руках у Ладлоу, и в соответствии с этим делали ставки.

Ладлоу был озадачен: как им это удается?

Он перестал пить виски, которое ему настойчиво предлагал Тайсон, и изо всех сил сосредоточился на картах. Ладлоу поставил последнюю тысячу долларов из своего выигрыша, когда его пальцы нащупали в левом нижнем углу короля пик три малюсенькие, едва выступающие точечки. Другие карты также имели различные комбинации точек на том же самом месте. Ладлоу понял: такой крап не под силу заметить пьяному, который убежден, что к нему снова вернется удача. Карты были помечены, казалось, случайными наборами мелких точек. Этот запутанный код ясно говорил сдающему, какая у кого карта. Ладлоу внутренне улыбнулся стоявшей перед ним двойной задаче: расшифровать этот код и взять под контроль колоду.

— Ну, — сказал он, добавив невнятности в голос, когда проиграл еще четыреста долларов. — Я думаю, с меня достаточно, джентльмены. — Он стал подниматься.

Тайсон схватил его за руку.

— Еще один кон, мистер Уайетт. Я чувствую, что вам сегодня везет.

Ладлоу выиграл следующий кон и еще один. Затем пошла полоса серьезных неудач. Его выигрыш кончился, и он играл уже на собственные деньги. Контроль за колодой переходил по кругу стола, а выигрыш Чэнса рос.

На протяжении следующего часа, пока «Голубая луна» боролась с течением, а по крыше барабанил проливной дождь, мозг Ладлоу, сидевшего с непроницаемым лицом, работал как машина… Будто заправский математик, он подсчитывал шансы, а его пальцы поглаживали карты, запоминая каждую комбинацию точек и соответствующую ей карту. Он более часто стал сбрасывать карты, сохраняя свои деньги, потом краем глаза поймал быстрый взгляд Чэнса, брошенный на Тайсона, и удача вернулась к нему в виде крупного выигрыша, воодушевляя делать безрассудные ставки в следующей партии.

Ладлоу знал, что чем чаще он сдает, тем выше шансы побить шулеров их собственным оружием. Но они были опытнее, и ему по-прежнему приходилось разыгрывать обалдевшего дурака в ожидании той минуты, когда придет время их уничтожить. Он сосредоточил все внимание на картах, которые сдавал, скользя пальцем по помеченному уголку. Но он был неопытен и узнавал лишь половину карт.

Пришлось ждать еще шесть раздач, прежде чем он снова получил право сдавать. На этот раз он намеренно делал это медленней. Хотя Ладлоу проиграл Брезрену, процент узнанных карт заметно вырос. Когда он сдавал в следующий раз, он уже проиграл семь тысяч долларов собственных денег. Глаза других игроков горели азартом: они чувствовали запах свежего мяса и жаждали крови.

Пора.

— Джентльмены, — сказал Ладлоу, перетасовав колоду, — я чувствую руку судьбы. Что скажете, если мы поднимем сумму первой ставки?

На лице Тайсона появилась скользкая улыбка.

— Еще по тысяче долларов на каждого, мистер Уайетт?

— Нет, сэр, — ответил Ладлоу. — Еще по десять тысяч долларов на каждого. Наличными. — В неожиданно повисшей тишине он аккуратно положил колоду перед собой, достал банкноты из своего сюртука и опустил на середину стола.

— Это… чертовски крупная сумма, — сказал Николлс.

Его взгляд перебегал от одного игрока к другому.

— В чем дело? — Ладлоу разыграл тупое удивление. — Вы, джентльмены, не готовы к такой игре?

— Десять тысяч долларов за первую ставку на одного игрока? — Брезрен вынул сигару изо рта, и его глаза превратились в тонкие щели. — А какой предел?

— Небеса, — сказал Ладлоу. — Кто-нибудь желает?

Воцарилась тишина. Тайсон нервно откашлялся и залпом проглотил стопку виски. Сидящий на другом конце стола Чэнс, пристально глядя на Ладлоу, холодно улыбнулся.

— Я играю, — сказал он.

Он вынул из внутреннего кармана коричневого бархатного сюртука пачку банкнот и, отсчитав десять тысяч долларов, накрыл ими деньги Ладлоу.

— Я выхожу из игры, джентльмены, — сказал Брезрен.

