В то время мне представлялось целесообразным наделение всей полнотой командной власти главнокомандующих фронтами, т. е. осуществление ответственного командования сухопутными частями, формированиями кригсмарине и люфтваффе под общим руководством ОКВ. Я отдавал себе отчет, что это только мои несбыточные мечты: для реализации моих идей нужно было как минимум изменить программу подготовки офицеров генштаба, а генералитету проникнуться осознанием необходимости триединства наших вооруженных сил. Даже затрудняюсь представить себе, какую реакцию главнокомандующих кригсмарине и люфтваффе вызвало бы решение об оперативном подчинении их самих и главных штабов вверенных им составных частей «сухопутному генералу». Ни гросс—адмирал Редер, ни рейхсмаршал Геринг ни при каких обстоятельствах добровольно не отказались бы от своих командных полномочий. И в этом случае вполне уместно было бы фюреру воспользоваться своим авторитетом и сказать свое веское слово.
Таким образом, общее руководство кампанией на Восточном фронте осуществляло ОКХ, вернее сказать Адольф Гитлер. Я столь подробно рассмотрел этот вопрос, руководствуясь исключительно соображениями восстановления исторической истины, поскольку СССР, как минимум в ходе Нюрнбергского процесса, исходил из ложного допущения, что общее руководство Восточным фронтом осуществлялось Кейтелем и ОКВ.
Из союзных и дружественных нам государств с первых же дней кампании на Восточном фронте непосредственное участие в походе на Россию приняли Румыния и Финляндия, после открытия фронта — Италия, Венгрия и Словакия. Каждый из союзников выставил скромный контингент, представлявший собой экспедиционный корпус, сопоставимый с моторизованным корпусом неполного состава, а словаки — легкую пехотную дивизию. Вместе с командующим 11 армией генерал—лейтенантом Евгением фон Шобертом и начальником военной миссии в Румынии генералом кавалерии Ханзеном я принял участие в состоявшихся в Мюнхене переговорах, на которых фюрер заключил соглашение с Антонеску. Тот сделал правильные выводы и принял активное участие в усилении учебных дивизий немецкой миссии. Румыны были кровно заинтересованы в возвращении Бессарабии, однако из соображений секретности было принято решение не сообщать им о планах и сроках нападения на СССР.
В мае 1941 г. в Зальцбурге я провел переговоры с генерал—лейтенантом Эриком Хайнриксом, начальником финского генштаба, о беспрепятственном прохождении через финскую территорию армии «Норвегия» генерал—оберста Николауса фон Фалькенхорста. Хайнрикс сказал мне, а несколько позже и Йодлю, проводившему с ним согласование оперативных частностей, что Маннергейм[76] настроен самым решительным образом и намеревается внести коррективы в итоги зимней войны с Россией 1939/40.
Фюрер запретил проводить переговоры политического характера (равно как и на уровне генеральных штабов) с союзными нам Венгрией и Словакией, опасаясь утечки информации и разглашения военной тайны. Мне не известно, насколько венгерский генштаб был посвящен в подробности подготовительных мероприятий операции «Барбаросса».
Следует особо подчеркнуть, что начало наступательной операции вермахта на Восточном фронте 22 июня 1941 г., возможно, и было тактической неожиданностью для советского главнокомандования, но ни в коей мере — оперативной…
В расчете на передел государственных границ в Европе Венгрия и Словакия сформировали экспедиционные корпуса и предоставили их в распоряжение ОКХ. Однако уже в сентябре 1941 г. в штаб— квартире фюрера меня посетил начальник венгерского генштаба генерал Штромбатели и заявил, что венгерская моторизованная бригада (дивизия) не экипирована для ведения военных действий в условиях русской зимы и должна быть отозвана с передовой еще до форсирования Днепра. После соответствующего переформирования и переоснащения можно вести речь о боевом использовании дивизии… в будущем году.
Генерал изрядно повеселил меня «глубокомысленными» и с претензией на язвительность замечаниями о «неправильном», на его взгляд, использовании венгерской дивизии на фронте. Мне осталось только порекомендовать ему вначале отучить своих солдат от мародерства и воровства, а потом уже переходить к обсуждению оперативных вопросов. Впрочем, уяснив, что такие номера здесь не проходят, венгр тут же перестроился и рассыпался в похвалах ОКХ и фюреру, «который произвел на него неизгладимое впечатление». Вечером Штромбатели договорился с Гальдером о принятии компромиссного решения и отправке в тыл венгерских частей.
