Создавалось впечатление, что после громких побед немецкого оружия в сражениях на окружение под Брянском и Вязьмой неприязненное отношение Гитлера к Браухичу несколько смягчилось, однако уже первые неудачи вызвали настоящий взрыв эмоций.

Со временем поиски козла отпущения за неудачи на фронте стали манерой командования фюрера, даже если главным виновником поражения был он сам. Так, как это произошло на фронтах групп армий «Юг» и «Север», когда вначале фон Рундштедт под Ростовом—на—Дону, а затем и фон Лееб под Тихвином принуждены были вернуть на исходные позиции ударные группировки вермахта — и в этом не было ни капли вины главнокомандующих и ОКХ. Фон Рундштедт категорически возражал против приказов «подневольного» ОКХ об отводе войск к Миусу. Браухич не преминул показать Гитлеру составленную в резкой форме телеграмму, вовсе для него не предназначенную. В ответ фюрер незамедлительно снял фон Рундштедта с должности, естественно, не из—за злополучной телеграммы, а потому что тот, даже не предполагая, что за приказами ОКХ стоит сам Гитлер, позволил себе усомниться в полководческих талантах последнего.

Гитлер пришел в ярость. Решив, что Рундштедт выступает против него лично, он немедленно подписал приказ о назначении фон Рейхенау командующим группой армий «Юг», а сам вместе со Шмундтом вылетел в Мариуполь. Гитлер сказал мне, что хочет увидеть верного «Зеппа» Дитриха, командира лейбштандарта СС «Адольф Гитлер», чтобы тот «правдиво» доложил ему о положении наших войск и, как он искренне думал, «неправильном» руководстве со стороны командных инстанций сухопутных войск. К чести своей, группенфюрер СС действительно правдиво доложил об оперативной обстановке и убедил Гитлера в том, что тот несколько погорячился. На обратном пути фюрер встретился с Рундштедтом, и, хотя отставка все же состоялась, взаимное доверие было восстановлено.

Сразу же после возвращения в беседе со мной Гитлер выразил удовлетворение благополучным разрешением конфликта с Рундштедтом и… резкое недовольство действиями своего друга фон Рейхенау. Фельдмаршал решил воспользоваться своим новым назначением для оголтелых нападок на ОКХ и все военное руководство рейха, однако добился прямо противоположных результатов: Гитлер сказал мне, что, наверное, я прав и Рейхенау совершенно не подходит для назначения на пост главнокомандующего сухопутными силами. Теперь я твердо знал, что в случае отставки фон Браухича эта должность Рейхенау не светит!

В декабре на фронте группы армий «Север» по указанию фюрера и вопреки мнению ОКХ было предпринято наступление на Тихвин. Без обеспечения должной внезапности операция изначально была обречена на провал. Если бы даже и удалось овладеть городом, удержать его было решительно невозможно. Оперативная цель операции — прорывом к Ладоге соединиться с финнами и перерезать тыловые коммуникации ленинградского гарнизона — достигнута не была. Могу засвидетельствовать, что во время телефонных разговоров с фюрером фельдмаршал фон Лееб неоднократно просил разрешения на отвод войск к Волхову, сокращение линии фронта и сохранение сил. Группа армий сражалась до последнего, но в конечном итоге уступила противнику все, что была не в состоянии удержать. Фон Лееб прибыл в ставку фюрера и попросил отставки — он слишком стар, и нервы не выдерживают подобной нагрузки. Гитлер не возражал, поскольку это его вполне устраивало.

Мне представляется, что весь этот маскарад с увольнением двух командующих группами армий был затеян Гитлером с одной—единственной целью: не признавая своих собственных ошибок, оправдаться перед «судом истории», имея под рукой «двух главных виновников» поражения.

Уныние первых кризисных дней русской кампании растаяло без следа и сменилось безудержным оптимизмом после того, как Япония объявила войну Америке. Пользуясь случаем, хочу опровергнуть утверждения о том, что Гитлер якобы не только знал об этом шаге партнеров по «Оси», но и оказал давление на микадо. Если я ошибаюсь, значит, актерские дарования Гитлера превзошли мою проницательность! Гитлер следил за ходом японо—американских переговоров в Вашингтоне, и Перл—Харбор стал для него настоящей неожиданностью. Помню, как посреди ночи он ворвался к нам с Йодлем в кабинет, размахивая телеграммой. У него буквально гора свалилась с плеч; во всяком случае, то напряжение, которое испытывали все в связи со скрытым участием Америки в войне на европейском театре, несколько ослабло.

Тем временем стали давать о себе знать накопившаяся в войсках усталость и повсеместное похолодание в России. В ОКХ уже давно поняли, что взять Москву до наступления зимы не удастся, — оставалось только сообщить об этом фюреру…

Оправившись после сердечного приступа, сохранявшегося в строжайшей тайне от общественности, фон Браухич выехал на фронт. Впоследствии мне стало известно, что он обсуждал с командующими вопросы сокращения линии фронта и обустройства «зимних квартир», если запланированное наступление… сорвется по каким—либо причинам. Новый сердечный приступ, на этот раз осложненный истощением нервной системы, свалил главнокомандующего сухопутной армией и на несколько дней приковал его к постели. Гитлер не мог не почувствовать приближения нового кризиса, однако продолжал делать вид, что ничего страшного не происходит.

Тем временем температура продолжала падать, что повсеместно привело к тяжелым случаям обморожения среди личного состава. Гитлер предъявил ОКХ тягчайшие обвинения в том, что интендантские службы заблаговременно не озаботились выдачей зимнего обмундирования, печей для обогрева стрелковых окопов и т. п. А ведь он не мог не знать, что в ходе непрекращающихся боев армия давно уже испытывает затруднения не только со снабжением зимним обмундированием, но и продовольствием и боеприпасами из —за ставшего настоящим бичом нашей армии транспортного кризиса…

19 декабря 1941 г., после почти что двухчасового разговора с фюрером один на один, взволнованный и подавленный Браухич, вышел из его кабинета и сказал мне: «Отправляюсь домой… Он отправил меня в отставку… Я больше так не могу…» На мой вопрос, что же теперь будет, Браухич устало ответил: «Не знаю, спросите у него…»

Через несколько часов фюрер вызвал меня к себе и зачитал короткий повседневный приказ, составленный вместе со Шмундтом: он принимает на себя командование сухопутными войсками с немедленным оповещением об этом действующей армии. Следом за ним последовал второй, секретный, приказ, согласно которому генеральный штаб сухопутных войск подчиняется отныне непосредственно фюреру, а ОКХ передает все дела мне (ОКВ) как высшей командной инстанции, но с тем ограничением, что в своих действиях я руководствуюсь указаниями верховного главнокомандующего. В заключение Гитлер заявил, что текст данного приказа будет передан для ознакомления Гальдеру и дальнейшему распространению не подлежит.

Общественность не была оповещена о том, что отставка главнокомандующего сухопутными войсками состоялась по обоюдному согласию и даже взаимной инициативе сторон. Было совершенно очевидно, что главный «виновник» отступления, разразившегося кризиса и поражения в битве за Москву — в 25–30 км от пригородов русской столицы — найден, хотя имя его так и не названо…