К тому времени созданная на принципах землячества группировка «воркутинских» поменяла свою политическую окраску и сменила «малышевский» стяг на «тамбовский». У «воркутинских» в силу их немногочисленности не было узкоспециализированной «кормушки» – пацаны просто хватали все, что плохо лежит, носились по стрелкам, коих в ту пору на дню доходило до десятка. Словом, крутились как могли. Вскоре шустрого Камышина приметили верховные жрецы «тамбовских» и подкинули ему тему – для проверки. Камыш справился блестяще и монаршею милостью был возвышен и откомандирован на авторынок на Фучика в помощь к Валере-Сухарю, державшему станцию техобслуживания вошедших в моду «БМВ». Между тем времена подошли тяжелые: по всем фронтам наступали «казанские». Братва стреляла, взрывала, резала и хотя в негласной иерархической лестнице Камыш уже перерос уровень рядового стрелка, долгое время оставаться над схваткой ему не удалось.

Весной 96-го года, в один из холодных мартовских вечеров, на трубку Камышину позвонил охранник с Фучика и попросил срочно приехать на станцию. Валера-Сухарь уже третью неделю пребывал в запое, поэтому самым главным лицом на объекте автоматически являлся Камыш. Чертыхаясь, он добрался до Купчино и здесь работяги поведали ему душещипательную историю о том, как их только что опустили на полторы тонны бакинских. Выяснилось, что три дня назад клиент загнал на станцию своего черного «бумера», помятого так, словно по нему намедни проехался многотонный каток. Заказ сулил стать денежным, потому машиной занялись в первую очередь и за три дня сделали практически невозможное: тачку восстановили словно птицу Феникс – пусть не из пепла, но из хлама, это уж точно. Позвонили клиенту, и он, довольный, примчался, правда, на этот раз не один, а сотоварищи, которые оказались «альметьевскими» братками. Они-то машину и забрали, причем забрали бесплатно. А в ответ на вполне оправданное возмущение охранника, обнажившего было телескопическую дубинку, братки продемонстрировали волыну и заявили, что в случае-де претензий хозяин может позвонить по оставленному номеру телефона и ему в доступной форме все объяснят, что называется «без гнева и пристрастий».

Камыш позвонил. Голос его приветливым не был, однако положенная в таких случаях сдержанность присутствовала.

– Это Камыш. У которого вы колеса увели и должны остались.

На другом конце провода твердость в голосе почувствовали, а потому ответили также спокойно и уважительно:

– Геша. Работаю с татарами. А что, серьезный вопрос, братан?

– Вы, как я понимаю, люди солидные и для вас сотни зеленых – пыль. А я с Воркуты. У нас там, как за угол, так за пятачок по гриве.

– Не кипятись, братан. Хочешь, давай встретимся – перетрем?

– Хорошо – поговорим, – ответил Камыш, решив лично взглянуть на махновцев.

На встречу Женя подъехал с двумя мелкими воркутятами, однако к казанским подошел один. В ту пору те ездили грядками человек по восемь, всегда с железом, а потому были немного шокированы таким поворотом темы.

– А где твои пацаны?

– Дел много. Стаями галдеть – времени нет. Говорите.

Его обступили и начали наперебой дешево путать.

– Слышь, ты чо, за барыгу вступаешься? Ну откусили кусочек, с кем не бывает… Давай его лучше разведем – скажем, что-нибудь отвалилось… У нас ведь как? Надо тебе – к нам приезжай, бери – не жалко. Общее дело-то!

Камыш глянул на облака бешеными от злобы глазами и грубо прервал:

– К вам приезжать – куда?

– В Альметьевск! – сыронизировал Геша.

– Не, не могу! Расходы большие. Я лучше в ваше кафе заеду.

– Зачем? – не к месту задал вопрос один из Гешиных подручных.

– А скоро праздник религиозный – день святого Себастьяна. Гулять будем. Не боись, нас не много – человек тридцать. Только вы официантов предупредите, чтоб в этот день летали и о счете не думали. Ведь одно дело делаем.

– Не понял?!

– Вы во мне кого увидели?!! Вы что, в зоопарке были – верблюда встретили?! Чо ты гонишь тут?! Чо ты жалом целишься?! Хочешь конфликта – получишь!

