все еще не поступили, но вся армия, руководствуясь странным общим инстинктом, знала, когда будет приступ и пойдет ли в брешь полк Южного Эссекса, на что было похоже. Харпер решил держаться поближе к Хэйксвиллу: если появится шанс убить сержанта, он сделает это, если нет, хотя бы убедится, что Хэйксвилл не проскользнул в город. Харпер решил не записываться в «Надежду», если туда не запишется Хэйксвилл, что было маловероятно. Работа Харпера – защищать Терезу, как и работа Шарпа, всей роты, даже капитана Роберта Ноулза, который вчера навестил свою старую роту и внимательно выслушал соображения Харпера насчет Хэйксвилла. Ноулз улыбался и уверял Харпера в полной своей поддержке, но ирландец страшился, что упустит момент в суматохе атаки.
Он откинулся на спину и прислушался к грохоту пушек. Артиллеристы, как будто разделяя то же инстинктивное осознание неминуемости атаки, стреляли, казалось, с удвоенным рвением, потому что любой кусок камня, отколотый от стены в районе бреши мог спасти жизнь кому-нибудь из пехотинцев. Дым всех двенадцати батарей висел над тихим озером, как предрассветный туман, через него с трудом можно было различить город – разве что когда очередной пушечный выстрел на секунду прорывал густую пелену. Пушки были похожи на брыкающихся монстров, шипевших и выдыхавших едкий дым между выстрелами, когда почерневшие канониры протирали и чистили их закопченные тела, а потом снова выводили хрипящих зверюг на цель. Самих брешей артиллеристы не видели, но на деревянных платформах, смягчавших отдачу, были сделаны зарубки, и офицеры с сержантами внимательно следили, чтобы орудие встало на позицию, а подъемный винт был закреплен на нужной высоте. Вспышка – и орудие снова гудит, отскакивая назад и выплевывая тяжелое железное ядро, которое прорывало туман мощным хвостом дыма, сопровождавщимся треском и грохотом попадания.
Может, именно скорость стрельбы укрепляла уверенность людей, что атака будет именно сегодня, в ночь с воскресенья на понедельник – а может, вид осадных лестниц, как по волшебству возникших в инженерном парке. Двум атакующим группам, одной со стороны замка, другой – с реки, у бастиона Сан- Винсенте, понадобятся лестницы для попытки внезапной эскалады[49]. Конечно, это не сработает, стены слишком высоки – битва будет выиграна в брешах.
- Рота! – раздался голос Хэйксвилла. – Всем встать! Хоп, хоп, хоп!
Люди вскочили на ноги, оправляя мундиры: к ним шел майор Коллетт вместе с капитаном Раймером. Майор махнул рукой:
- Можете садиться.
Наверное, будет объявление, подумал Харпер. Он во все глаза смотрел, как Коллетт достает из кармана лист бумаги и разворачивает его. Послышался возбужденный ропот, призывы к тишине со стороны Хэйксвилла. Коллетт подождал, пока все затихли, и принял самый воинственный вид. Штурм, сказал он, скоро начнется – но они и без того это знали, ждали только приказа. Майор запнулся и поглядел на лист бумаги:
- Приказ пришел, и я сейчас прочту вам его. Вы будете слушать меня молча. «Я хочу обратить внимание армии на события, произошедшие при взятии Сьюдад-Родриго», - читал Коллетт суровым голосом. Ему не удалось произнести «Сьюдад» с буквой С, получилось «Кьюдад». – «Население города, граждане союзника Британии, Испании, пожаловались на многочисленные оскорбления и насилие. Повторения такого поведения не должно случиться в Бадахосе. Любые покушения на собственность мирных жителей будут быстро и заслуженно караться смертью, задержанные преступники будут повешены на месте преступления», – он сложил приказ. – Поняли? Держите свои загребущие руки при себе, а штаны застегнутыми. Это все.
Майор оглядел возбужденные лица, поднялся на ноги и пошел к следующему костру. Легкая рота переглянулась, пожала плечами и разразилась хохотом. Кто будет их вешать? Военной полиции на передовой не дождешься, улицы будут темны, а солдат заслуживает добычи за то, что прорвется сквозь брешь. Разве может быть кто-то, кто будет биться, умирать – и не захочет потом выпить? Не то чтобы они хотели причинить гражданским какой-то вред – но испанцы, большинство которых в Бадахосе было на стороне французов, должны сами выбрать, как встречать победителей: открыть двери и достать выпивку или проявить негостеприимство. Люди поулыбались и вернулись к своим семнадцатидюймовым байонетам.
А через несколько секунд до них дошел еще один повод для обсуждения: лагерь облетела новость, воспринятая с облегчением и разочарованием: штурм отложен, они проживут еще как минимум 24 часа.
- Куда идем? – заорал вдруг кто-то.
Ответом был общий смех. Забыв про зловещее присутствие Хэйксвилла, вся рота хором прокричала:
- В Бадахос!
Это случится завтра.
Глава 23
Оптимизм возник внезапно. Лицо Хогана, озабоченно вытянутое, на глазах сморщилось, речь его ускорилась – у них появилась надежда: из города выбрались двое надежных испанцев, они спустились по стене возле реки и без проблем добрались до британских постов. Палец Хогана уперся в знакомую карту.
- Здесь, Ричард. Завтра мы разрушим ее!
Палец указывал на стену между двумя бастионами, в которых уже зияли бреши: испанцы рассказали, что она еле держится, поскольку не была полностью восстановлена после прошлых осад. Они клялись, что пары выстрелов хватит, чтобы ее пробить. А это означало третью брешь, внезапную, пролом, который французы не успеют заполнить всевозможными сюрпризами. Хоган ударил кулаком по столу:
- Они у нас в руках!
- Значит, завтра?
- Завтра.
Утро 6-го апреля выдалось настолько ясным, что в городе, пока не начали палить осадные батареи, была видна каждая крыша, каждая церковь, башня или бастион. Это было весеннее утро, наполненное надеждой, свежей, как пробивающаяся зелень, надеждой на третью брешь, брешь-сюрприз. Артиллеристы взяли минимальную поправку, лафеты повернулись едва ли на дюйм – и прозвучал приказ. Вылетел дымный хвост, эхо заметалось над озером, ядра ударили в каменную кладку, а канониры уже забегали, подтаскивая орудия на позиции. Они чистили, протирали, снова чистили стволы, они трудились, предвкушая победу. А чуть южнее, задыхаясь в дыму возле озера, инженеры глядели на неповрежденный участок стены. Летела пыль, засохший строительный раствор, но стена продержалась все утро. Пушки били и били с сокрушительной силой, пока к вечеру их настойчивость не была вознаграждена: стена подалась, но не по частям, как бастионы, а одним большим куском. Хоган аж подпрыгнул от радости: «Идет! Идет!»
Потом все закрыла взметнувшая пыль, над водой раскатился грохот, а пушкари издали хриплый победный крик. Когда облако пыли рассеялось, на месте казавшейся несокрушимой стены зияла огромная третья брешь, столь же широкая, сколь и остальные, но совершенно незащищенная. Пришло время для приказа: сегодня же, джентльмены, сегодня же на закате мы пойдем в бреши, и ворота в Испанию будут британскими.
Весь день, несколько погрустневший от пришедших с востока облаков, пушки продолжали стрелять, не давая французам работать в брешах. Артиллеристы работали в охотку: их дело было сделано, сегодня – день штурма, двадцать второй день осады, завтра можно будет уже не потеть и не прятаться от ответного огня: Бадахос будет взят. Инженеры снова и снова пересчитывали лестницы и мешки с сеном, составляли в пирамиды огромные топоры, которыми будут вооружен авангард, и думали об уютных постелях. В мыслях Бадахос уже принадлежал им.
Наконец, дошли и детальные инструкции, всего 27 параграфов, и люди молча выслушали офицеров.
