нужно! Просто чтобы был кто-то, с кем можно лежать рядом ночью, обнять, если чувствуешь себя одиноко, или посмеяться вместе, если счастлив. Неужели я хочу слишком многого?

Не знаю. Ясно одно: рисовать в сотый раз вазу с фруктами или сидеть на полу, утыканном ароматическими свечками, и бубнить сутры — плохая замена.

Забыть про Анджелу никак не удавалось, и беспомощность еще больше угнетала меня. Я ехал домой, думая обо всем этом и растравляя свои раны, и вдруг… изо всех сил ударил по тормозам, чуть было не превратив в гармошку десяток машин, пристроившихся позади.

Вот она!

Стоит на той стороне, одна, ждет автобуса. Я резко повернул, пересек две полосы и со скрежетом затормозил в паре метров от Анджелы. Она вздрогнула и споткнулась о сумки с продуктами, чуть не свалившись сама.

— Эй! Привет! — в восторге заорал я, распахивая дверцу машины. — Это я!

Анджела испуганно заморгала, потом узнала меня.

— О, привет! — пробормотала она.

— Подвезти?

— Нет, спасибо, я доберусь. — Она показала на двухэтажный автобус, выехавший из-за поворота.

Моя улыбка угасла: еще один шанс уплывает.

— Может, все-таки… — промямлил я. — Мне совсем не трудно.

— Нет, не надо, тут всего три остановки.

— Но мне это ничего не стоит, давай! — взмолился я.

— Не надо, спасибо большое, — покачала она головой.

Как же уговорить? «Ну пожалуйста!» будет слишком дико… Тут сзади раздался сигнал автобуса, требующего освободить дорогу.

— Пока! — Анджела махнула рукой и подобрала сумки.

— Погоди! — крикнул я. — Не надо! Зачем тебе ехать вместе с этим быдлом! Садись ко мне. — И уже сказав это, понял, что она скорее всего постоянно ездит на автобусе, а значит, и сама, строго говоря, принадлежит к «быдлу».

Анджела улыбнулась на прощание и обошла машину сзади, направляясь к автобусу, застрявшему посреди дороги. В отчаянии я выскочил наружу.

— Пожалуйста, ну разреши мне тебя подвезти! Нам очень нужно поговорить.

Она обернулась и подозрительно посмотрела на меня.

— Поговорить? О чем?

— Ничего плохого, я обещаю!

Водитель и пассажиры недовольно вытаращились на нас через стекла автобуса. Анджела некоторое время колебалась, пока захлопнувшиеся двери не приняли решение за нее.

— Ну ладно, — проговорила она, залезла в машину и поставила сумки на колени.

Я мысленно возвел глаза к небу, благодаря того, кто наверху, и гадая, что буду ей говорить, когда сяду и пристегну ремень.

— Куда ехать? — спросил я.

— Домой. Туда, я покажу.

Я обогнал автобус, помахал водителю, который яростно сигналил, и улыбнулся Анджеле. Она нахмурилась, неловко заерзав под своими сумками.

— Ты хотел поговорить…

— Э-э… нет. То есть да. — Я поправил зеркало и несколько раз переключил передачу, чтобы выиграть время. — Э-э… как поживаешь?

— Нормально.

— Как работа?

— Нормально, — повторила она.

— Вот и отлично, — кивнул я.

Наступило молчание.

— Меня зовут Иан, — вдруг осенило меня. — Иан Бриджес.

— Я знаю.

Она знает мое имя? Вот это да! Значит, думала обо мне, раз выяснила, как меня зовут. Интересно, кого она спросила? И в каких словах? Исподволь, стесняясь при этом, или прямо так и спросила, кто я такой? В конце концов любопытство меня заело.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут? Кто тебе сказал?

— Ты сам, на прошлой неделе.

— Правда? — Вот кретин…

Я ломал голову, пытаясь вспомнить, о чем я тогда болтал, однако на ум приходила лишь ее швабра.

— Ты… э-э… с работы идешь?

— Нет, из магазина. — Анджела показала на свои сумки.

— А, ну да. Понятно. М-м… Э-э…

Ну почему мне так трудно? Почему Анджела не поможет? Ей же ясно: я к ней неровно дышу — что, трудно сделать шаг навстречу? Вряд ли ее так уж добиваются, с ее-то ногой; казалось бы, должна и она проявить хоть какой-нибудь интерес или… ну, не знаю… хотя бы благодарность за то, что я не замечаю ее недостатка. Много ли мужчин вели бы себя так на моем месте? Разве она не видит, что я готов любить ее даже не вопреки хромоте, а благодаря ей? Я готов любить искренне, слепо, невзирая ни на какие препятствия! Неужели эта дура не понимает, что я ей предлагаю? Шанс быть любимой, как любая нормальная женщина — разве он ничего для нее не значит? Ну хоть пару слов в ответ, немного любезности, улыбку, наконец!

Или я чего-то не понимаю? Обручального кольца на пальце нет, я в этом первым делом убедился. Ну ладно, она не замужем, но, может быть, просто живет с кем-то? Если верить Эдди, ничего подобного — я спросил его в прошлый раз, когда забегал к Логану, — никого у нее нет. Может, он просто не знает?

Мне очень хотелось посмотреть в ее сумки — что там и на сколько порций, — и я несколько раз взглянул на них, но снаружи ничего не было видно. Боюсь, она подумала, что меня интересует нога. На всякий случай я перестал смотреть.

Следуя указаниям Анджелы, я повернул налево, потом направо и опять налево. Наконец она показала, где хочет выйти. Вот и еще один шанс уплывает из рук. Я остановился, она завозилась на сиденье, открывая дверцу… Все. Теперь или никогда! Сердце ушло в пятки: я осознал, что действовать придется вслепую, без единого слова ободрения, не говоря уже о какой-то гарантии. Ладно, скажу все прямо, может, смилостивится и хотя бы не пошлет подальше.

— Спасибо, что подвез, — сказала она, ступая на мостовую. — Пока!

— Погоди! — крикнул я, поспешно выкарабкиваясь из машины. — Э-э… ты пьешь что-нибудь?

— Что?

— Я в смысле… что бы ты хотела?

Анджела удивленно смотрела на меня.

— Хотела?

— Ну да. Со мной. Хочешь, выпьем чего-нибудь?

— Извини, мне нужно обед готовить.

— Знаешь… давай пойдем куда-нибудь, и я угощу тебя обедом.

— Нет, это не для меня, — сказала она, оглядываясь на дом. — Для моей мамы.

— Что? — Может, я не расслышал? — Для мамы?

— Ну да. Я живу с мамой. Она нездорова, и я ухаживаю за ней.

Вот здорово! Живет с матерью. Значит, никаких мужчин. У меня определенно есть перспективы. И главное, Анджела будет меня любить еще и за то, что я готов мириться не только с ее ногой, но и с больной матерью! Ну, то есть я имею в виду, мы будем иногда навещать ее. Я покладист, всегда вежлив, и старушка скоро убедится, что ее дочь в хороших руках. Сегодня, само собой, поехать выпить не удастся, однако потом