В конце января 1942 г. я вылетел в Будапешт по поручению фюрера. Мне предстояла в высшей степени непростая миссия — добиться мобилизации венгерской армии (мирного времени) и отправки по меньшей мере 50 % личного состава венгерских вооруженных сил на Восточный фронт для участия в летнем наступлении вермахта 1942 г. К этому времени в составе вермахта воевали 23 венгерские горнострелковые и кавалерийские бригады (на стадии переформирования в дивизии неполного состава) и ограниченный контингент оккупационных сил (подразделений обеспечения тылов), которые уже находились в распоряжении ОКХ, а также те из них, чья скорейшая отправка в Россию была обещана главнокомандованию сухопутных сил. Переговоры с венграми свелись к закулисным торгам о поставках немецкого оружия. Я был официально уполномочен проявлять по этому поводу максимальную снисходительность и уступчивость, поскольку без противотанковых и пехотных орудий, а также всего прочего вооружения венгры мало что могли противопоставить тяжеловооруженным русским дивизиям. В ходе продолжительных «трехсторонних» переговоров с участием (военного) министра «Гонведа» фон Барта и начальника генштаба Штромбатели удалось прийти к соглашению: венгры сформируют и с нашей помощью оснастят 10 дивизий для летней кампании на Восточном фронте.
На следующий день меня принял регент Хорти. 74–летний адмирал пребывал в приподнятом настроении, был предупредителен и сердечен. Затем немецкий посланник в Будапеште капитан 3 ранга в отставке Дитрих фон Ягов дал завтрак в мою честь, который запомнился мне, прежде всего, беседой с венгерским премьер—министром Ладислаусом фон Бардосси. Бардосси высказался в том смысле, что вполне удовлетворен результатами переговоров и одобряет идею отправки на Восток 10 венгерских дивизий наряду с усилением частей обеспечения тылов, однако не вполне представляет себе, как сможет объяснить парламентариям и всему венгерскому народу столь активное участие Венгрии в войне Германии против СССР. Венгры не готовы к войне даже с пропагандистской точки зрения, особенно если речь идет не о войне против… Румынии. Я ответил ему приблизительно следующее: «Как можно думать сейчас о сведении счетов с румынами, когда вся Европа сражается с большевизмом не на жизнь, а на смерть…»
Румынские части отменно зарекомендовали себя в бою, после того как в ходе ожесточенных и кровопролитных сражений 11 армия генерала фон Шоберта, выступившая с территории Румынии, очистила от противника Бессарабию и соединилась с группой армий «Юг». Встреча Гитлера и Антонеску состоялась в штаб—квартире фельдмаршала фон Рундштедта. После обсуждения оперативной обстановки в узком кругу фюрер вручил румынскому маршалу «Рыцарский крест». Это была заслуженная награда: по сообщению командования группы армий, образцовые действия Антонеску на поле боя и его личный пример оказали огромное влияние на румынских солдат.
Само собой разумеется, что Муссолини не мог остаться в стороне от происходящих событий: он предложил фюреру отправить на Восточный фронт (частично моторизованный) подвижной корпус в порядке исполнения союзнических обязанностей и в ответ на переброску в Африку танкового корпуса Роммеля. ОКХ было вне себя от такой, с позволения сказать, «помощи»: летом, при крайне напряженной обстановке на ж.—д. магистралях, переброску итальянцев можно было осуществить только за счет насущных нужд немецкого переднего края.
Пока итальянские войска находились на марше, Муссолини выехал на фронт по приглашению Гитлера. Их встреча состоялась в Галиции — второй ставке фюрера на Востоке: спецпоезда фюрера и дуче остановились в специально построенном для этой встречи туннеле. На рассвете на нескольких самолетах, в сопровождении эскадрильи прикрытия, мы вылетели в расположение войск фон Рундштедта под Уманью.
После короткого доклада и описания сражения за Умань все выехали встречать итальянские дивизии. Дефилирование войск и выправка «братьев по оружию», несмотря на зычное «Evviva Duce», стали настоящим потрясением для фюрера и всех нас, немецких солдат. Внешний вид «офицеров—переростков»,
