всём я следую примеру бучачских стариков. Они читают 'Тикун лель Шавуот', а я – книгу 'Азhарот'[36] рабби Шломо ибн Гвироля[37], да упокоится душа великого праведника.
Много поэтов было у Израиля, прославлявших Господа, но после завершения ТАНАХа не было у нас поэта, подобного рабби Шломо ибн Гвиролю. Стихи его наполнены горечью Галута – и я, недостойный, могу просить Всевышнего только словами святых поэтов, словами рабейну Шломо, пребывающего в Эдене.
Я уже где-то рассказывал, как отец, память праведника да будет благословенна, привозил каждый год с ярмарки мне, ребенку, новый молитвенник[38]. Однажды я нашел в нем 'Просьбу к рабби Шломо ибн Гвиролю'. Прочитал и удивился.
Может быть, такой великий цадик, имя которого написано даже в молитвеннике, не всегда может говорить с Господом?
Ведь пишет он:
Цадик снился мне по ночам, стоявший посреди бури, с развевающимися на ветру бородой и цицит.
Праведник – лучший проситель перед Ним, ибо сильнее всех остальных боится он Господа.
Много дней стоял образ рабби Шломо у меня перед глазами: иногда - ребенка, просящего что-то у отца, иногда - старика, уставшего искать Бога, а потом, найдя, застывшего, потрясенного Его величием.
Шли дни, принося лишь новые огорчения...
טו
Как-то раз, в один из Шабатов после Песаха, пришел я в Большой бейт-мидраш на утреннюю молитву.
Увидел я там старого хазана, стоящего на биме и распевающего пиютим для тех жителей Бучача, которые не прерывались для песнопений между геулой и молитвой[40] .
Для них поднимался хазан на биму после молитвы 'Мусаф' и “возвращал геулот”.
Прислушавшись, я различил произносимые им слова: '
Голос хазана был такой, что мне стало жалко ту пленницу, на которую обрушилось великое бедствие. Удивлялся я, что Святой, благословен Он, не спешит вывести её из плена и не прислушивается к мольбам сгорбленного хазана. Удивлялся я и жителям моего города, не делающих ничего, чтобы выкупить её из неволи.
Однажды я листал большой дедовский молитвенник и нашел эту песню. Каждая строчка начиналась с большой буквы. Я прочитал составленное из них слово 'Шломо'. Сердце мое радостно забилось, ведь это рабби Шломо из моего молитвенника! И стало мне его жалко. Недостаточно ему собственных проблем, о которых просит Господа и
Через несколько дней я вновь открыл этот молитвенник и проверил первые буквы начальных строчек каждого пиюта. И если где читалось слово 'Шломо' – я читал и перечитывал песню раз за разом.
טז
Не помню когда вошло у меня в привычку читать в канун Шавуот 'Азhарот' рабби Шломо ибн Гвироля, но с тех пор не было такого года, чтобы я ей изменил.
Даже не стоит упоминать о том времени, когда я жил в стране Ашкеназ, где ценят пиютим, – но и здесь, в Эрец-Исраэль, где нет обычая их произносить, я не отказался от этой своей привычки. И даже в часы опасности, когда напали арабы на Ерушалаим и снаряды летали у нас над головами, не мог я удержаться, чтобы не пойти в бейт-haмидраш в канун этого святого праздника. И почти всю ночь сидел я там, как принято было везде и во всех поколениях, – в память о делах праотцeв наших на третьем месяце по выходу из Мицраима, не спавших всю ту Ночь, в смятении ожидая получение Торы из уст Всесильного.
יז
Мой дом близок к Дому молитвы – всего в нескольких минутах ходьбы.
Надо пройти по узкой улочке, на которой я живу, потом выйти на более широкую улицу, свернув с которой сразу попадаешь к деревянному строению, которое используется под синагогу.
В ту ночь дорога удлинилась сама.
Или, может и не дорога удлинилась, а я сам её удлинил.
Мысли утомили душу, душа – ноги. Я больше стоял, чем шёл.
יח
Смакуя тишину, замерли земля и все что на ней, дома, сады и рощи, а над ними – небеса, луна и звёзды. Знают Земля и Небеса, что их бы не было, не получи Израиль Тору. Делает своё Земля, принося хлеб, делают своё Небеса, освещая Землю и её жителей. Наверное, даже мой город освещают небеса, и земля там приносит урожай. В Стране Израиля судит Сам Святой, благословен Он, а за пределами Страны, как говорят, передал Он управление ангелам-сарим, прежде всего заботящихся о сохранении собственной неосведомленности в злых деяниях гоим против Израиля. Поэтому и светят там небеса, и дает земля урожай – двойной, быть может, от урожая в Земле Израиля.
יט
Я стоял среди маленьких, окруженных садами домиков.
Со дня Изгнания нашего, земля эта рождала лишь колючки и чертополох, а теперь, когда мы вернулись, стоят на ней дома, растут деревья, кусты и цветы. Я так люблю эти домишки и прохладу садов вокруг, что расскажу вам и их историю.
Один ветеринар, молодой еврей из Кушты[42], получил назначение
