«Как же это случилось?»
Вместо ответа она перевела взгляд на подвязки.
«Так это заставило вас плакать?»
«Да».
«Ах, Дениза, перестаньте плакать: я купил их для вас».
«Правду ли вы говорите, господин Жак?»
«Истинную правду; и в доказательство – вот они».
Но, поднося ей подвязки, я удержал одну из них; лицо ее сквозь слезы озарилось улыбкой. Я взял ее за руку, подвел к постели, положил ее ногу на край, поднял ей юбки до колен, где она прижала их руками, поцеловал ей щиколотку, надел подвязку, которую держал; но не успел я это сделать, как вошла Жанна, ее мать.
Хозяин. Вот неприятный визит!
Жак. Может быть – да, может быть – нет. Вместо того чтобы обратить внимание на наше смущение, она заметила только подвязку в руках дочери.
«Какая прелестная подвязка! – сказала она. – Но где же другая?»
«На моей ноге, – отвечала Дениза. – Он сказал, что купил их для своей подружки, и я решила, что это для меня. Не правда ли, мама, раз я надела одну, то могу оставить себе и другую?»
«Ах, господин Жак, Дениза права: одна подвязка без другой не годится, и вы не захотите отнять ее».
«Почему бы нет?»
«Дениза этого не хочет, и я тоже».
«В таком случае договоримся: я надену ее на Денизу в вашем присутствии».
«Нет, нет, это невозможно».
«Тогда пусть отдаст мне обе».
«И это тоже невозможно».
Но тут Жак и его Хозяин доехали до окраины деревни, где хотели повидать ребенка шевалье де Сент- Уэна и его кормильцев. Жак умолк; Хозяин же его сказал:
– Спешимся и сделаем перерыв.
– Зачем?
– Затем, что, судя по всему, ты приближаешься к концу своей истории.
– Не совсем.
– Когда доходишь до колена, остается немного пути.
– Сударь, у Денизы ляжки длиннее, чем у других женщин.
– Все-таки спешимся.
Они спешились; Жак сошел первым и бросился помогать Хозяину; но не успел тот вложить ногу в стремя, как ремень лопнул, и мой шевалье, опрокинувшись назад, больно шлепнулся бы о землю, если бы не очутился в объятиях своего лакея.
Хозяин. Так вот как ты обо мне заботишься, Жак! Ведь я мог повредить себе бок, сломать руку, размозжить голову, быть может – разбиться насмерть.
Жак. Велика беда!
Хозяин. Что ты сказал, грубиян? Постой, постой, я научу тебя разговаривать!..
И Хозяин, дважды обернув кисть ремешком кнута, кинулся преследовать Жака, а Жак, заливаясь хохотом, – бегать вокруг лошади, Хозяин – клясться, браниться, беситься с пеной у рта и тоже бегать кругом, осыпая Жака потоком ругательств; эта беготня продолжалась до тех пор, пока оба они, обливаясь потом и изнемогая от усталости, не остановились – один по одну, другой по другую сторону лошади, Жак – задыхаясь и хохоча, Хозяин – задыхаясь и обращая на него гневные взгляды. Когда они слегка перевели дух, Жак сказал своему Хозяину:
– Согласен ли мой Хозяин признать…
Хозяин. Что еще должен я признать, собака, мошенник, негодяй? Что ты гнуснейший из всех лакеев, а я несчастнейший из господ?
Жак. Разве не доказано с очевидностью, что мы по большей части действуем независимо от нашей воли? Скажите, положа руку на сердце: хотели вы делать хоть что-нибудь из того, чем занимались все эти полчаса? Разве вы не были моей марионеткой и не продолжали бы быть моим паяцем в течение месяца, если б я это задумал?
Хозяин. Как! Все это было шуткой с твоей стороны?
Жак. Да, шуткой.
Хозяин. И ты ожидал, что ремень лопнет?
Жак. Я это подготовил.
Хозяин. И ты меня дергал за ниточку, чтобы я бесновался по твоему капризу?