В глазах Тодда забрезжило понимание… и что-то вроде молчаливой благодарности. Дюссандер это оценил.

– Что может быть печальнее, чем когда рушится семья, – патетически произнес он, снова наполняя кружку. Он был уже хорош. – Сколько таких драм, сам знаешь, нам показали по телевизору. Язвят, огрызаются, лгут. А сами страдают. Да, мой мальчик. Ты даже не представляешь, в каком аду живут твои папа и мама. Им даже некогда поинтересоваться, что там за неприятности у их единственного сына. Да и что они значат в сравнении с их неприятностями? Вот улягутся страсти, заживут рубцы – тогда и займутся сыном. Ну а пока с этим Фрэнчем пускай объяснится дедушка.

В продолжении монолога огонек в глазах Тодда разгорался все ярче.

– А что, – бормотал он, – может сработать, да, может, может срабо… – и вдруг оборвал себя на полуслове, и глаза вновь потухли. – Не сработает. Мы же ни капельки не похожи. Калошу не проведешь.

– Himmel! Gott im Himmell – Дюссандер рывком вылез из кресла и прошествовал (не совсем твердо) к кладовке, откуда достал непочатую бутылку старого виски. Открутив колпачок, он широким движением плеснул в кружку. – Я думал, ты смышленый мальчик, а ты, оказывается, настоящий Dummkopf. Давно ли внуки стали похожи на своих дедов? У меня волосы какие? Седые. А у тебя какие?..

Он подошел к мальчику и с неожиданной резвостью схватит его за вихры. – Ладно вам! – огрызнулся Тодд, больше для виду.

– А вот глаза у нас обоих – голубые, – продолжал Дюссандер, опускаясь в кресло-качалку. – Ты мне расскажешь свою семейную хронику. Тетушки, дядюшки. С кем работает твой отец. Чем увлекается мать. Я запомню. Всю информацию. Через два дня я благополучно все забуду… память стала совсем дырявая… но на два дня меня хватит. – Он мрачно усмехнулся. – Людей Визенталя столько лет водил за нос, самому Гиммлеру очки втирал… уж как-нибудь одного наставника в начальных классах сумею обмануть. А не сумею – значит, зажился я на этом свете.

– Очень может быть, – раздумчиво сказал Тодд, и по его глазам старик понял, что он уже с ним внутренне согласен. Глаза Дюссандера радостно заблестели.

– Еще как будет!

И, видимо, представив себе, как это будет, он начал хохотать, раскачиваясь в кресле. Тодд несколько оторопел и даже испугался в первую секунду, а затем тоже прыснул. Так они на пару и хохотали – Дюссандер в своем кресле-качалке возле открытого окна, через которое в кухню врывался теплый калифорнийский ветер, и Тодд, поднявший стул на дыбы, так что спинка уперлась в эмалированную дверцу духовки, всю в угольно-черных штрихах, ни дать ни взять абстракция вдохновенного курильщика.

Когда дедушка Тодда Боудена переступил порог кабинета и закрыл за собой дверь из зернистого стекла. Калоша Эд предупредительно поднялся, однако не вышел из-за стола. Он помнил про свои кеды. Старички, они частенько не понимают, что это, может быть, психологический прием, рассчитанный на трудных подростков… старички встречают тебя по одежке, а до остального им и дела нет.

Орел, орел, подумал Фрэнч, разглядывая гостя. Седые волосы зачесаны назад. Костюм-тройка как из магазина. Сизоватого цвета галстук завязан безукоризненно. Черный зонт в левой руке (с воскресенья зарядил мелкий дождик) смотрится эдаким офицерским стеком. Пару лет назад Калоша Эд с женой, большие поклонники Дороти Сэйерс, решили перечитать все, что вышло из-под ее пера. И вот сейчас он подумал: перед ним стоит живой лорд Питер Уимсей, словно сошедший со страниц высокочтимой писательницы. Да, семидесятипятилетний лорд Уимсей. Не забыть рассказать жене.

– Мистер Боуден, – почтительно сказал он и протянул руку.

– Очень рад, – сказал Боуден, в свою очередь протягивая руку.

Эдвард Фрэнч не стал сжимать ее изо всех сил, как он поступал, имея дело с отцами своих учеников. По тому, с какой опаской старик протянул руку, было очевидно, что у него артрит.

– Очень рад, мистер Фрэнч, – повторил Боуден и сел напротив, не забыв поддернуть на коленях идеально выглаженные брюки. Поставив зонт между колен, он оперся на него подбородком и сразу стал похож на очень старую и исключительно деликатную хищную птицу, пролетом приземлившуюся в кабинете школьного наставника. У него легкий акцент, подумал Фрэнч, но без характерной для английской аристократии и, в частности, для лорда Уимсея энергичной артикуляции, скорее континентальный, более плавный. Как, однако, Тодд похож на деда. Тот же нос. И глаза.

– Приятно, что вы смогли прийти, – сказал Фрэнч, садясь – хотя в подобных случаях я рассчитываю, что мать или отец.

Заготовленный дебютный ход. За десять лет работы классным наставником Эдвард Фрэнч хорошо усвоил: если в школу приходит дедушка или кто-то из дальних родственников, значит, не все благополучно дома, и здесь почти наверняка кроется корень зла. В каком-то смысле Калоша Эд был даже рад подобному обороту. Неприятности в семье – само собой, не подарок, но, скажем, НАРКОТИКИ для мальчика с такими отличными мозгами, как у Тодда, – это было бы в сто раз хуже.

– Да, конечно… – Боудену удалось изобразить на лице одновременно скорбь и возмущение. – Мой сын и его жена… словом, я согласился пойти на этот разговор. Грустный разговор, мистер Фрэнч. Поверьте мне, Тодд – хороший мальчик. А оценки… это временное явление.

– Хотелось бы надеяться. Вы курите, мистер Боуден? В стенах школы это не одобряется, но мы сделаем так, что никто не узнает.

– Благодарю.

Мистер Боуден достал из внутреннего кармана мятую пачку «Кэмела», сунул в рот одну из двух оставшихся сигарет, оторвал от картонки спичку, чиркнул ею о каблук, закурил. После первой затяжки он глухо, по-стариковски, прокашлялся, загасил в воздухе спичку и положил обгоревший черенок в пепельницу, любезно ему подставленную. Эдвард Фрэнч наблюдал за этим ритуалом, столь же безукоризненным, как блестящие туфли гостя, точно завороженный.

– Не знаю даже, с чего начать, – сказал Боуден, пряча явную озабоченность за легким облачком дыма.

– Вы, главное, не волнуйтесь, – мягко сказал Фрэнч. – Уже то, что пришли вы, а не родители Тодда, наводит меня, знаете, на кое-какие мысли. – Да, наверное. Тогда к делу.

Он скрестил на груди руки. Сигарета торчала между средним и указательным пальцами. Прямая спина,