обрамлявшие лицо Карлотты, казались ослепительно белыми, а в круглых стеклах очков зловеще отражались красные пятна горевших свечей.
– Садись, Роуан Мэйфейр, – пригласила она. – Мне предстоит поведать тебе о многом.
Не то из упрямства, не то из безграничного любопытства Роуан еще раз медленно обвела взглядом комнату. Бархат портьер заметно потерся, а кое-где зиял дырами; ковер на полу во многих местах давно утратил ворс, и теперь там отчетливо были видны нити основы; от матерчатой обивки стульев с резными спинками исходил запах застарелой пыли – впрочем, этим запахом, казалось, было пропитано здесь абсолютно все.
Но к нему примешивался и другой аромат, пробудивший в Роуан воспоминания о лесе, о ярком солнце и, как ни странно, о Майкле, – восхитительный аромат старого, прогретого за день дерева. Майкл, опытный столяр-краснодеревщик, понял бы ее сейчас как никто. Особую прелесть этой смеси запахов придавал и слабый аромат восковых свечей.
Люстра под потолком не горела, но в гранях ее хрустальных подвесок причудливо преломлялись отблески света.
– Она требует слишком частой смены свечей, – объяснила Карлотта. – А я уже слишком стара, чтобы забираться так высоко. Да и Эухения тоже. – Она коротко кивнула головой куда-то в сторону.
Роуан вздрогнула и обернулась. Только сейчас она заметила в темном дальнем углу призрачно вырисовывающуюся фигуру чернокожей служанки с коротко стриженными волосами и желтоватого оттенка глазами. Женщина стояла в густой тени, поэтому разглядеть какие-либо детали было практически невозможно. Роуан видела только заляпанный пятнами передник и сложенные на нем руки.
– Ты можешь идти, милая, – обратилась к служанке Карлотта. – Если, конечно, моя дорогая родственница не пожелает чего-нибудь выпить. Но у тебя ведь нет такого желания, Роуан? Или я ошибаюсь?
– Нет-нет, спасибо, мисс Мэйфейр, мне ничего не нужно, – поспешила отказаться Роуан.
– Зови меня Карлоттой или Карл – как тебе удобнее. Слишком много среди нас мисс Мэйфейр.
Старая негритянка обогнула стол, прошла мимо камина и скрылась за дверью, ведущей в холл. Карлотта проводила ее взглядом, словно, прежде чем продолжить разговор, хотела убедиться в том, что они с Роуан остались одни.
Неожиданно послышавшийся шум показался Роуан знакомым, хотя она никак не могла сообразить, что именно могло его вызвать. Потом раздался лязг захлопывающейся двери и следом – глухой рокот мотора, как будто некая машина в глубине дома тащила что-то очень тяжелое.
– Это же лифт, – прошептала Роуан.
Карлотта внимательно прислушивалась к доносившимся извне звукам. В обрамлении пышных волос ее изрезанное морщинами лицо показалось Роуан сморщенным и слишком маленьким. Тихий щелчок остановившегося лифта вывел старуху из оцепенения, она повернулась и жестом указала Роуан на стул, одиноко стоявший возле длинной стороны стола.
Роуан прошла и заняла предложенное место, спиной к выходившим в сад окнам. Чуть повернув стул, она оказалась лицом к лицу с Карлоттой, а когда подняла взгляд повыше, то увидела еще один пейзаж – богатый плантаторский дом с белыми колоннами на фоне невысоких округлых холмов.
К ее великому облегчению, стекла очков Карлотты уже не отражали красных язычков пламени – они были чистыми и прозрачными. На мисс Карл было темное платье с длинными, отделанными кружевом рукавами. В тонких узловатых пальцах она сжимала обтянутую бархатом коробочку.
– Это принадлежит тебе, – сказала Карлотта и резким движением толкнула коробочку по столу в сторону Роуан. – Этот изумруд, и этот дом, и земля, на которой он стоит, и вообще все, что имеет здесь хоть какую- нибудь ценность. Кроме того, теперь ты владеешь состоянием, раз в пятьдесят, если не в сто, превышающим то, которым обладала прежде. Откровенно говоря, его истинных размеров на сегодняшний день я не знаю. Но прежде, чем ты вступишь в свои права, внимательно выслушай то, что я намерена тебе рассказать.
