— Я весьма сожалею, сеньор де Ромеу, что нам пришлось познакомиться при столь прискорбных обстоятельствах, во время злосчастной дуэли с Диего де ла Вегой. Этот юноша весьма горяч, да и сам я, что скрывать, порой бываю вспыльчив. Мы повздорили, и дело дошло до поединка. К счастью, все обошлось без серьезных последствий. Надеюсь, печальные события не испортили вашего впечатления обо мне… — произнес кандидат в зятья.
— Никоим образом, сеньор. Дуэль — это способ защитить доброе имя. Честный поединок не делает благородных людей врагами, — любезно ответил кандидат в тести, отнюдь не позабывший всех обстоятельств дела.
Когда подали menjar blanc[25], такой сладкий, что челюсти склеивались, Монкада упомянул, что собирается просить руки Хулианы, как только вернется из путешествия. Томас уже давно наблюдал за настойчивым поклонником, но предпочитал не вмешиваться. Он не умел выражать свои чувства и потому не пытался сблизиться с дочерьми, предоставляя их воспитание Нурии. Томас видел, как малютка Хулиана делает первые робкие шаги по выстуженным коридорам каменного дома, теряет молочные зубки, подрастает, превращаясь из ребенка в угловатого подростка. Заметив, что девочка-подросток превратилась во взрослую девушку с детскими косичками, а платье стало тесно ей в груди, отец велел Нурии заказать для Хулианы подходящий гардероб, нанять учителя танцев и не спускать с нее глаз. У красавицы были и другие поклонники, кроме Рафаэля Монкады, и сеньор де Ромеу не знал, как поступить. Такая партия устроила бы любого отца, но Монкада был ему неприятен, к тому же в городе ходили упорные слухи о скверном нраве молодого человека. В те времена брак считали способом приобрести богатство и положение в обществе, а чувствам не придавали большого значения, но Томас смотрел на брак по-другому. Сам он женился по любви, познал истинное счастье и ни за что не пожелал бы другой супруги. Хулиана пошла в него, к тому же ее головка была забита бреднями из романов. Томас привык уважать волю своей дочери. Она скорее согласилась бы лишиться руки, чем выйти замуж без любви, и отец не хотел принуждать ее; он желал Хулиане счастья и сомневался, что она сумеет обрести его в браке с Монкадой. Разумеется, нужно было поговорить с ней самой, но Томас де Ромеу не знал, как подступиться к дочери, робея перед ее красотой и достоинствами. С далекой от совершенства Исабель он чувствовал себя куда увереннее. Дело не терпело отлагательств, и Томас в тот же вечер рассказал младшей дочери о предложении Монкады. Исабель пожала плечами, не поднимая глаз от белой скатерти, по которой сновала, вышивая затейливый узор, ее иголка, и заметила, что на Антильских островах свирепствует малярия, а потому нет смысла торопиться с принятием решения.
Диего не помнил себя от счастья. Отъезд опасного соперника повышал его собственные шансы. Однако девушка, ничуть не обеспокоенная отсутствием Монкады, не спешила привечать и Диего. Она по-прежнему обращалась к молодому человеку дружелюбно и слегка рассеянно, словно не понимала, что означают его таинственные знаки внимания. Стихи влюбленного не трогали сердце Хулианы, бесконечные «зубки- жемчуга», «очи-изумруды» и «коралловые уста» вызывали у нее смех. Чтобы почаще видеться с возлюбленной, Диего стал посещать уроки танцев и вскоре превратился в изящного и ловкого танцора. Он даже уговорил Нурию сплясать фанданго, но не сумел уговорить замолвить за него словечко перед своей воспитанницей: добрая старуха проявляла к нему не больше сострадания, чем Исабель. Чтобы завоевать расположение женщин, Диего научился разрубать свечи пополам одним взмахом клинка, так, чтобы верхняя часть встала на место, а пламя не дрогнуло. Еще он мог погасить свечу ударом хлыста. Усовершенствовав полученные от Галилео Темпесты навыки, молодой человек стал показывать карточные фокусы. Он жонглировал горящими факелами и мог без посторонней помощи вылезти из запертого на ключ сундука. Когда эти трюки наскучили даже ему самому, молодой человек попытался поразить воображение девушки рассказами о своих подвигах, о которых я не могу вам поведать, чтобы не нарушить слова, данного Бернардо и Мануэлю Эскаланте. Как-то раз, в минуту слабости, Диего даже намекнул на существование некоего тайного общества, куда принимают только избранных. Хулиана от души поздравила молодого человека, решив, что речь идет о сборище студентов, которые шатаются по улицам и распевают любовные песни. В поведении девушки не было ни презрения, ибо она ценила Диего чрезвычайно высоко, ни жестокосердия, ибо она отличалась добрым нравом, одна лишь мечтательная рассеянность. Хулиана ждала героя из романов, отважного и печального, который придет спасти ее из плена серых будней, и даже вообразить не могла, что этим героем окажется Диего де ла Вега. Или, тем паче, Рафаэль Монкада.