Николлс нерешительно посопел, а затем поставил деньги на кон. Тайсон медлил. Его глаза, став змеиными, изучали лицо Ладлоу. Затем он хмыкнул и выложил десять тысяч долларов.

Теперь от Ладлоу требовались точность и аккуратность. Он медленно сдавал, скользя пальцами по точкам и распознавая каждую карту, перед тем как сдать следующую. Когда карты были сданы и обменены, у Ладлоу оказались пара десяток, дама червей, пятерка бубен и пятерка червей. По его расчетам, у Тайсона было два туза, у Николлса — разношерстная карта, а у Чэнса две пары — валеты и девятки.

— Играем? — тихо спросил Ладлоу.

Тайсон начал с тысячи долларов. Николлс уравнял. То же сделал и Чэнс.

— Я принимаю вашу тысячу, — сказал им Ладлоу, — и поднимаю ставки еще на десять тысяч. — Он вынул банкноты и кинул на стол.

Изо рта Николлса вместе с сигарным дымом вырвался сдавленный кашель. Лицо Тайсона стало приобретать желтоватый оттенок. Он взял свои карты и уставился на них, словно пытаясь прочитать будущее. Ладлоу встретился взглядом с сидящим напротив Чэнсом. Его лицо ничего не выражало.

— Ну? — ворчливо спросил Ладлоу.

— Игрок, который убегает, — сказал Тайсон, положив карты на стол, — сохраняет жизнь, чтобы выиграть в следующий раз. Прошу прощения, джентльмены.

На носу у Николлса выступили капли пота. Со сдавленным стоном он оттолкнул свои бесполезные карты.

— Вы думаете, что поймали меня? — Единственный глаз Чэнса был цвета темного топаза. — Нет, сэр. — Он начал отсчитывать банкноты, но на восьми тысячах трехстах долларах деньги кончились.

— Вам не хватает, сэр, — сказал Ладлоу. — Думаю, ваша игра на этом закончена. — Он начал сгребать деньги к себе.

Но Чэнс быстро вытянул руку и вцепился в запястье Ладлоу. Глаза игрока сверкали, горькая усмешка кривила рот.

— У меня есть вещь, — выдавил из себя Чэнс, — способная, как мне кажется, покрыть недостаток. — Он нагнулся к полу и выложил на стол предмет, при виде которого у Ладлоу отхлынула кровь от лица.

Это был «скипетр Эшеров», трость с головой льва.

— Прелесть, верно? — спросил Чэнс. — Она принадлежала раньше богатому человеку. Взгляните на отделку серебряной головы, на гладкое, как стекло, черное дерево. Это подарила мне жена богатого человека. Мы с ней, скажем так, были хорошо знакомы.

Ладлоу посмотрел Чэнсу в лицо и понял, что играет в карты с человеком, который убил его отца. Сердце бешено заколотилось, а кровь снова прилила к лицу.

— Что… заставляет вас верить, сэр, будто эта палка стоит семнадцать сотен долларов?

— То, что она волшебная, — сказал Чэнс, наклонившись к Ладлоу с заговорщицкой улыбкой. — Видите этот шрам, мистер Уайетт? Шесть лет назад, в Атланте, мне выстрелили прямо в лицо. В упор, из небольшого пистолета. Я потерял глаз, но выжил, потому что в руке у меня была трость. Два года назад в поезде меня пырнули в живот. Нож вошел глубоко… но рана зажила за неделю. В Канзас-Сити женщина порезала мне шею разбитой бутылкой. Доктор сказал, что я должен был истечь кровью, но этого не произошло. У меня в руке была трость. Она волшебная и поэтому стоит тысячу семьсот долларов и даже гораздо больше.

Ладлоу взял трость и пристально рассмотрел голову льва. Его руки дрожали.

— Она приносит счастье, — сказал Чэнс. — Посмотрите на меня. Я ходячее доказательство.

— Ваши удачи… просто шли своим чередом, мистер Тайгрэ, — сказал Ладлоу сдавленным голосом.

Чэнс — Рэндольф Тайгрэ — казался таким ошеломленным, будто его лягнула в голову лошадь.

— Меня зовут Ладлоу Эшер. Вы убили моего отца Арама Эшера. Я думаю, полиции интересно было бы узнать…

Но тут Тайгрэ вскочил, выкрикнул ругательство и опрокинул стол на Ладлоу. Карты, деньги и фишки