невыносимо! — миссис Пэттон положила руку на локоть С.Т. — По правде сказать, мне не кажется, что ей становится лучше. Мне, наконец, удалось прошлой ночью уговорить ее в первый раз за все время, что она у нас, выехать в свет, а сегодня, — она грустно покачала головой, — я рада, что вы пришли, сэр.

— Вы великодушны, — сказал он, — спасибо вам. Я не ожидал, что встречу в вашем доме столько гостей.

— Я считаю, что ей нужно отвлечься, — нахмурилась миссис Пэттон. — С тех пор, как она вернулась, она не видится даже со своими друзьями детства, — она импульсивно взяла его за руку. — Мистер Мейтланд, я буду рада любому, кто заставит ее хоть раз улыбнуться так, как она улыбалась раньше. Кому угодно буду рада. Даже трубочисту! — она покраснела и прикусила губу. — Трубочист! Не принимайте это на свой счет. Конечно, я не хочу сказать, что ваша душа так черна, как сажа. Прошлое есть прошлое, но я не имею права попрекать вас им, если сам король этого не делает. Кроме того, — она кокетливо глянула на него, — вы ведь светский лев — желанный гость всех гостиных. Я буду всем рассказывать, что удостоилась принимать в своем доме знаменитого грабителя!

— Благодарю вас, — он поискал слова и потом, посмотрев на ее пухленькое милое личико, добавил, — за ваше доброе сердце.

С ее лица исчезло лукавство. Она задрала голову и посмотрела на него с новым интересом:

— Какой вы необычный человек!

С.Т. переступил с ноги на ногу, чувствуя себя неуверенно под этим проницательным женским взглядом.

— Как вы думаете, погода еще продержится, — спросил он небрежно.

— Не имею ни малейшего понятия, — сказала она, подтягивая его к кругу сидящих. — Можно предложить вам чаю? Миссис Чолмонд, разрешите представить вам мистера Мейтланда, нашего потрясающего грабителя с большой дороги. Пожалуйста, займите его, а я поднимусь наверх посмотреть, что задерживает леди Ли.

С.Т. стоял, цедил чай и делал все возможное, чтобы казаться этим достойным леди ручным и кротким. Их первоначальная настороженность начала таять, и к тому времени, как миссис Пэттон вернулась, они извлекли из него интересную информацию: оказывается, он остановился у Чайльдов в Остер-парке, и смог поэтому описать им новые стулья миссис Чайльд со спинками в виде античной лиры.

Миссис Пэттон подошла к нему.

— Я должна принести вам свои извинения, мистер Мейтланд. Леди Ли нездорова. Боюсь, что сегодня она к нам не присоединится.

С.Т. опустил глаза под ее проницательным взглядом. Конечно, Ли не захочет увидеться с ним. Черт! А чего он ожидал? Он почувствовал, что краснеет. Все дамы смотрели на него.

— Мне очень жаль слышать это, — проговорил он бесстрастным тоном.

Миссис Пэттон взяла его руку, когда он раскланивался на прощание.

— Может быть, в другой раз, — сказала она.

Он почувствовал, как ему в ладонь вложили маленький сложенный листок бумаги. Его пальцы сжались.

— В другой раз, — повторил он механически. Дверь гостиной закрылась за ним. Он остановился в полутемном холле и развернул записку. «Она гуляет в саду, — говорилось в ней, — Джексон вам покажет».

У подножья лестницы стоял дворецкий и выжидающе смотрел на него. С.Т. набрал в грудь побольше воздуха, смял записку в руке и спустился.

Ли привыкла принимать как данность то, что ее рассудок играет с ней в карты. Так, какой-нибудь звук мог заставить ее обернуться, ожидая увидеть за спиной отца, или, увидев очаровательный шарф, подумать: «Анне понравится». Сначала эти моменты были очень частыми, как сны, но постепенно они стали выцветать и стали случаться реже. И все-таки, когда до нее донеслись шаги и запах, сильный запах свежесрезанной лаванды, она бездумно подняла голову и только потом поняла, что этот запах был только воспоминанием, а не реальным человеком, и место было другим, не там, где она была сейчас, а там, где пыль и солнце смешивались воедино в разрушенном дворе замка.

