С Субботы, когда благословляют месяц Сиван, город освежается и начинает отходить от скорби 'дней отсчёта'[22].

Тем более – в Новомесячье, тем более – во время произнесения 'hАлеля'[23]. И когда пропел хазан 'небеса –небеса Бога, а землю отдал Он сынам человеческим', увидели все, что открывает Земля лицо и реку в ней текущую. Не знаю, кто первым поведал – мы или река – о том, что можно купаться[24]. И отвечают небеса на благословения наши, дают воду и растопляют солнцем холод её. Не только вод речных, но всего мира.

И уже человек открывает окна, не опасаясь холода. Слышно пение птиц, вернувшихся к своим гнёздам.

В домах пахнет молочными блюдами, приготовляемыми к первому дню праздника[25], а также тканями – женихи и невесты готовят наряды для хупы, разрешенной после праздника[26].

Уже ножницы защелкали по всему городу, и обновились лица человеческие[27]. Все готово к встрече праздника дарования нам Торы и мицвот, праздника, отличающегося от всех других радостью своей.

В Песах мы не можем есть все, что хотим. В Сукот мы не можем есть везде, где хотим. А тут – мир радуется и веселится, ресницы небесные – лучи солнечные, блеск и великолепие наполняют Землю.

А сейчас, дети мои, слушайте – расскажу я вам кое-что о своем детстве.

Отец ваш сейчас стар, если бы у него была борода как у Авраама, вы бы увидели в ней седину. Но я тоже был маленьким и вел себя как маленький. Когда старики сидели в бейт-мидраше[28] и готовились к завтрашнему празднику дарования Торы, стояли мы с друзьями во дворе и смотрели вверх, чтобы поймать тот миг, когда небеса раскроются [29] и если повезет и правильно рассчитать нужный момент, то самые необыкновенные желания исполняются Святым, благословен Он.

А почему я похож на человека, чьи желания никогда не исполнялись?

Потому, что их было много, и пока я решал, что попросить для начала – меня одолевал сон.

У юноши много просьб – не успевает он попросить и засыпает, а у старца нет желаний – если что и просит, так это немного сна.

Уберу сон с глаз и расскажу еще кое-что.

Сейчас человек много находится вне дома. В те времена люди больше сидели по домам или в бейт- мидраше. Но в первый день праздника все шли в сады и леса за городом, ибо не в городе дана была нам Тора.

Названия деревьев, кустарников, трав и цветов, которые сейчас я знаю – известны мне из тех прогулок в первый день Шавуота. Имена зверей и птиц, которые сейчас я знаю – из тех же прогулок.

Как, спросите?

Мой папа, память праведника да будет благословенна, показывал мне дерево, или куст, или цветок и говорил: 'Так это называется на Святом Языке'. Показывал мне зверя или птицу и говорил: 'Так это называется на Святом Языке, ибо если удостоились они того, что Тора упоминает их, то обязан человек знать их имена'.

Почему сейчас, рассказывая, я не называю их имен?

Виноваты в этом те, кто извратил слова Торы и породил хаос в языке [30].

Видно было, что моей семье рассказ нравился.

Я продолжал.

Большая синагога была истинным украшением нашего города, даже вельможи народов мира знали о ее великолепии.

Каждый Шавуот от графа Потоцкого присылали полную телегу с саженцами деревьев. В городе жила одна семья, отвечавшая за посадку и уход за ними.

Рассказал я и о нашем клойзе[31].

Все знают, что сейчас я завсегдатай нашего старого бейт-мидраша[32] , но, прежде чем раскинуть шатры Торы здесь, мальчишкой я долго просиживал в клойзе нашего города. Очень много чего есть мне рассказать о тех днях. Расскажу лишь о том, что связано с Шавуотом.

За день до праздника пошел я с друзьями в лес и принес множество зеленых веток. У моей мамы, да упокоится душа её с миром, я взял веревки и подвесил их на потолке в форме Щита Давида. Потом я положил собранные ветки на эти верёвки.

Не хочу перед вами хвастаться, но всё же... Даже старики из клойза качали головами и говорили: 'Да... красота...'[33].

А старики из клойза никогда зря ничего не говорят.

Жене и детям я не стал рассказывать о грустных стихах, сочиненных после праздника, когда увидел я листья, опадающие со Щита Давида.

Проснулось сердце мое и душа вспомнила ещё: например, бумажные розы, которые приклеивали к оконным стеклам. Так делала городская беднота, тщательно соблюдая традиции отцов. Владельцы домов соблюдали их без особой тщательности и роз на стёкла не клеили. Враг убил и тех и этих.

Много чего еще я рассказал своим домочадцам о Шавуоте и моем городе, всегда добавляя 'тогда'.

Все-таки мне удалось завершить свое повествование без надрыва в голосе.

Милостив Всевышний с Израилем – вспоминая былое величие, души наши не разрываются от горя. Так было и с моей душой, когда рассказывал о том, что было 'тогда'.

Совершив благословение после трапезы, я поднялся и сказал жене и детям: ложитесь спать, а я иду в синагогу на 'Тикун Лель Шавуот'[34]. Я родился в Бучаче[35], вырос в старом бейт-мидраше, где свято чтут традиции Израиля. Признаюсь, не во