Между тем положение в Испании стремительно менялось. Никто не сомневался, что война вот-вот кончится. Эулалия заранее готовилась к этому событию, пока племянник устраивал ее дела за границей. Малярия не избавила Хулиану от притязаний Монкады, и он благополучно вернулся домой в ноябре 1813 года, еще богаче, чем прежде, благодаря процентам от продажи тетушкиных конфет. Молодой человек снискал огромный успех в лучших салонах Европы и Нового Света, был представлен самому Томасу Джефферсону и даже посоветовал ему выращивать какао в Виргинии. Едва успев стряхнуть дорожную пыль, Монкада поспешил к Томасу де Ромеу просить руки Хулианы. Он ждал слишком долго и не собирался опять мириться с отказом. Два часа спустя Томас уединился с дочерью в библиотеке, где имел обыкновение принимать самые важные решения, и, приободрив себя рюмкой коньяка, рассказал о предложении Монкады и своих сомнениях.
— Тебе пора замуж, дитя мое. Время не стоит на месте, — убеждал он. — Рафаэль Монкада — достойный кабальеро, а после смерти тетки он станет одним из первых богачей Каталонии. Я не привык судить о людях по толщине их кошельков, ты же знаешь, я просто хочу обеспечить твое будущее.
— Отец, для женщины несчастливый брак хуже смерти. Тут ничего не поделаешь. Как можно почитать мужа, если не любишь его и не доверяешь ему.
— Любовь и доверие приходят в браке, Хулиана.
— Не всегда, отец. Кроме того, не будем забывать о ваших нуждах и моем долге. Кто позаботится о вас, когда вы состаритесь. Исабель для этого не годится.
— Господь с тобой, Хулиана! Мне вовсе не нужно, чтобы вы заботились обо мне в старости. Я только хочу дождаться внуков и знать, что у моих дочурок хорошие мужья. Я не смогу спокойно умереть, если не позабочусь о вашем будущем.
— Я не думаю, что Рафаэль Монкада годится мне в мужья. Не могу представить, как останусь с ним наедине… — пробормотала девушка, жарко краснея.
— Как и любая другая девушка. Разве может молодая девица вообразить такое? — произнес Томас, смущенный не меньше, чем она.
Сеньор де Ромеу предпочел бы никогда не поднимать столь щекотливых тем в разговоре с дочерьми. В деле их просвещения он полагался на Нурию, которая понимала в подобных делах куда меньше своих подопечных. Откуда отцу было знать, что Хулиана уже успела почерпнуть необходимые сведения из любовных романов и разговоров с Аньес Дюшам.
— Дайте мне время, отец, мне нужно подумать, — взмолилась Хулиана.
В тот момент Томасу де Ромеу, как никогда, не хватало покойной супруги, которая смогла бы проявить в столь сложном деле присущие матерям мудрость и волю. Сам он смертельно устал от бесконечных промедлений и отговорок. Пришлось просить Рафаэля Монкаду о новой отсрочке, а тому ничего не оставалось, как только принять ее. Сеньор де Ромеу велел дочери хорошенько обдумать предложение молодого человека и предупредил, что, если она не даст ответа в течение двух недель, он даст согласие за нее, и точка. Впрочем, при этих словах у Томаса все же дрогнул голос. Долгая осада Монкады стала темой для сплетен и пересудов; завсегдатаи изысканных салонов и слуги на кухнях на все лады повторяли, что девица без роду и племени дерзнула отказать самому видному жениху Барселоны. Однако Томас де Ромеу так и продолжал бы тянуть время, несмотря на перспективу приобрести в лице Монкады опасного врага, если бы его планы не нарушило внезапное происшествие.
Наступила первая пятница месяца, и обе сеньориты де Ромеу в сопровождении Нурии, как всегда, отправились раздать нищим милостыню. В то время в городе обитали тысяча шестьсот попрошаек и тысячи обездоленных, количество которых никто не потрудился подсчитать. Вот уже пять лет, в определенный день и час, Хулиана под надежной защитой дуэньи посещала ночлежки. Чтобы не привлекать к себе внимания и не выставлять напоказ своего богатства, женщины обходили бедные кварталы пешком, с головы до ног закутанные в мантильи и темные плащи; Жорди ждал их в коляске на ближайшей площади и боролся со скукой, прихлебывая из фляжки. Обычно на благотворительность уходил весь вечер, поскольку госпожа и дуэнья не только оделяли нищих, но и навещали монахинь в богадельне. В том году их стала