— Я боксировал немного, борьбой лет пять занимался. А он дохляк по жизни.

— Вот! Значит, тем более должен был удар рассчитать… А что молчишь — это правильно. Я тебе не поп и не лепший кореш.

— Да чего там скрывать?.. Приговор не отменят и нового срока не накинут. А что загнулся мужик, конечно, жалко. Хотя и гнидой был… Я ж не судья…

— Так за что ты его? Про долги и случайную встречу не грузи, это для следователя с прокурором.

Кольцов немного помолчал, прикидывая, стоит ли посвящать положенца в истинную причину произошедшего. Ведь Сумрак, в отличие от того же начальства, следствия, суда и хозяина зоны, сразу врубился, что не все здесь так просто. А, может, остальные просто не хотели врубаться? Ну ударил и ударил. Упал человек и умер. Подозреваемый не отпирается, мотивы есть, свидетели тоже. Преступление раскрыто. Что тут еще раскапывать?

— Да, в общем, верно. Не только за долги… Ты, наверное, и не поймешь. — Кольцов закурил, выдыхая дым в землю и тут же разгоняя его руками, чтобы не рекламировать охранникам табачные изделия отечественного производителя. — Сейчас там поменялось многое. — Он кивнул в сторону леса, подразумевая под ним свободу. — Этот Юрка, ну, убитый, нормальным мужиком поначалу был. Он в милицию позже меня на пять лет пришел. Пахал, как заведенный. На совесть. Неделями дома не появлялся. И дела неплохие поднимал. Через два года его в «убойный» перевели. Нам и в засадах посидеть довелось, и под одной шинелью спать, как сейчас с тобой… А потом его переклинило. Хотя я сразу понимал, что парнишка с червоточиной. Были наметки.

— Бабки?

— Не только… Зарплата волшебная, работенка нервная. А соблазнов — на каждом углу. Понять можно. Там подсуетился, тут покрутился, благо возможности есть. Я сам не ангел… Да и нет сейчас ангелов. Практически коммерческая организация. С рекламой, расценками и конкуренцией на рынке… Но всему мера нужна. Грань нельзя переступать, а Юрик переступил. Ладно б буржуев окучивал или «крыши» ставил. Наркоту и патроны, в конце концов, подкидывал по заказу или просто чтоб деньгу снимать. Тоже понять можно, нынче даже генералы этим не брезгуют.

— Я слышал, — презрительно хмыкнул Сумрак.

Кольцов глубоко затянулся, опять немного помолчал, после продолжил:

— В нашем районе два года назад девчонку убили. Семнадцать лет. В парке труп нашли. Без золотишка простенького, мобильника… Черепно-мозговая. Нормальная девчонка, первый курс института. От подружки поздно возвращалась. «Глухарь» капитальный, ни одной зацепки. Случайный вариант, скорей всего. Мы с Юриком занимались, но ничего не надыбали. Родители от горя чуть не сдвинулись. Дочка единственная… Через месяца три Юрика из органов попросили. На работу он уже окончательно забил, только свои вопросы решал. А на воле-то несладко оказалось. Кому ты нужен без красного мандата? В охрану идти? Амбиции мешают, потому как натура высокая, поэтическая. Не царское это дело. В итоге для начала денег у наших назанимал. Сроки подошли — прятаться начал. А потом… Пришел к родителям той девчонки. Помните меня, я вашим делом занимался? Те, конечно, вспомнили… Так и так, говорит, есть информация, кто вашу дочку убил. Но человек просит за нее пять тысяч евро. У нас в милиции таких денег нет, может, вы найдете? Информация верная, не сомневайтесь. Родители небогато жили, но ради дочки покойной в долги влезли, машину старую продали за бесценок. В общем, нашли деньги. Юрику передали безо всяких расписок. А тот под корягу, сука… Месяц проходит, другой. Родители — к нам в отдел. Я как раз дежурил. Начальству не докладывал, решил сам Юрика найти, разобраться. Все-таки из одного стакана пили… Вычислил, нашел. Хотел, чтоб деньги вернул. Надо было, конечно, в укромном месте побеседовать, да не получилось. Пришлось на улице. Юрик на горло брать стал. Ничего не знаю, никаких денег не брал и ничего возвращать не собираюсь… Покажи, мол, расписку. Я и не сдержался, показал. Со всей дури приложил. «Что ж ты, сволочь, творишь?» Ну и все. «Скорую» вызвали, а он готов… Башкой о поребрик. До суда меня на подписке оставили. Четыре года дали. Тяжкий вред здоровью, повлекший смерть по неосторожности. Родственники его протесты писали, что мало дали. Они двадцать лет у судьи просили или пожизненное. А когда обломились, через УФСИН решили достать. На общую зону отправили… Я, конечно, тоже жалобу написал, и не одну, чтобы на ментовскую перевели, да без толку. Затерялись в канцеляриях…

Кольцов затушил окурок и прикопал его под кустом.

