Он целовал ее снова и снова, пока она не оказалась совершенно беспомощной перед желанием. Его поцелуи подняли в ней вихрь чувств и заставили ее забыть обо всем — о его обмане, о различиях, существовавших между ними. Она просто целовала его — мужчину, чье желание было отражением ее собственных эмоций.

Нико почувствовал, что тонет, погружается все глубже и глубже в этот темный водоворот. Он прижал Эллу к земле, переполненный желанием взять ее. Немедленно.

Его рука оказалась на ее ноге, когда он поднимал подол ее платья.

— Нико!

— Прикоснись ко мне! — потребовал он, ощутив горячими пальцами прохладную кожу ее бедра. — Дотронься до меня!

Ее рука скользнула вниз, и он застонал, ощущая себя почти беспомощным. Элла почувствовала свою власть, потому что он так же зависел от нее, как и она от него. Она приблизила губы к его уху.

— Ты застал меня врасплох… Я не могу нормально думать…

— Тогда не думай. Наслаждайся этим. — Нико вздрогнул, когда ее пальчики дотронулись до него слишком интимно. — О, Dio, да!

Вся его сдержанность испарилась. Он никогда не терял контроль над собой, и это испугало его. Он чувствовал себя как человек, стоящий на краю пропасти и знающий, что сейчас он туда спрыгнет. Хотя это и будет безумием.

Боясь, что все закончится, не начавшись, он убрал ее руку, поднес ее к губам и нежно прикусил пальцы.

— Lentamente. Помедленнее! — взмолился он.

Однако Нико сам противоречит собственным словам, подумала Элла, когда он начал стягивать с нее трусики. Она открыла рот, чтобы запротестовать, сказать, что, возможно, им лучше уйти отсюда… Что он принц… Что это все происходит слишком быстро… Но не смогла и тоже двинулась навстречу ему.

Его губы снова оказались на ее губах, а пальцы погрузились в сладостное тепло, и Элла затерялась в ритме танца, более древнего, чем корона или привилегии. Внезапно она перестала об этом думать, и все ее мысли занял Нико — этот человек с блестящими глазами, который вторгся в ее самые невероятные мечты с того мгновения, как она впервые увидела его, который касается ее с такой сладостной аккуратностью, что она цепляется за него, чуть не плача от наслаждения.

Глаза Нико полыхали от желания, которое делало их похожими на тлеющие угли.

— Позволь мне, — хрипло сказал он, не отводя взгляда от ее лица, пока расстегивал джинсы.

Он поднял ее платье и тихо застонал, когда обнаружил, что на ней нет бюстгальтера. Нико наклонил голову, чтобы коснуться губами ее груди, стягивая с себя джинсы и чувствуя, что больше не может ждать. Ее короткие стоны возбуждали его еще сильнее. А затем ожидание кончилось. Они стали одним целым.

— Нико! — выдохнула Элла.

В прошлый раз не было такого ощущения наполнения. Она запустила пальцы в его густые черные волосы и притянула его голову к себе, раскрыв губы под его ртом, словно никак не могла насытиться им.

И Нико потерялся… заблудился в том, что оказалось совершенно новыми ощущениями. Он всегда был мастером самоконтроля, и обычно ему удавалось удерживать разум в стороне от тела. Наблюдать за женщиной и вести их обоих таким темпом, который его наиболее устраивал, как дирижера в оркестре.

Но сейчас все было по-другому. Возможно, потому что Элла держала его на расстоянии, казалось, целую вечность? Потому что он не был до конца уверен, произойдет ли это вообще, и теперь сладость обретения превзошла все его самые буйные фантазии?

Нико погрузился в глубокое, темное наслаждение, которое уничтожило его личность. Руки Нико скользили по ее телу. Он чувствовал, что может умереть, если вскоре это не закончится, и вместе с тем желал, чтобы это не заканчивалось никогда.

