– А-а-а, – протянул Эдди и прикусил щеку изнутри, чтобы не расхохотаться. – Те лимоны. Я думал, ты говоришь про другие, из которых делают лимонад.

– Все шутишь, – сощурился Генри, но продолжил тему, решив простить непочтительность брата, как великие и знаменитые иной раз прощают мелкую, невежественную сошку. – В общем, я вот о чем толкую. Все эти люди, которым не терпится инвестировать в «Майкрософт», «Макинтош» и, ну, не знаю, гребаный «Невроз нарвас спид дайл чип»… да, благодаря им Билл Гребан Гейтс и Стив Гребан Джобс-а-рино станут богачами. Но это компьютерное дерьмо обвалится и сгорит к 1995 году, все эксперты так говорят, так чего люди вкладывают в него деньги? Гребаные лимоны, бросающиеся с утесов в гребаный океан.

– Точно, гребаные лимоны, – согласился Эдди и растянулся на теплой крыше, чтобы Генри не догадался, что он полностью потерял ход мыслей старшего брата. Он видел миллионы лимонов бегущих трусцой к утесам, все в красных шортах и белых кроссовках, совсем как шоколадные драже в телевизионном рекламном ролике «Эм-энд-эмс».

– Да, но я сожалею, что не вложился в «Майкрософт» в восемьдесят втором, – продолжил Генри. – Ты понимаешь, тогда эти акции стоили по пятнадцать баксов, а сейчас их продают за тридцать пять? Такая жалость!

– Лимоны, – мечтательно повторил Эдди, наблюдая за блекнущими красками заката. В своем мире жить ему оставалось меньше месяца, в том мире, где Кооп-Сити находился в Бруклине, и всегда там был, а Генри оставалось меньше месяца до смерти.

– Да, – Генри улегся рядом с ним, – но все-таки мне хотелось бы вернуться в восемьдесят второй.

– Я из будущего, – он все держал Тауэра за руку. – Вы это знаете, не так ли?

– Я знаю, что он мне так сказал, да, – Тауэр мотнул головой в сторону Роланда и попытался вырвать руку. Эдди ее не отпустил.

– Послушайте меня, Кел. Если послушаете, а потом последуете моему совету, то сможете заработать в пять, в десять раз больше тех денег, которые стоил на рынке недвижимости ваш пустырь.

– Откровения человека, который даже не носит носков, – усмехнулся Тауэр, вновь попытавшись вырвать руку. И опять Эдди ее удержал. Раньше, резонно предположил он, у него бы не вышло, но теперь его руки стали куда сильнее. И воля тоже.

– Откровения человека, который видел будущее, – поправил он Тауэра. – А будущее за компьютерами, Кел. Будущее за «Майкрософтом». Сможете вы это запомнить?

– Я смогу, – откликнулся Эрон. – «Майкрософт».

– Никогда не слышал о такой компании, – пробурчал Тауэр.

– Не слышали, – согласился Эдди. – Думаю, ее пока и не существует. Но она появится, скоро, и станет гигантской. Компьютеры, понимаете? Компьютеры для всех и каждого, так, по крайней мере, планировалось. Будет планироваться. А рулить всем будет Билл Гейтс. Всегда Билл, никаких Уильямов.

На мгновение в голове мелькнула мысль, что этот мир все-таки отличается от того, где выросли он и Джейк, это мир Клаудии-и-Инесс Бахман, а не Берил Эванз, так что, возможно, великого компьютерного гения будут звать не Билл Гейтс, а, скажем, Чин Хо Фак. Но Эдди решил, что такое все-таки маловероятно. Этот мир очень уж напоминал его собственный: те же марки автомобилей, те же бренды («Кока-кола» и «Пепси», никаких «Нозз-а-Ла»), те же президенты на банкнотах. И он мог с достаточной уверенностью рассчитывать на появление Билла Гейтса (не говоря уже о Стиве Джобс-а-рино) в положенное им время. С одной стороны, его это совершенно не волновало. Келвин Тауэр во многом был полным говнюком. С другой, Тайэр противостоял Андолини и Балазару, сколько мог. Удержал, уберег от них пустырь. И теперь договор о продаже лежал у Роланда в кармане. Они задолжали Тауэру сумму, равную рыночной стоимости пустыря. И вот этот должок не имел никакого отношения к симпатиям или антипатиям, которые он испытывал по отношению к Тауэру, в чем старине Келу, скорее всего, повезло.

– Акции «Майкрософта» в 1982 году вы сможете купить по пятнадцать долларов, – уточнил Эдди. – К 1987 году, когда я оправился, скажем так, на постоянный отдых, эти акции будут стоить по тридцать пять долларов.

– Это вы говорите, – Тауэр наконец-то смог выдернуть руку.

– Если он так говорит, это правда, – внес свою лепту Роланд.

– Скажете мне спасибо, – добавил Эдди. Подумал о том, что прогноз, выданный Тауэру, построен на наблюдениях обдолбанного наркомана, но решил, что в этом случае ошибки не будет.

– Поехали, – Роланд нетерпеливо вертанул рукой. – Если мы хотим повидаться с писателем, нам пора.

Эдди скользнул за руль «форда» Каллема, внезапно осознав, что никогда больше не увидит ни Тауэра, ни Эрона Дипно. Никто из них не увидит, за исключением отца Каллагэна. Они вступили в пору расставаний.

– Счастья вам, – крикнул он, высунувшись из окна. – И пусть все у вас будет хорошо.

– И у вас, – ответил Дипно.

– Да, – поддержал его Тауэр, и на этот раз в голосе не слышалось ни обиды, ни неприязни. – Удачи вам обоим. Долгих дней и счастливых ночей, или чего там принято у вас желать.

Места едва хватило, чтобы развернуться, не давая задний ход. Эдди только облегченно вздохнул, чувствуя, что еще не в достаточной мере вспомнил навыки вождения автомобиля, чтобы воспользоваться задней передачей.

Когда они поехали к Рокет-роуд, Роланд обернулся и помахал рукой. Такого за ним никогда не замечалось, и, понятное дело, на лице Эдди отразилось изумление.

– Игра завершается, – сказал Роланд. – Я всю жизнь шел к этому, ждал долгие годы. Конец близится. Я это чувствую. И ты тоже?

Эдди кивнул. На ум пришло сравнение исполнением какого-то музыкального произведения, когда инструменты вдруг набирают ход, устремляясь неизбежному громоподобному финалу.