заботился о легате, зарабатывая деньги для себя, своих братьев, их детей и Мэри-Бет. Их потомки и сегодня остаются самыми богатыми представителями клана Мэйфейров.

Когда Мэри-Бет умерла, именно Кортланд не позволил Карлотте Мэйфейр разрушить в прямом смысле этого слова финансовую империю, созданную ее матерью. Он принял на себя все руководство от имени Стеллы, которая и была фактической наследницей, но ничуть не беспокоилась о том, что происходит с капиталом, лишь бы жить в свое удовольствие.

Стелле, по ее собственному признанию, «было наплевать на деньги». И вопреки желаниям Карлотты она перепоручила все свои финансовые дела Кортланду. Кортланд вместе с сыном Шеффилдом продолжал управлять большей частью состояния и после смерти Стеллы, действуя от имени Анты.

Здесь следует подчеркнуть, однако, что после смерти Мэри-Бет ее империя начала разваливаться. Ни один человек не мог занять ее место. И хотя Кортланд проделал огромную работу по консолидации, сохранению и инвестициям капитала, головокружительному расширению империи под началом Мэри-Бет теперь пришел конец.

Но вернемся к нашему основному предмету внимания: существуют и другие доказательства того, что Кортланд был отцом Стеллы. Жена Кортланда, Аманда Грейди Мэйфейр, испытывала глубокое отвращение к Мэри-Бет и всему семейству Мэйфейров, она никогда не сопровождала Кортланда в особняк на Первой улице. Это не мешало Кортланду часто туда приходить, при этом он брал с собой всех своих пятерых детей, так что они выросли в тесном контакте со всем семейством.

Аманда в конце концов ушла от Кортланда, когда их младший сын, Пирс Мэйфейр, закончил Гарвард в 1935 году, и навсегда покинула Новый Орлеан, переехав жить к своей младшей сестре, Мэри-Маргарет Грейди Харрис, в Нью-Йорк.

В 1936-м Аманда рассказала одному из наших исследователей во время коктейля (их случайное знакомство было заранее подготовлено), что семья мужа ужасна, что, если бы она рассказала правду, люди сочли бы ее за сумасшедшую, и она никогда не поедет на юг, чтобы не оказаться вновь среди тех людей, несмотря на все уговоры сыновей вернуться домой. Тем же вечером, чуть позже, когда Аманда как следует выпила, она спросила нашего человека, чьего имени не знала, верит он или нет, что люди способны продать свои души дьяволу. Она заявила, что ее муж так и поступил и стал «богаче Рокфеллера», впрочем, как и она и ее сыновья. «Гореть им в огне, – сказала она. – В этом можете не сомневаться».

Когда наш исследователь спросил, действительно ли дама верит в подобное, она ответила, что в современном мире есть самые настоящие ведьмы, способные колдовать.

– Они могут заставить вас поверить, что вы где-то в другом месте, когда на самом деле вас там нет, что вы видите то, чего в действительности нет. Они проделывали такое с моим мужем. И знаете почему? Потому что муж – ведьма, всесильная ведьма. Нечего придираться к словам, я сама знаю, что есть такое слово «колдун». Как ни назови, все равно он ведьма. Я сама видела, на что он способен.

На прямой вопрос, совершал ли ее муж по отношению к ней какое-либо зло, жена Кортланда сказала (совершенно незнакомому человеку), что нет, в этом она признается, он не делал ей зла. Зато он другим прощал зло, мирился с ним и верил в него. Тут она расплакалась и начала причитать, что скучает по мужу и не хочет больше об этом говорить.

– Но вот что я вам скажу, – произнесла она, когда немного пришла в себя, – если бы я захотела, чтобы мой муж пришел ко мне сегодня, он бы сделал это. Как это у него получилось бы, не знаю, но он сумел бы материализоваться в этой самой комнате. Вся его семья умеет проделывать такие трюки. От этого с ума можно сойти. И все равно он бы оказался в этой самой комнате. Иногда он появляется рядом со мной, когда я вовсе этого не хочу. И я не могу прогнать его.

В этот момент даму увела племянница Грейди, и следующая беседа состоялась только спустя несколько лет.

В пользу того, что между Кортланд ом и Стеллой существовала тесная связь, говорит еще одно обстоятельство: после смерти Джулиена Кортланд увез Стеллу и ее брата Лайонела в Англию, а затем в Азию; их путешествие затянулось надолго. К моменту его начала у Кортланда уже было пятеро детей, и всех их он оставил на попечение жены. И все-таки именно он явился инициатором этой поездки, сам ее организовал и все время продлевал, так что в Новый Орлеан они вернулись лишь спустя полтора года.

После Первой мировой войны Кортланд снова покинул жену и детей и на год уехал путешествовать вместе со Стеллой. Во время семейных споров он всегда принимал сторону Стеллы.

Все эти факты, разумеется, не являются неопровержимыми доказательствами, но все-таки указывают на то, что Кортланд вполне мог быть отцом Стеллы. А с другой стороны, Джулиен, несмотря на свой преклонный возраст, также мог быть ее отцом. Истины мы не знаем.

Как бы там ни было, с самого рождения Стелла была всеобщей любимицей. Дэниел Макинтайр, несомненно, любил ее как родную дочь, хотя, быть может, он не знал правды.

О раннем детстве всех троих детей нам мало что известно, да и то только со слов Ричарда Ллуэллина.

Дети взрослели, и все чаще и чаще возникали толки о семейных раздорах; а когда четырнадцатилетняя Карлотта уехала учиться в пансион ордена Святого Сердца^{21}, все знали, что она поступила против воли Мэри-Бет и что у Дэниела разбито сердце и он сожалел, что дочь приезжала домой так редко. Ни один человек не назвал Карлотту счастливым ребенком. Но до сегодняшнего дня очень сложно собирать о ней информацию, потому что она все еще жива, и даже те, кто знал Карлотту пятьдесят лет тому назад, боятся ее как огня и с огромной неохотой говорят о ней.

А большинство из тех, кто готов говорить, – ее недруги. Возможно, если бы остальные не так боялись, мы могли бы услышать нечто, что уравновесило бы картину.

В любом случае, еще совсем маленькой девочкой Карлотта вызывала всеобщее восхищение своим блестящим умом. Монашки, обучавшие Карлотту, даже называли ее гением. После окончания школы при монастыре Святого Сердца она поступила на юридический факультет университета Лойолы^{22} еще совсем юной.

Между тем Лайонел начал посещать дневную школу с восьми лет. Он был, видимо, тихим, воспитанным мальчиком, не причинявшим особых хлопот, поэтому его все любили. Ему наняли специального учителя, чтобы тот помогал мальчику с домашними заданиями, и со временем Лайонел превратился в блестящего ученика. Но он не дружил с посторонними. Вне школы он общался только с собственными кузенами.

История Стеллы сильно отличается с самого начала. По всем свидетельствам, Стелла была исключительно хорошеньким ребенком с мягкими черными волнистыми волосами и огромными черными глазами. Когда начинаешь рассматривать ее многочисленные фотографии с 1901 года по 1929-й, год ее смерти, невольно кажется, что невозможно представить Стеллу в другой эпохе, настолько подходила она к тому времени со своей стройной мальчишеской фигуркой, пухлым красным ротиком и стрижкой.

На первых фотографиях она настоящая сладкая малышка с рекламы грушевого мыла, этакая маленькая искусительница с мудрым и в то же время игривым взглядом. К восемнадцати годам она превратилась в настоящую Клару Боу^{23}.

В ночь своей гибели Стелла, как утверждают многочисленные свидетели, была femme fatale^{24} незабываемого очарования, лихо отплясывала чарльстон в короткой юбочке с оборками и блестящих чулках, сверкая по сторонам своими огромными глазами; ни одна другая женщина в зале не могла похвастаться, что приковывает к себе взоры абсолютно всех мужчин.

Когда Лайонела отослали в школу, Стелла умоляла родных позволить ей тоже ходить в школу, так, во всяком случае, она рассказывала монашкам Святого Сердца. Ее приняли в пансион как приходящую ученицу, но через три месяца тихо и неофициально исключили. Поговаривали, что Стелла пугала пансионерок. Она читала их мысли и с удовольствием демонстрировала этот свой дар, а также могла толкать людей, не дотрагиваясь до них, а еще у нее было своеобразное чувство юмора, и она открыто смеялась над словами монашек, когда считала их явной ложью. Ее поведение приводило в ужас Карлотту, которая была бессильна что-либо изменить в поведении сестры, хотя все утверждали, что Карлотта любила Стеллу и всячески старалась уговорить ее не выделяться.

Удивительно в свете всего сказанного, что монашки и пансионерки Святого Сердца на самом деле полюбили Стеллу. Многочисленные соученицы вспоминают ее с симпатией и даже с восторгом.

Когда она забывала о своих шалостях и трюках, то превращалась в «очаровательную», «милую», абсолютно «восхитительную» и «дорогую малышку». Но никто не мог оставаться подле нее подолгу.