.
В нашу страну приезжает масса еврейских эмигрантов. Здесь им удобно жить, и они берут в свои руки бразды правления. Даже с каждым из них в отдельности нельзя общаться, а многие вообще страшно грязны, хотя и зарабатывают много денег.
Агрессивность по отношению к беженцам проявляется даже и в тех случаях, когда в остальном, по мнению опрашиваемого, антисемитизм слабо выражен.
Хотя он и отрицает антагонизм любого типа по отношению к группам чужих, имплицитно этот антагонизм лежит на поверхности. Он чрезвычайно горяч в убеждении, что беженцам не следует предоставлять гражданство и что их нужно отправлять домой, если позволяют время и условия.
Психическое определение ненависти, которую этот опрашиваемый питает к приехавшим в страну конкурентам, позволяет на основе его признания с уверенностью заключить, что,
без сомнения, евреи обладают музыкальным талантом.
Этому противопоставляется лишь неопределенное стандартное обвинение:
«Но они держатся все вместе и такие агрессивные и громкие, что иногда становится невозможным их вынести». По его утверждению, в некоторых случаях агрессивность и эгоистические требования евреев-музыкантов привели к развалу маленьких эстрадных коллективов, которые он хотел создать. Получив более выгодные предложения, они сразу же покидали его коллектив. «А так как я старался здесь не отставать, я вынужден был два раза терпеть фиаско». С другой стороны, он говорит, что некоторые евреи, без сомнения, очень культурные люди.
Беженцев, как и объективно слабых, постоянно обвиняют в барских замашках и стремлении к власти. Если упрек в агрессивности и имеет основание в определенных институционализированных реакциях евреев, как, например, в их привычке «выступать за отстаивание своих интересов», то данное клише одновременно помогает смягчить недовольство антисемитов в связи с нарушением демократического права на получение политического убежища, поскольку не они сами не соблюдают законы гостеприимства, а евреи-беженцы.
Евреи ведут себя громко и часто бывают агрессивны. (Здесь в качестве примера она рассказывает, как женщины-беженки на рынке, расталкивая толпу, протискиваются вперед.) Она делает различия между «беженцами» и прочими евреями и приходит к выводу, что «тот тип, который обитает по соседству от нас», держится всегда обособленно, друг с другом заодно, ведет себя не интеллигентно, и вообще они нежеланные гости.
Характерным признаком антисемитского мышления, которое проявляется в стереотипе об агрессивности евреев и которое нуждается в более детальном исследовании, является смешение обвинений по поводу грубых агрессивных действий с гипотезами преимущественно о психологической природе. Так, например, идея о «еврейской крови», страхе «запятнания расы» – причем «кровь» здесь следует понимать только в метафорическом смысле – вплоть до истерии по поводу «отравления кровью доноров-евреев». Сформировались также и представления об агрессивности евреев, которые в очередях расталкивают остальных локтями, до их якобы безжалостности в деловых отношениях. Это позволяет сделать вывод о регрессивной «мифической» черте, присущей антисемитизму. Духовные диспозиции переводятся в физическую реальность, с одной стороны, чтобы ослабить страх перед
