Эмме хотелось, чтобы происходящее оказалось дурным сном. Картина и впрямь была родственна кошмару: серьезные, испуганные лица индийцев, гнев Сикандера, неподвижный труп девушки, лишившей себя жизни в припадке ревности и отчаяния.

– Я требую, – заговорил Сикандер, – чтобы человек, рассказавший Лахри о мэм-саиб, вышел из толпы. Пускай тот, кто посмел ранить своим безжалостным языком это несчастное дитя, проявит смелость и теперь и заявит о себе. Я не успокоюсь, пока не узнаю, кто ты, и не вынесу тебе приговор. Не надейся, что тебе удастся укрыться от моего гнева: тебе все равно не спастись. Кажется, я уже знаю, кто это сделал. Предоставляю тебе последний шанс покаяться. Если ты этого не сделаешь, мой гнев падет не только на тебя, но и на всю твою семью, друзей, родню. Если желаешь их пощадить, выйди ко мне сейчас.

Наступила гробовая тишина. Через некоторое время послышался неясный звук – толпа расступилась, и Эмма увидела упавшего на колени слугу. Он полз к ступенькам, трясясь всем телом. Все шарахались от него, как от прокаженного. Воздев руки, мужчина залепетал:

– Саиб! Мэм-саиб! Пощадите! Во имя Аллаха, пощадите! По его испуганному лицу бежали слезы. Эмма узнала его: это был один из паттах-валлах, бывший при них во время долгого пути в Парадайз-Вью. Он показал себя хорошим всадником, отменным охотником, прекрасно знал джунгли и проявлял расторопность как слуга. Она не знала его имени, но неоднократно слышала, как он с грехом пополам изъясняется по- английски, и много раз замечала его у своей палатки. Иногда он помогал Шумаиру паковать ее вещи. Он же вел под уздцы вьючную лошадь, упавшую в пропасть. Эмма вспомнила, как Сакарам бранил его за эту потерю. Неужели он все это время следил за ней? Неудивительно, что он раскрыл ее с Сикандером тайну.

– Сакарам! Принеси мне бич! – Сикандер стал спускаться по ступенькам.

– Не смейте, Сикандер! Нельзя бичевать человека, когда согрешили мы сами! – не выдержала Эмма. – Он всего лишь оказался несдержан на язык. Настоящие виновники – мы с вами! Если бы мы не… – Эмма смешалась и беспомощно ткнула пальцем в Лахри. – Она погибла из-за нас!

– Нет! Причина ее смерти в том, что этот подлый и трусливый шакал рассказал ей о нас. Он пренебрег моим доверием и нарушил границу моей зенаны. Я должен был заподозрить его в таких намерениях и предотвратить его предательство.

– Откуда вам было знать? Почему он так поступил?

– Прежде чем стать моим слугой, он прислуживал Лахри. Он появился у меня одновременно с ней – это был дар набобзады Бхопала. Он состоял в свите ее слуг. Я мог бы отправить его валить лес или работать на рисовой плантации, но я этого не сделал. Я оставил его при себе, проникшись к нему доверием…

Внезапно толпа индусов дружно ахнула. Сикандер и Эмма обернулись. Над коленопреклоненным изменником стоял Сакарам. В руках у него было оружие – но не бич, которого требовал его господин, а длинное тонкое копье, каким в Индии закалывают свиней. Замерев от ужаса, Эмма увидела, как Сакарам проткнул беспомощного слугу насквозь.

Еще никогда в жизни Эмма не падала в обморок, но сейчас она была близка к этому. У нее зашумело в ушах, перед глазами завертелись круги, ноги мигом ослабли и подкосились. Она пошатнулась и взмахнула руками, чтобы ухватиться за что-то, но опоры рядом не оказалось. В последнее мгновение ее подхватил Сикандер, не дав упасть. Она прильнула к нему, изо всех сил стараясь не лишиться чувств.

– Дыши глубже, – лаконично посоветовал он. – Сейчас тебе станет легче.

Но Эмма не могла прийти в себя. Перед ее мысленным взором снова и снова возникало ужасное зрелище: копье, вонзенное между лопатками несчастного, кровь, хлынувшая из ужасной раны…

Постепенно дыхание ее восстановилось, она смогла оглядеться вокруг. Сакарам поднялся по ступенькам и встал рядом с Сикандером. Он был, как всегда, спокоен, лицо ничего не выражало.

– Убийца! – Эмма вырвалась из рук Сикандера. – Ты убил человека с такой легкостью, словно это муха!

Невозмутимый Сакарам перевел взгляд на нее:

– Покарать его – мой долг, мэм-саиб.

– Ты отнял у него жизнь. За что? За правду?

– Он предал свою «соль», мэм-саиб, и получил по заслугам.

– О чем ты говоришь?

– Он забыл о преданности и чести, и я покарал его за это. Разве кто-нибудь еще протестует? Никто! Все знают, что он заслужил смерть.

Эмма оглядела толпу индусов. Действительно, никто не возмущался, не плакал, даже не смотрел на убитого. Толпа медленно рассеивалась, словно ничего не произошло, и люди спокойно возвращались к работе.

– Что с ними? – крикнула Эмма, все еще не оправившаяся от шока. – При них совершено убийство – и они преспокойно расходятся?

– Успокойся, Эмма. – Сикандер взял ее за руку. – Пойдем в дом. Не выставляй себя на посмешище.

– Если мэм-саиб желает чаю, я распоряжусь, чтобы его немедленно принесли, – сказал Сакарам. – Не беспокойтесь, здесь сейчас же приберут.

– Убери руки! – крикнула Эмма, вырываясь. Сикандер, казалось, не услышал ее крика.

– Пойдем, Эмма. Ты скоро придешь в себя. Здесь тебе все равно делать нечего. Сакарам сам обо всем позаботится.

– Я никуда не пойду. Я уезжаю в Калькутту, а оттуда при первой же возможности – обратно в Англию. Вы оба – чудовища, ваша страна чудовищна. Я хочу уехать, вернуться в цивилизованный мир. Если ты мне не поможешь, я сама уйду отсюда завтра же утром.

Сикандер тяжело вздохнул: