Максиму Петровичу показалось, что Извалова хитрит, что покупка дома – это так, одна видимость, что под этим что-то другое кроется…

– Не секрет, – сказала Извалова. – У Столетова.

– Вон как! – успокоился Щетинин, теперь уже совершенно точно зная, что Извалова врет: заврайфо Столетов по службе переводился в область, но дом продавать не собирался, потому что в него вселялась его родная сестра. Обо всем этом Максим Петрович обстоятельно узнал от самого Столетова, и не далее как позавчера, то есть в последний день своего пребывания в больнице, куда заврайфо привезли вырезать аппендицит и где они неожиданно оказались соседями по койкам в палате.

– У Столетова, значит… – машинально повторил Максим Петрович. Ему ничего не стоило уличить Извалову во лжи, но его интересовало не то, что она лжет, не самый, так сказать, сюжет лжи, а причины, побуждающие ее лгать. «Дом у Столетова»! Ведь это надо же так неудачно придумать!

«А ведь она не для себя хлопочет! – мелькнуло в мыслях Максима Петровича. – Чего бы ей окольными путями кружить?»

– У Столетова, значит? – он с усмешкой, едва не подмигнув, пристально поглядел на Извалову. – Позавчера мы только с ним как раз насчет этого дома толковали…

– Ну, мы еще не окончательно, конечно… – смутилась Извалова. – Мы еще так… в общих чертах…

– Да что ж – в общих чертах, – вздохнул Максим Петрович. – В общих чертах, Евгения Васильевна, не продает он дом-то… Право, не понимаю, зачем вы со мною в прятки играете.

– Ах, боже мой! – уже с оттенком некоторого раздражения сказала Извалова. – При чем тут прятки? В конце концов, я не маленькая и могу сама, как мне хочется, распорядиться своими деньгами…

– Деньгами вашего мужа, – деликатно поправил ее Максим Петрович.

– Ну, это, знаете ли, все равно, поскольку я – наследница, – вспыхнула Извалова. – И вообще, если хотите знать, я не о себе забочусь с этими проклятыми деньгами…

«А я что говорил! – подумал Максим Петрович, – Конечно, не о себе…»

– Простите, не понимаю, – он изобразил на лице удивление. – О ком же?

– Якову Семенычу очень нужны деньги. Я обещала…

– Малахину?

– Ну да. Эта его постройка…

– Какая постройка, позвольте? – тут уж Максим Петрович удивился без всякого притворства. – Насколько мне известно, товарищ Малахин ничего не строит…

Извалова густо покраснела. Видно было, что она проговорилась, сболтнула то, о чем следовало бы помалкивать.

– Да нет, это, знаете ли, не здесь… – лицо Изваловой покрылось бурыми пятнами. – Яков Семеныч держит в секрете… ну… я прошу вас, пусть это останется между нами…

Растерявшись, она уже бог знает что бормотала.

– Он ведь скоро на пенсию идет, – оглянувшись, понижая голос до шепота, быстро заговорила Извалова. – Ну… и, как бы сказать… хочет обеспечить себя на старость, отдохнуть… И вот решился построить домик…

– А! В городе? – догадался Максим Петрович.

– Нет, на берегу Черного моря, в Геленджике… Ну, и вот – что-то у него там не хватает, он просил одолжить ему эти деньги…

– Шесть тысяч?! – воскликнул Максим Петрович.

– Ну да, что ж тут такого?

– Ничего себе – домик! – усмехнулся Максим Петрович. – И этак вдруг, сразу ему шесть тысяч понадобилось?

– Ах, что вы, вовсе не сразу… Почти год, как выкручивается. Мы уж с сестрой не рады, что он так втянулся в эту постройку. Денег она пожирает столько – вы и представить себе не можете! Это же – юг, Кавказ! Деньги, деньги и деньги! Он ведь еще у покойного Валерьяна Александрыча просил, да тот как раз получил извещение о машине…

– То есть, позвольте, – перебил ее Максим Петрович, – я так вас понял, что товарищ Малахин просил у вашего супруга деньги накануне… – он запнулся, не решаясь произнести это ужасное слово, – накануне гибели Валерьяна Александрыча?

