содержанием какого-нибудь романа, пришлось бы перечитать целую библиотеку. В повседневной жизни такими большими символами никто пользоваться не станет. Все мало-мальски крупные египетские тексты написаны либо на стенах, либо на пергаменте. Знаки слишком сложны, чтобы изображать их на камне. Между прочим, самые ранние из известных китайских текстов вовсе не написаны. Они выцарапаны на глиняной посуде и представлены только прямыми линиями.

— Сколько же знаков было у них?

— Тридцать. Их обнаружили на глиняных дощечках у деревни Пан-по в Сиани, провинция Шаньси. Относятся примерно к пятитысячному году до нашей эры. Некоторые исследователи не считают их письмом на том основании, что они не являются пиктограммами. Они — абстрактны.

— Но ведь древние люди вроде бы не обладали абстрактным мышлением? — напомнила Сара. — Если символы не являются пиктограммами, их нельзя считать знаками письменности. Не слишком ли высокомерное утверждение? Может быть, пора пересмотреть теорию, а не отбрасывать имеющиеся факты?

Скотт согласно закивал.

— Послушайте, — сказала Новэмбер, — но разве вы сами не говорили, что раннее клинописное письмо более сложно и абстрактно, чем позднее? Как будто люди сначала продвинулись вперед, а потом стали утрачивать базу знаний?

— Так оно и есть. И то же самое происходило в Китае. Проблема состоит в том, что у нас слишком мало доказательств в пользу существования китайского пиктографического письма. Скептикам просто не на что опереться. Правда, есть интересные находки в регионе Шаньдун, в нижнем течении Янцзы. Тотемизм. Пиктографические знаки, которым тысячи лет. Изображение солнца и птицы. Читается как йень няо. Нектарница. Солнечная птица.

Опять феникс, — заметила Новэмбер.

Скотт кивнул.

В любом случае китайское письмо — логографическое. Вначале большое сходство с иероглифами. Китайцы использовали картинки, основанные на звуках, обозначающих то, что они хотели выразить. Например, вы можете нарисовать грушу, «pеаr», чтобы передать значение «пара», «pair», хотя у них нет вроде бы ничего общего. В данном случае важно сходство в звучании.

Говоря это, Скотт неотрывно смотрел на экран в надежде отыскать скрытый в символах смысл. Отвечал он автоматически, выдавая информацию в ответ на сделанный запрос: губы и язык делали одно, тогда как мозг был занят другим.

— Это так называемый принцип ребуса, когда пиктограммы заменяют буквы. Примерно то же самое, что и в случае с египетскими иероглифами, только на ином, более высоком и новом для нас уровне. Одно и то же слово можно ведь произнести по-разному.

— Непростое дело, — заметил Хаккетт.

— Но не для них. Для нас. Мы же в конце концов создали вокруг иероглифов целый мистический мир, просто потому, что не могли их прочитать. Например, придумали, что египтяне использовали символ «гусь» для обозначения понятия «сын», потому что, согласно их верованиям, гусь — единственная птица, которая заботится о своем потомстве. А на самом деле все объясняется куда проще: оба слова звучат одинаково.

Заинтригованная тайной письма, Сара приблизилась к лингвисту и негромко спросила:

— Так вы уже определили, как произносятся иероглифы в моем туннеле?

Скотт утвердительно кивнул и, подобрав оставленный у компьютера Новэмбер блокнот, торжественно прочел:

— «Узри! Вот язык Тота! Книга мудрости Великой Эннеады…»

— Великой Эннеады?

— Да, это все боги, вместе взятые.Типа Конгресса. « Узри! — продолжил он. — Какие тайны здесь лежат! Отчайся, потому как людям не суждено их знать!»

— Так и написано? — встревоженно спросил Хаккетт.

— Так и написано. И… а потом просто идет повтор… на целых две мили. С вкраплениями героических сказаний о царях, пытавшихся докопаться до сути и потерпевших неудачу.

— Отлично!.. — застонал Хаккетт. — Должен признаться, я ожидал услышать что-то другое.

Внезапно эпиграфист резко выпрямился и отпрянул от монитора.

— Вот оно! — воскликнул он. — По крайней мере, теперь понятно, чего здесь нет. — Скотт провел пальцем по стеклу экрана. Вспомнил то, что изучал еще на последнем курсе. — Как сказал в тысяча девятьсот семьдесят пятом Сол Уорт, «картинки не умеют говорить „нет“!»

— О чем это вы?

— Пиктограммы и иконограммы. Картинки. С их помощью почти невозможно передавать времена глаголов, наречия и предлоги. И уж определенно нельзя выражать небытие того, что изображают. Если у вас появится желание пообщаться с людьми будущего, вы не станете пользоваться пиктограммами. — Он ткнул пальцем в круг с крестом. — Об этом забудьте. Это исключение. Но посмотрите на остальные. Что они вам напоминают? Стол? Стул? Мешок с картошкой?

Новэмбер покачала головой.

— Ничего. Они не похожи ни на что.

— Вот именно! — воскликнул Скотт. — Потому что они абстрактные. Значит, перед нами либо буквы, либо слоги.

Хаккетт наклонился к монитору.

— Или цифры, — предположил он.

— Только не цифры, — уверенно ответил Скотт.

— Откуда вы знаете?

— Просто знаю.

— Надо задавать правильные вопросы, я правильно понимаю?

Скотт промолчал. Повернулся к Новэмбер.

— Эта штуковина может рассчитывать проценты? Мне надо знать, сколько раз встречается в тексте каждый символ.

— Конечно. — Новэмбер тут же взялась за дело. — Вам нужно что-то вроде таблицы частотности? И что это нам даст?

В нашем языке одни буквы встречаются чаще, другие реже. Например, буква «Е» используется намного чаще, чем «Z». Он переглянулся с Сарой. Со стороны могло показаться, что она готова расцеловать его.

Вместо этого Сара положила руку ему на плечо.

Вы большая умница, Ричард Скотт.

Спасибо, — с гордостью ответил лингвист, но, повернувшисьь к компьютеру, наткнулся на хмурый взгляд Новэмбер.

— Что такое? — с видом невинного ребенка поинтересовался он.

Новэмбер опустила глаза.

— Ничего, — пробормотала она.

— Что? — уже настойчивее повторил он.

Девушка только покачала головой.

Скотт откатился от компьютера и, словно ища поддержки, посмотрел на Хаккетта. Однако физик лишь пожал плечами.

— Играем с огнем, — прошептал он. — Играем с огнем.