Она на минуту умолкла и пристально взглянула молодой женщине в лицо. В эти мгновения Роуан с особенной остротой ощутила ее неподвластность времени – не только голос, но и вся манера поведения Карлотты не могли принадлежать столь пожилому человеку. Впечатление было настолько сильным, что внушало почти суеверный страх – как будто совсем юная душа загадочным образом оказалась запертой в древнем теле и заставляла его действовать в абсолютном несоответствии с внешним обликом.
– Нет, – словно в ответ на невысказанные мысли Роуан откликнулась Карлотта, – я стара. Я и вправду очень стара. Единственное, что до сих пор удерживало меня на этом свете и заставляло жить, это ожидание ее смерти и того события, которое страшило меня больше всего, – твоего приезда. Я надеялась, что у Элли впереди долгая жизнь, я молилась, чтобы она смогла удерживать тебя вдали от этого дома еще многие и многие годы, пока Дейрдре окончательно не сгниет в своей могиле и пока не разорвется цепь. Но… Судьба распорядилась иначе. Элли умерла. И никто даже словом не обмолвился мне о ее смерти.
– Такова была ее последняя воля, – сказала Роуан.
– Знаю, – со вздохом ответила Карлотта. – Знаю. Но меня потрясло не то, что мне не пожелали сообщить о ее кончине. Ударом стала сама ее смерть. Что ж. Чему быть – того не миновать.
– Она сделала все возможное, чтобы воспрепятствовать моему приезду, – призналась Роуан. – Она заставила меня подписать документ с обязательством никогда не возвращаться в Новый Орлеан. Но я нарушила данное ей обещание.
Карлотта молчала.
– Мне очень хотелось сюда поехать, – пояснила Роуан и уже совсем другим, почти умоляющим тоном спросила: – Ну почему, почему вы так стремились удерживать меня как можно дальше отсюда? Неужели причина столь ужасна и за всем этим скрыта какая-то страшная тайна?
Пожилая женщина, по-прежнему не говоря ни слова, изучающе смотрела на Роуан.
– Ты сильная, – наконец прервала она молчание. – Такая же сильная, как моя мать.
Роуан не ответила.
– У тебя ее глаза, – продолжала Карлотта. – Кто-нибудь сказал тебе об этом? Или все они слишком молоды, чтобы помнить, какой она была?
– Я не знаю.
– Расскажи мне, что ты успела увидеть ее глазами, – настаивала мисс Карл. – Скажи, видела ли ты нечто такое, чего не должна была видеть?
Роуан вздрогнула. В первое мгновение она решила, что неправильно поняла вопрос. Но уже через секунду ее осенило: она вспомнила о призраке, появившемся в доме той ночью, и о том странном сне в самолете, когда некто невидимый осквернял ее своими прикосновениями.
Смущенная и обескураженная, она взглянула в лицо Карлотте, и вдруг, к своему удивлению, увидела, что та улыбается. Но в этой улыбке не было ни горечи, ни торжества – только смирение и покорность судьбе. Потом лицо женщины вновь приняло серьезное выражение, а в глазах засветилась печаль.
– Значит, он уже приходил, – тихо вздохнув, констатировала она. – И завладел тобою.
– Я ничего не понимаю, – отозвалась Роуан. – Пожалуйста, объясните.
Ответа не последовало. Пришлось объяснять Роуан:
– Это был мужчина, стройный, элегантный. Он появился в три часа ночи, в то самое время, когда умерла моя мать. Я видела его так же отчетливо, как сейчас вас. Но это длилось всего мгновение.
Карлотта не смотрела на нее. Роуан даже показалось, что глаза женщины закрыты, но потом она поняла, что та просто опустила взгляд.
– Это был он, – наконец заговорила она. – Тот, кто лишил разума твою мать, а до того – мать твоей матери. Тот, кто служил моей матери и управлял всеми, кто ее окружал. Они рассказали тебе о нем? Они тебя предупредили? Предостерегли?
– Они не сказали ни слова.
– Это потому, что они ничего не знают и, кажется, наконец поняли это. Возможно, теперь они сделают то, что должны были сделать давным-давно: оставят нас наедине с нашими тайнами.
– Но кто это был? И почему он пришел именно ко мне? – Роуан вновь вспомнила свой сон в самолете, однако связать воедино все эти события никак не могла.
– Потому что не сомневается, что отныне ты принадлежишь ему. Что ты в его власти, что он может