Она не может обернуться и увидеть Сеньора, стоящего там среди своих сорняков и диких зарослей.

Она захлопнула маленький — в восьмую часть листа томик «Сна в летнюю ночь» и склонила голову на руку, не слушая мягких укоров кузины. Клара действительно очень хотела помочь, Ли знала это, и все же этот нажим, заставляющий ее вернуться к жизни, к внешнему миру, только делал Ли еще более несчастной и злой. У нее ничего не было, никого и ничего. Все предало ее… Даже ее месть, которая лишила ее Сильверинга и дала ей в награду только горечь. Ей становилось все хуже и хуже… еще больнее. Так долго страдать не из-за семьи, которую она потеряла, но из-за человека, который в любви знал только кокетство и похоть, который мог посмотреть сквозь нее так, как будто ее не существовало, а потом бессердечно пригласить ее танцевать.

Она так старалась закрыть от него свое сердце, и так ужасно проиграла.

Кто-то подошел и остановился на посыпанной гравием дорожке около нее, но ей не хотелось поднимать голову и открывать глаза. Она хотела ничего не чувствовать. Не думать, не терпеть, даже не существовать.

— Пожалуйста, Клара, — прошептала она, — Клара, пожалуйста, уйди.

Легкое шуршание шелка. Теплые руки взяли ее за щеки, не женское мягкое прикосновение, а сильные нежные пальцы, которые ласкали ее лицо, обдавая сильным ароматом лаванды. Она открыла глаза, и он был здесь перед ней, на коленях, живой, настоящий. И — Солнышко, — мягко произнес он и притянул поближе к себе, прислонил ее голову к своему плечу. На какой-то момент было все: утешение и уединение, и любовь, которую она так отчаянно хотела, такая любовь, какая была у нее всю жизнь, непоколебимая и охранительная. Она прижалась лицом к его камзолу, горло ее болело.

— А, ты так хорошо все делаешь, — шептала она, — шарлатан проклятый.

Он не говорил, не качал головой, не отрицал этого. Ли вскинула руки ему на плечи и выпрямилась, оттолкнувшись верх. Надушенная пудра с ее волос осыпала выцветший шелк камзола, смешалась с запахом лаванды от раздавленных стеблей в его руках. Он осторожно положил свой растрепанный букетик на мраморную скамью около нее.

— Я увидел их у порога, — сказал он, не поднимая глаз.

Потом потрогал пальцем один из раздавленных цветов и тихо спросил: — Ты пошлешь меня к черту?

Она смотрела на его склоненную голову. Он поднял лицо, посмотрел на нее серьезно, зеленые глаза и насмешливые брови были неподвижны, а сам он был несколько неуверен, как сатир, наблюдающий из чащи густого леса.

— Я думаю, что кузина не обратит внимания на то, что ты сорвал ее цветы, — ответила она, надменно делая вид, что не так поняла его.

Он медленно вздохнул и поднялся. Ли смотрела на металлические отражения пуговиц его камзола. Свои руки она сложила на коленях.

Слегка повернувшись в сторону, он провел по распустившемуся цветку розы костяшками пальцев.

— Ли, я… — он оторвал лепесток. — Я знаю, ты рассержена. Я очень сожалею, что не пришел раньше. Я очень сожалею.

— Вы очень ошибаетесь, — сказала она. — Я совсем не ждала, что вы придете.

Он оторвал еще один лепесток и, держа его между пальцами, разорвал пополам, сложил, еще разорвал.

— Не ждала?

Она подняла на него глаза.

— А почему я должна была ждать? Разорванные кусочки розового лепестка полетели на землю.

— Да, конечно, — тихо проговорил он тусклым голосом. — Почему ты должна была ждать?

Ли смотрела, как он оторвал еще два лепестка и свернул их в трубочку большим и указательным пальцем. Он продолжал рвать лепесток за лепестком.

— Я пришел, потому что хотел видеть тебя, — резко сказал он, хмуро рассматривая наполовину оборванную розу. — Я хочу разговаривать с тобой, — он оторвал еще лепесток. — Ты мне нужна.