Сумрак никак не комментировал услышанное. И про свою персону ничего не рассказывал, помня основное лагерное правило: не спрашивают — молчи. А мент не спрашивал. Да если б и спросил…

Когда солнце упало за таежный горизонт, а столбик термометра до десяти градусов по Цельсию, Евгений вновь почувствовал дискомфорт. Номер отеля не предусматривал отопления.

— Что, штормит? — усмехнулся Сумрак.

— Есть немного, — признался опер, — прохладно.

— Да это разве дубак? Меня в девяносто втором в Иркутской колонии в карцер сунули. Зимой, в тридцать градусов. В одном клифту легком. И стекло из оконца вынули. Чтоб околел. А они б на простуду списали. Так я майку снял, поссал на нее, а когда замерзла, в оконце вставил заместо стекла. Только так и выжил. А сегодня по сравнению с тем — просто Сочи…

Сергей заскочил на обед домой. Как правило, он обедал дома, если не вызывали на задание. Мать к его приходу разогрела борщ. Как и вчера, сын был хмур и расстроен. Надежда Михайловна знала, что из колонии сбежали двое заключенных, один из которых служил с Сережей в Чечне.

— Не поймали? — спросила она, когда сын сел за стол.

Тот молча покачал головой. Сейчас Сергей жалел, что вписался в эту историю. С одной стороны, он не мог отказать Кольцову — долг платежкой красен, а с другой, рано или поздно их поймают, и начнется раскрутка. А уж раскручивать на зонах умеют. Все расскажут… Женька, может, и будет молчать, а второму совсем не резон… Самого Сергея уже дергали в оперативный отдел и прокуратуру. «Нет ли, товарищ командир, связи между вашим знакомством с Кольцовым и его таинственным исчезновением? Не вы ли, случайно, поспособствовали?»

— Нет, — твердо заверил командир, глядя в заспанные глаза следователя, — во всем виноваты старые наручники. Их канцелярской скрепкой открыть можно. Выдайте новые, и никто бегать не будет.

— А откуда, кстати, у сбежавших канцелярская скрепка?

— Они вообще-то не в тюремной больнице лежали, а в городской, гражданской. Там полы плохо моют… А вы бы лучше не мне вопросы задавали, а начальнику оперчасти Гладких. Это он вызвал «Тайфун», не поставив в известность начальство. И именно по его вине заключенные попали в больницу.

— Разберемся, кому что задавать…

Вряд ли, конечно, Сергею поверили и на хвост наблюдение наверняка повесили. И даже домой под благовидным предлогом заглянули — не спрятал ли кого под кроватью… Как бы проверка не затянулась. Придется тогда мужикам поголодать и померзнуть.

Да, обстановочка напряженная. Москва взяла дело на контроль, поимку сбежавших в управлении объявили делом чести. Беглецы — не простые урки, а подозреваемые в организации массовых беспорядков, то есть люди серьезные. Даже соседнюю воинскую часть подняли по тревоге тайгу прочесывать. Правда, мысль у начальства, как всегда, работала по трафарету — наверняка уроды будут пробиваться в Тихомирск. Поэтому там и поставим заслон, а вояки погонят их от Потеряхино-2, как загонщики лосей. Никуда они не денутся без еды и питья. От силы дня три продержатся на шишках и березовом соке.

Сергей, разумеется, не только сидел на допросах, но и активно включился в поимку беглецов, желая доказать, что он честный командир и ради долга готов лично стреножить даже бывшего однополчанина. Он лично расставлял посты, до слез инструктировал подчиненных, проверял сигналы… Короче, кипел кипятком и бил ключом. Пока верили.

Но что потом? Даже если получится перевезти мужиков в Тихомирск, где каждый сотрудник милиции, даже девочки-паспортистки, будет ориентирован на их розыск. Что им тут без документов и денег ловить? В городском парке под чахлым кустиком прятаться? Или в ночном клубе дискотеку вести? Не домой же их к себе тащить? А матери что сказать? Это мои добрые друзья, вместе воевали, приехали в наши края боевые раны зализывать… Ей он пока тоже не признался, что помог однополчанину. Мать, конечно, поймет. Как мать. Но никаких гарантий, что с подружками не посоветуется. И вот тогда наутро весь Тихомирск прибежит