Ее крик разорвал воздух, все тело напряглось и затем расслабилось, глаза закрылись, губы шептали его имя, как молитву. И Нико последовал за ней, растворяясь в чем-то настолько сладостном, что это казалось греховным…

На мгновение он ощутил то же сильное чувство триумфа, которое всегда переживал, укротив дикого жеребца или идя под парусом против ветра.

Как только этот триумф исчез, Нико остался наедине с более знакомым чувством опустошенности.

Должно быть, он заснул. Когда же пришел в себя в объятиях Эллы, ее сердце, которое билось под его собственным, отсчитывало медленные и тяжелые удары. Он поднял голову именно в тот момент, когда Элла открыла свои зеленые глаза, затянутые дымкой удовлетворения.

— О, Нико… — вздохнула она.

Он лениво провел пальцем по линии ее губ, и желание вернулось с такой силой, которая потрясла его. Он сжал губы. Спокойно, у тебя все еще впереди, сказал Нико себе.

— Расскажи мне о своей идее, — растягивая слова, произнес он.

Элла с недоумением уставилась на него.

— Идее? — озадаченно переспросила она.

О чем, черт возьми, он говорит?

Нико немного отодвинулся от нее. Расстояние давало перспективу, и именно оно было сейчас нужно Нико. В его объятиях Элла могла творить чудеса, но сейчас им следует остановиться.

Он повернулся на бок и подставил локоть под голову, его глаза скользили по девушке с выражением ленивого удовольствия.

— Ты что, уже забыла о своей идее, cara? — поддразнил ее Нико. — Если она продержалась в твоей очаровательный головке меньше часа, то это вообще идеей не является!

Эти слова заставили Эллу вернуться в реальность, потому что в его насмешке была правда.

Ей хотелось лежать рядом с ним, бормоча милые, ничего не значащие фразы, а он выбрал именно эту минуту, чтобы поговорить о делах!

Она попыталась согнать с лица выражение мечтательной сентиментальности. «Святые небеса, Элла, ты только что подарила ему свою душу, так убедись, что ты в состоянии собрать воедино остатки своей гордости».

— Что ж, — Элла сделала глубокий вдох, и приток кислорода помог ей привести мысли в порядок. — Я, конечно, составлю полный список всех своих рекомендаций, но есть кое-что, что могло бы повлиять на положение дел немедленно, а именно сделать что-нибудь с толпами людей у галереи Хуана Лопеса. Они создают очень серьезную проблему.

А чего он ожидал? Что она разозлится? Скажет ему, что ей не хочется говорить о работе в такие моменты? Его глаза сузились. Неожиданное замечание Эллы и ее здравые рассуждения застали его врасплох, поэтому скорее он почувствовал, что прилагает усилия, чтобы сконцентрироваться на ее чертовой идее, а не на чистых, мягких изгибах девичьего тела.

Нико подозрительно посмотрел на нее.

— И что ты предлагаешь нам сделать? Мардивино очень гордится своей прочной связью с Лопесом.

— Переместите ее, — просто ответила Элла.

Подозрение в его взгляде усилилось.

— Объясни.

О, вот теперь он заговорил, как властолюбивый представитель королевской семьи! Странно, но Элла чувствовала, как с каждой секундой к ней возвращаются ясность ума и решительность. Неужели она должна превратиться в одну из слезливых женщин только потому, что плакала от экстаза в его объятиях? Ни за что! Что бы Элла ни чувствовала в глубине души, она это спрячет, и Нико ничего не узнает.

Игнорируя болезненное желание пробежаться кончиками пальцев по его лицу, она улыбнулась.

— Соладжойя процветает и разрастается, и так будет всегда — потому что это порт и столица. Люди едут сюда, чтобы увидеть работы Хуана Лопеса. Так перенесите галерею в какое-нибудь другое место, куда-нибудь, где доходами можно распорядиться с наибольшей пользой. Например, в ту деревню, в которой мы только что побывали. А почему бы нет?

Пауза.