– Ну да, и был страшно огорчен отказом. Целый день метался сам не свой… Вечером – мы уже спать легли – слышим: одевается, уходит…

– Куда? – быстро спросил Максим Петрович.

– Куда! Да бог его знает – куда, наверно, искал, у кого занять… Ведь ему же весь район знаком, друзей – сотни… Обидно, конечно, что свой, родственник – отказал…

– Ну, и что же? Занял?

– Тогда выкрутился как-то. А вот теперь – снова нужно, какие-то там платежи… И я, конечно, дам, мы, женщины, не так бессердечны, как вы, мужчины. Подумаешь – машина, машина! Так, прихоть, игрушка, а тут человек задумал серьезное… У него ведь дети, он о них заботится… Ведь надо же и о детях подумать, не правда ли?

– Ну, не знаю… – как-то словно думая совсем о другом, протянул Максим Петрович.

– Ах, все вы, мужчины, такие! – вздохнула Извалова. – Вам бы только свои прихоти удовлетворить… Эта проклятая машина! – с откровенной злобой воскликнула она, некрасиво сморщив лицо, привычным жестом прижимая к глазам крошечный кружевной платочек. – Из-за нее и Валера погиб, и вот Яков Семеныч страдает…

– Даже страдает? – сочувственно спросил Максим Петрович.

– Ужасно! Вы, товарищ Щетинин, себе представить не можете, как он изменился за эти полгода! С валидолом не расстается, ведь он, знаете ли, сердечник… Нервничает, бессонница… – всхлипнула Извалова, снова прижимая платочек к глазам. – Там – постройка, тут – эта ужасная трагедия…

– Да, да, – задумался Максим Петрович. – Действительно, неприятная история…

– Так как бы, товарищ Щетинин, ускорить с деньгами? – осторожно спросила Извалова, понимая задумчивость Максима Петровича как результат своих жалоб и признаний. – Может быть, вы все-таки поговорите с товарищем Муратовым?

– Что? – Максим Петрович, словно очнувшись, потер лоб. – А! Ну конечно, Евгения Васильевна, поговорю. Я понимаю вас, – успокаивающе добавил он, заметив, что Извалова снова потянулась в сумочку за платком. – Что от меня будет зависеть, поверьте…

Извалова рассыпалась в благодарностях и ушла, оставив в комнате тошноватый запах духов.

Минут пять Максим Петрович сидел не шевелясь, в той самой позе, в какой оставила его Извалова, как- то весь подавшись вперед, словно пытаясь что-то вспомнить, что-то сообразить.

– Геленджик… покойный Извалов… шесть тысяч… – наконец сказал он вслух.

Тигр крался в камышовых зарослях…

Глава пятьдесят шестая

В первом томе «Толкового словаря живого великорусского языка» на букву Б – между «бардой» и «бардом»' – нужное слово нашлось. «Б а р д а д ы м,  – гласил всеведущий Даль, – в картежной игре  х л ю с т  или  т р и   л и с т а,  король черной масти. Или по-сибирски –  б а р д а ш к а,  – трефовый, крестовый, жлудёвый король».

Глава пятьдесят седьмая

Походный надувной матрац, байковое одеяло, два полотенца, мыльница, зубная щетка, заводная бритва «Спутник»… трикотажные спортивные брюки, плавки, в которых он купался летом на реке… Что еще? Ах да, журналы! Удивительно, на каждом месте он сразу же обрастает бумажным багажом. Когда он приехал в Садовое впервые, при нем не было ни листика, а теперь чуть ли не целая библиотека. Даже непонятно, когда и как она собралась…

Итак, все. Костя захлопнул крышку своего побитого чемоданишка, придавил с хрустом защелкнувшиеся замочные язычки.

В сенях звякнула щеколда. Нет, это не Евстратов и не Кузнецов, им еще рано.

Сгибаясь под притолокой, вошел дядя Петя. Кинул на гвоздь картуз, на другой повесил замызганный, до блеска затертый пиджак. Приглаживая давно не стриженные, в беспорядке свалявшиеся под картузом

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату