наполнил ее наслаждением и смелостью.

Когда губы Нико раскрылись, она ощутила, как смешалось их дыхание.

Казалось, Элла и Нико выучили заранее последовательность действий — с такой поразительной синхронностью двигались они в безмолвном танце, приближаясь к кровати.

С заговорщическими улыбками они упали на постель.

— Габриэлла…

Но она коснулась пальцем губ Нико, заставляя его умолкнуть, и начала расстегивать на нем рубашку. Слова уничтожили бы иллюзию, что он принадлежит только ей, хотя бы лишь телом, хотя бы лишь на одну ночь.

Элла еще ни разу не проявляла инициативу и в глубине души не знала, позволит ли ей это прирожденный лидер. Но ее беспокойство было напрасным, по блаженству, отразившемуся на его лице, она поняла, что ему это нравится.

Она легонько коснулась кончиками пальцев его груди, выписывая небольшие круги по чувствительной плоти, и его тело содрогнулось от удовольствия.

— Che cosa state facendo a me? — тихо простонал Нико.

— По-английски, пожалуйста! — поддразнила она.

Но он только покачал головой, слова внезапно сделались совершенно ненужными.

Элла раздевала его медленно, до тех пор, пока напряжение между ними стало просто непереносимым. Их глаза встретились в молчании, нарушаемом только прерывающимся дыханием, когда она опустилась на него, заключая его в свой сладостный жар.

И тогда из ее губ внезапно вырвался короткий всхлип, и она задрожала, уже не контролируя себя.

Их взгляды скрестились, они наблюдали за реакцией друг друга, и это было пугающе интимно.

Ее подстегивало удовольствие, которое она видела в глазах Нико, поднимавшееся из глубин его существа и дополнявшее ее собственное до тех пор, пока Элла не поняла, что больше не может смотреть на него. Волны блаженства становились все выше и выше и, наконец, захлестнули ее с силой, которая стирала все, кроме мужчины, содрогающегося в ее объятиях. Желание поддаться ей было непереносимо сильным. Но он вел бой со своим собственным телом, чтобы не потерять контроль. Это снова было то самое чувство, которое появлялось при достижении горной вершины. Или падение со звезд.

И затем пришло горько-сладкое освобождение, когда Нико показалось, он может умереть в этот момент.

Какое-то время он прижимал Эллу к себе, но потом внезапно и резко откатился и лег, уставившись в потолок, где луна совершала бесшумные движения.

И Элла почувствовала, как одиночество крадется в ее душу, где только что царили удовольствие и наполненность. Нико снова отгородился от нее. Близость, ощущение единения были только физическими. Может быть, он сам не осознает, что творит?..

— Эй, — прошептала она. — Не делай так!

Элла протянула руку и пробежалась кончиками пальцев по его плечу. Нико посмотрел на нее, но не улыбнулся.

— Не делать чего? — холодно спросил он.

Тон его голоса как бы предупреждал Эллу, но она не обратила на это внимания и лишь пожала плечами. Как он поймет, если она ему не расскажет?

— Ты отдаляешься сразу после того, как получаешь удовольствие. Но ведь мы можем ласкать друг друга, — мягко добавила она, — даже когда все закончилось.

Ее огненные волосы сверкали в свете луны, как пламя, но глаза оставались в тени, и Нико понял, что не может больше брать то, что она с такой щедростью отдавала. Это был не только великолепный секс — это была любовь. Именно поэтому все воспринималось по-другому. Безумно. Свободно. Опасно.

Нико знал, что она предлагает ему, и если бы продолжал принимать это без всякой отдачи, или хотя бы без обещания отдачи, то стал бы эмоциональным вором. И как бы сильно его слова ни ранили Эллу, он должен их произнести. Возможно, она простит его за честность.

Глаза Нико равнодушно изучали ее лицо.

— Я не люблю тебя, Габриэлла, — тихо сказал он.

Элла долго впитывала слова Нико — так скала рушится в воду и бесследно исчезает в ней, — но чувство, которое она испытала, было облегчением. Словно она пошла к врачу и потребовала точный диагноз, потому что только после этого можно начать решать возникшую проблему. И исцелиться.

Но облегчение, почти сразу же, сменилась страхом. Элле захотелось сказать ему: «Я не дура, Нико! Я знала об этом все время и смогла бы справиться, если бы ты сумел притвориться».

Всего лишь на одну ночь…

На одну прекрасную ночь, заставившую поверить в невозможное.

Исцелиться?

И как она собирается это сделать? Разыграть равнодушие, холодно произнести: «Да и я не люблю тебя». Так?

Нет. Люди всегда говорили ему не то, что хотели сказать. Часами вели светские беседы, которые лишь создавали видимость искренности. Ей же нужно быть честной.

И гордой.

— Я это знаю, Нико, — сказала Элла ласковым голосом.

Забавно, как нежность иногда появляется ниоткуда, прикрывая собой болезненное ощущение того, что все происходит в последний раз. Но это не его вина. Он просто не тот человек, каким хотела видеть его Элла.

Нико нахмурился, словно ожидал другой реакции.

— Мне двадцать восемь, — произнес он. — И я не хочу связывать себя семьей. С кем бы то ни было. Мне это не нужно. А когда я все-таки решусь, то рядом будет кто-то…

— Кто-то удобный, — вставила Элла, заметив, что его глаза сузились от гнева. Но, черт побери, разве он сам не прерывал ее постоянно? — И это я тоже знаю, Нико. Но почему ты решил сказать мне все это именно сейчас?

Неужели он не мог подождать до утра, чтобы у нее осталось красивое и ничем не омраченное воспоминание?

Элла села, она почти забыла, что обнажена, и поняла это, лишь заметив ответную реакцию в глазах Нико. Он потянулся к ней, но она решительно оттолкнула его.

— Не надо. Пожалуйста, не трогай меня.

В жизни Нико еще не было сложной ситуации, которую он не мог бы изменить своим шармом, но сейчас он понял, Элла не шутит. Упрямая, непокорная женщина! Он вздохнул.

— Пойдем, поедим чего-нибудь.

Конечно, очень соблазнительно притвориться, будто все в порядке. Пойти на кухню, позволить Нико соблазнить себя едой и разговором, выпить вина, дать ему шанс убаюкать ее и забыть о реальности. Затем они снова поцелуются, займутся любовью, но только ничего уже не будет как прежде.

Несмотря на обстоятельства, препятствующие их совместному будущему, надежда все-таки теплилась в душе Эллы. Но его слова уничтожили даже эту хрупкую надежду. И что теперь ей осталось?

«Гордость», — напомнила себе Элла. Этого у нее никто не отнимет.

— Нет, — ответила она, покачав головой. — Я хочу сейчас же вернуться в отель, а завтра утром улететь домой.

Нико тихо выругался.

— Черт тебя побери, Габриэлла. — Его голос звучал тихо, но слова были пропитаны ядом. — Я был с тобой честен, — горько произнес он, пожалев, что не оставил этот разговор на утро. — Почему ты не