ориентировалась во всех хитросплетениях, происходящих с участниками этого проекта, который лично у Нестерова вызывал чувство, близкое к отвращению. За что Оленька на него часто сердилась и называла, ни много ни мало, ретроградом. Пришлось Паше везти их за журналом в Зеленогорск. Получив желаемое, Оленька подобрела и великодушно разрешила себя развлечь. Так что они и в парк на карусели сходили, и на пляж заехали, и в кафе-мороженое посидели. Словом, оттянулись в полный рост и вернулись обратно в Рощино лишь в шестом часу, получив нагоняй от Елены Борисовны, которая в ожидании их уже дважды разогревала борщ.
Обедать сели на просторной открытой веранде. Оленька от обеда отказалась, сославшись на отсутствие аппетита, который она перебила из-за того, что папа перекормил ее мороженым и ушла гулять с подружками. А вот Нестеров и Павел с удовольствием отведали домашнего борща и жареной картошки с грибами – готовила Елена Борисовна отменно. Выпили мама с сыном и водочки – сначала помянули Антона, которого Елена Борисовна немного знала, а затем опрокинули традиционную «за дружбу и седьмую службу». Нестеров перехватил взгляд Павла, с интересом разглядывавшего висевшую на стене гитару:
– Играешь? Ну так давай, нажми на клавиши – продай талант.
Козырев снял гитару со стены, взял пару аккордов, прислушался, несколько позерски подкрутил колки и без всякого вступления запел:
В этот момент на веранду забежала Оленька. Остановилась, послушала. Когда Паша закончил, она зааплодировала и с видом знатока сказала:
– Хорошая песня, но лично я предпочитаю Гарика Сукачева.
– А меня, наоборот, Высоцкий сильнее цепляет. Гарик уж слишком попсовый какой-то, – вступил Козырев в полемику с одиннадцатилетней меломаншей.
Нестеров слушал их диалог и только диву давался, восхищаясь разносторонностью интересов дочери. Затем он не выдержал и вклинился в разговор с предложением:
– Пашка, а ты это… «Мурку» можешь? Ну, нашу… про парня из седьмого отдела?
– Начинается, – преувеличенно громко вздохнула Оленька. – Вот всегда у них с бабушкой так: как немного водки выпьют, так давай эту свою дурацкую песню петь. Как дети, честное слово.
– Ольга, смотри у меня, – пригрозила Елена Борисовна. – Чего-то ты сегодня разговорилась не в меру. Я понимаю, что молодой человек тебе приглянулся, но твое кокетство еще не повод, чтобы грубить близким.
– Вот еще, глупости какие. Он же старый уже, – возмутилась Оленька, демонстративно развернулась и ушла.
Выяснилось, что песню про «парня из седьмого отдела» Козырев не знает. Нестеров, пробурчав что- то про молодежь, которая не интересуется своими корнями, отобрал у Паши гитару, подмигнул Елене Борисовне и под аккомпанемент трех блатных аккордов они слаженно запели дуэтом:
В неожиданно образовавшийся выходной Полина решила навестить свою старую контору. Ей нужно было забрать из отдела кой-какие оставшиеся личные вещи, а главное, немного поработать с гаишным компьютером, поскольку в наружке такого не было. К крайнему неудовольствию Ольховской, в ее бывшем кабинете находилась одна Марина Станиславовна – все остальные ушли в поле. Но делать нечего, пришлось и почаевничать, и поддержать подобие светской беседы. Поначалу Семченко несколько назойливо интересовалась здоровьем Полины, но потом, видимо, решив, что та намеренно делает вид, что не понимает ее намеков (хотя Ольховская, и правда, не была осведомлена о своей «беременности»), она перескочила на Гурьева и долго рассказывала о том, как собиралась поехать на похороны, но Адамов (гад такой!) в последний момент ей запретил и заставил вместо этого сшивать дела.
– Ох, и жалко же парня, – в очередной раз запричитала Марина Станиславовна, – только-только собрался зажить по-человечески. И работу достойную нашел, и денег там ему, говорят, чуть ли не тысячу в месяц обещали – и вот, на тебе. Я еще удивляюсь, как это Нестерова после всего этого на пенсию не отправили. Ведь загубил же парня! Видать, правду говорят, что они с Фадеевым давно уже и спелись, и спились…
В отличие от всезнающей Семченко, Полина была не в курсе, куда собирался уходить Антон.
Марина Станиславовна охотно пояснила, что у Гурьева был друг, еще со школы, который сейчас один из хозяев «Золотого слитка» («ты что, ни разу их рекламу по телеку не видела?»), а этот друг, в свою очередь, является братом знаменитого бандита Ладоги, убитого лет пять назад. «Так что, сама понимаешь, денег у этого друга куры не клюют. А то, что криминальные они – так других сейчас и не бывает», – заключила Семченко. Ольховской надоело слушать сплетни, поэтому она быстренько допила свой чай и попросила разрешения сесть за компьютер и пробить одну машинку. «Да хоть десять, – щедро разрешила Марина Станиславовна. – Если выходного на это тратить не жалко, я тебе могу еще и свои подкинуть».
Через пять минут Полина выяснила, что темно-зеленая «Мицубиси», в которой ехали ее «грузчики», числится за неким ООО «Эллипс». Административная практика по данной машине отсуствовала. Подождав, когда Марина Станиславовна отправится мыть чашки, она подошла к ее компьютеру, открыла базу предприятий налоговой инспекции и на запрос «Эллипс» получила выборку из пятнадцати коммерческих структур с идентичным названием. Просмотрев все пятнадцать, Полина обнаружила, что стопроцентным учредителем интересующей ее фирмы значилась корпорация «Золотой слиток». Вернулась Семченко, и Полина, попрощавшись, покинула отдел установки, поймав себя при этом на мысли, что уже не думает о нем, как о своем, хотя с момента перехода в наружку и прошла-то всего неделя.
Вечером она, как обычно, медитировала в своем любимом кресле и подводила «итоги дня»: машина, рассказ Семченко, фирма «Эллипс», стойкое нежелание ребят говорить с ней об Антоне, их почти ежедневные совместные отлучки после смены – все это укладывалось лишь в одну, более-менее логичную, версию. Но для ее подтверждения не хватало еще хотя бы одного маленького кирпичика, случая, примера… Полина решила не торопиться с выводами, и правильно сделала, потому что очень скоро этот кирпичик неожиданно нашелся сам.
Через два дня после незапланированного выходного смена закончила работу в четвертом часу (гоняли объекта ажио с семи утра!) К половине пятого техника и отснятые пленки были сданы дежурному, сводка отписана, полеты разобраны. Лямин домой не спешил, явно чего-то (или кого-то) ожидая. И точно – минут через десять в кабинет заглянул Паша, зачем-то вернувшийся из гаража, и заговорщицки подмигнул Ивану. Тот засуетился, скоренько собрался и, попрощавшись с Полиной, убежал. Сегодня вечером ребята собирались поехать на свою первую оперативную установку в один из оставшихся девяти адресов, в которых теоретически мог появляться Ташкент. Остальные связи и адреса из более полного начального
