Все еще было холодно. Снег сошел, только на вершинах белели шапки, на реках таял лед, но северный ветер каждый день пригонял дождевые тучи, которые секли через шинели и промокшие одеяла, отчего биваки всегда были сырыми и парили. Большая часть армии все еще торчала на севере, возле Сьюдад-Родриго, пытаясь убедить противника в отсутствии передвижения войск в сторону огромной южной крепости, охраняющей дорогу в Лиссабон.

- Куда идем?

- В Бадахос!

Лоуфорд был все еще жив, хотя ослабел и метался в лихорадке, но в том самом монастыре, где умер Кроуфорд, его обещали скоро поставить на ноги. Через месяц или около того, когда его старый батальон осадит Бадахос, полковник будет плыть домой, а из дока до фамильного поместья, без сомнения, доедет в карете. Он улыбнулся Шарпу, когда тот навестил его, и даже попытался сесть.

- Это всего лишь левая рука, Ричард.

- Да, сэр.

- Я могу ездить верхом, держать шпагу. Я вернусь!

- Надеюсь, сэр.

Лоуфорд покачал головой:

- Чертова дурость, а? Правда, в одном ты был не прав.

- В чем же?

- Никто в меня не стрелял, а ведь плаща-то я не надел.

- Ну, тогда вы точно заслужили пулю.

Лоуфорд улыбнулся:

- В следующий раз обязательно послушаю тебя.

Да, если он будет, этот следующий раз, подумал Шарп. Лоуфорд мог и вернуться, как надеялся, но не в ближайшие месяцы – и не в полк Южного Эссекса. Им назначат нового полковника – слухи разносились, как мушкетный дым по полю боя. Было мнение, встреченное с тревогой, что в Испанию может вернуться сэр Генри Симмерсон, но Шарпу казалось, что старый полковник вряд ли бросит свое доходное местечко в новом министерстве налоговых сборов. Другой слух, касавшийся возможного повышения Форреста, был вскоре опровергнут, теперь появлялись и исчезали все новые имена. Каждый лейтенант-полковник, чей жизненный путь хоть чем-то задевал полк Южного Эссекса, тщательно исследовался на предмет нового назначения, но, хотя они уже переправились через Тежу, командовал все еще Форрест, а о замене Лоуфорду новостей не было.

Тереза ехала с батальоном. Легкая рота ее знала, помнила по боям в районе Альмейды, и как-то, хотя Шарп ни разу об этом не заговорил, люди узнали о существовании ребенка. Харпер, легко шагая рядом с Шарпом, улыбнулся ему: «Не волнуйтесь, сэр. Ребенок - это замечательно, да. Парни за ней присмотрят».

Батальонные жены, двигавшиеся в хвосте колонны вместе с детьми, дарили Шарпу и Терезе мелкие подарки: одеяло, варежки, связанные из распущенного носка, резную погремушку. Шарп был удивлен, тронут и несколько смущен тем, как воспринималась новость.

Люди были уверены друг в друге и в себе, они без опаски думали о Бадахосе, поскольку потери в Сьюдад-Родриго оказались небольшими. Полк Южного Эссекса, как и вся остальная армия, считал, что если в брешах Сьюдад-Родриго погибли всего шесть десятков человек, то с такими же потерями можно пробиться и сквозь защиту Бадахоса. Тереза слушала их и качала головой: «Они просто не видели Бадахоса». А Шарп думал про себя, что они его пока не видели.

- Куда идем?

- В Бадахос!

Они остановились на три дня в Порталегри, пережидая удары ливня, сделавшие дороги ненадежными, а броды – непроходимыми. В городе они оказались единственным батальоном, но Шарп видел по отметкам на дверях домов, что армия часто пользовалась этой дорогой. Интенданты помечали двери мелом: скажем, ЮЭ/ЛР/6 означало, что в этот дом определены шестеро из легкой роты Южного Эссекса – но на каждом доме виднелось уже по десятку таких полустертых меток, свидетельствовавших о том, что война длится не первый год. Отметки говорили об английских, ирландских, валлийских, шотландских, немецких, португальских полках, попадались и странные метки, оставленные французскими батальонами. Только взятие Бадахоса могло снова перенести войну в Испанию и вернуть в Порталегри привычное спокойствие.

Шарп и Тереза спали в гостинице, превращенной в штаб-квартиру батальона. Для Шарпа эти три дня стали периодом спокойствия, может быть, последними перед их следующей встречей – там, в кольце высоких и мрачных крепостных стен. Тереза должна была скоро уехать, чтобы попасть в Бадахос, к больной малышке, самым прямым путем: нужно было спешить, пока британские войска не взяли город в осаду, а защитники не заперли ворота.

- Почему в Бадахос? – снова спрашивал Шарп, лежа в мансарде, пока дождливый день выливался в мокрую ночь.

- У меня там семья. Мне не хотелось рожать дочь дома.

Он знал, почему: девочка была незаконнорожденной, английским ублюдком, и клеймо стыда висело бы на ней вечно.

- Но они знают, правда?

Она пожала плечами:

- Знают, но не понимают, что именно знают, поэтому предпочитают не знать. Брат моего отца достаточно богат, детей у него нет, так что они заботятся о девочке, как о своей.

Антония была больна. Тереза не знала, в чем дело, доктора не могли ничего понять, но у ребенка происходило отторжение пищи, и сестры в монастыре говорили, что она умрет.

Тереза покачала головой:

- Она будет жить, - это было сказано с угрюмой определенностью: ее ребенок так просто не сдастся.

- У нее темные волосы? – Шарп пытался добыть хотя бы немного информации.

- Ты же знаешь, что да. Я тебе много раз говорила: длинные темные волосы, она с ними родилась, потом они выпали, а теперь растут снова. У нее маленький нос – не с горбинкой, как у меня, и не кривой, как твой.

- Может, она не моя?

Она несильно стукнула его, заливаясь смехом:

- Твоя, не сомневайся. Она хмурится, совсем как ты, - Тереза скорчила рожицу, пытаясь имитировать Шарпа, и заворчала, когда он потянул ее в постель. Потом они лежали в тишине, только дождь стучал в окно, и он думал о том, что ждет там, дальше по этой грязной, разбитой дороге.

- Может, нам пожениться?

Сперва она не ответила. Она лежала рядом, слушала дождь и голоса снизу, потом раздался перестук копыт в конюшне, и она прошептала:

- Охота кому-то ездить в такую погоду…

Он ничего не ответил. Она погладила шрам на его щеке и так же тихо спросила:

- Ты согласен жить в Касатехаде?

Он молчал. Жить чужаком в чужой стране? Быть мужем Терезы, зависеть от нее всю жизнь? Он вздохнул:

- Может быть. Только не сейчас, а после войны.

Она улыбнулась, понимая, что ответ не имеет значения. Четвертый год в Испании шла война с французами, а страна все так же была оккупирована врагами. Мирного времени уже никто не помнил. А до войны с Францией Испания воевала против англичан, пока ее флот не был разгромлен под Трафальгаром, потоплен или взят в плен вместе с французским. Россия, Австрия, Италия, Пруссия, Дания, Египет, Индия – война везде, сейчас даже американцы говорят о войне, как будто молодой нации надо доказать свою способность встать наравне со Старым Светом в игре, сотрясающей мир уже два десятка лет. Война идет уже на трех континентах, во всех океанах, и кое-кто даже думает, что это конец всему, последняя война, которая уничтожит все живое, как сказано в Библии. Бог знает, когда она кончится. Может, только тогда, когда последний француз, все еще лелеющий мечту о власти над миром, будет повержен и втоптан в