Часть татар отошла, почувствовав, что Камыш их не опасается, а у того в этот самый момент некстати заныло поврежденное в спарринге на тренировке ребро. Камыш засунул правую руку за пазуху и потер грудь слева. Геша это расценил по-иному:

– Да ладно-ладно! Договоримся!

– Так что ты завтра денег завези на базу. И завези лично! А то хлопотно будет, – подвел итог базару Камыш.

– Хлопотно – это как?! – поднял тон Геша.

– А хлопотно по-разному бывает: бывает сяк, бывает наперекосяк. Я ж говорю – по-разному. И еще – у меня братьев нет. Один я у мамки. Она меня, когда на Большую землю с мешочком вареных яиц и кусочком докторской колбасы провожала – все приговаривала: «Женечка, в большом городе злых людей много! – не давай себя в обиду!» Так что с тех пор я жадный и недоверчивый!

На этом он развернулся и, задев плечом Гешу, удалился, а его малые без шума и пыли довели Гешину машину до съемной квартиры.

А татары денег не довезли. Решили – авось и так прокатит.

Но не прокатило. Видать, русский авось для татарского менталитета неподходящий. Через неделю Камыш и двое его товарищей подкараулили Гешу возле срисованной парадной. Они быстро свалили его ударом в затылок толстой ножкой от стола, а Гешиного кореша запинали ногами. Камыш подошел, два раза врезал носком ботинка по ребрам Геше и сломал пару, поучая при этом: «Бывает ТАК хлопотно». Затем, ударив несколько раз в голову его коллегу по бизнесу, он столь же философски заметил: «Бывает и СЯК хлопотно!» Тем временем один из подручных Камыша поднял за один край скамейку и уронил на лежащих: «А бывает – жопой об косяк!» После этого «воркутинские» выбили стекло машины и влили туда заблаговременно приготовленную трехлитровую банку с бензином. Машина занялась быстро – теперь ее было уже не потушить. А впрочем, никто и не собирался.

При выезде со двора дорогу перегородила машина ОВО. Разумеется, ее никто не вызывал. Просто те вдруг решили для порядка проехаться по дворам новостроек и практически сразу засекли огонек в ночи. Здесь Камыш немного опередил события. Он скомандовал парням: «В рассыпную!» и оба из задних дверей устремились в разные стороны. А самого Камыша ОВОшники таки повязали. В оперчасти он уверял, что подвозил ребят – халтурил, а что они-де натворили, не ведает. Однако Жене не поверили. Более того, опер уговорил сержантов дать показания, что те видели, как именно он и поджигал. А терпилой тогда вышел юридический хозяин автомашины – замдиректора гидролизного завода. К чести татар, из травмпункта они тогда испарились, в противном случае одним поджогом для Камыша дело бы не ограничилось.

Друзья подсуетились, заслали сколько надо и куда требуется, и Женя уехал на зону не поближе к исторической родине, а в поселок Металлострой, откуда электричкой до города всего-то минут двадцать езды. Он отсидел оставшиеся два года полностью – от звонка до звонка. Можно было, конечно, этот срок скостить, но в активисты ему идти было не то чтобы западло, а просто лень, не захотелось. Впрочем, выйдя в сентябре 1998 года на волю, Женя лишний раз убедился, что поступил в высшей степени мудро. По большому счету эта недолгая отсидка, возможно, спасла ему жизнь, так как к тому времени из трех десятков «воркутинских», начинавших свою трудовую деятельность в далеком девяностом, в живых осталось человек двенадцать, не больше.

Естественно, не все они ушли из этого мира насильственным путем. Тот же Валера-Сухарь, к примеру, полгода назад скончался от цирроза – не помогли ни гипноз, ни кодирование, ни лечение у престижных шарлатанов. Светка Сухарева отчаянно пыталась раскрутить пришедший в упадок бизнес мужа, однако августовский дефолт подкосил его окончательно. Отчаявшись, она сама разыскала Камыша и попросила его взять «техничку» в свои руки. Женя подумал немного и согласился, поскольку все равно нужно было с чего- то начинать, а снова идти в рядовые стрелки было вроде как «некомильфо». Ему удалось по старым связям наскрести немного денег и вложить их в переоборудование станции. Затем Женя подобрал новую команду