нестабильность. Украинский политолог С. Гриневицкий верно отметил эту связь, указав, что «Черноморский регион — часть большой дуги нестабильности, которая начинается на Балканах, идёт через Приднестровье, Крым, Кавказ, Турцию и заканчивается в Палестине» («Дипломатический вестник Приднестровья» № 2, декабрь 2010, с. 75).

Нетрудно представить, какие последствия может возыметь в таком контексте полномасштабный выход Румынии (или Румынии в союзе с условно независимой, но прорумынски ориентированной Молдовой) на Днестр в случае, если Россия и впрямь решит окончательно распрощаться с наследием Суворова. А ведь нет никаких оснований считать такой вариант развития событий маловероятным — скорее наоборот. Но в этом случае не стоит надеяться, что все её попытки, пусть даже и предпринимаемые всерьёз, удержаться на южно-азиатском рубеже бывшего СССР будут иметь хотя бы ничтожные шансы на успех — глобальный характер стратагем, выстраиваемых ныне сильными мира сего, слишком очевиден. Как вряд ли вызывает сомнения такой же характер возможного будущего ТВД. И в любом случае не вызывает сомнений то, что России в ближайшем будущем понадобятся надёжные союзники, которых она за минувшую четверть века растеряла без счёта. Понадобится опора прежде всего на те народы, которые действиями своими уже доказали, сколь дорога им память о совместно прожитой истории. Понадобится опора на те политические силы в странах СНГ, на тех лидеров, которые в качестве предварительного условия своего, так и быть, согласия на союзничество не выдвигают сразу же требований отказа от «имперских замашек» и «великодержавного шовинизма», тем более же — не бросают в лицо России чудовищного слова «монстр» и не играют краплёной картой русофобии.

К сожалению, пока мы видим обратное, и разве не странно, что из всех руководителей бывших союзных республик самыми грубыми оскорблениями со стороны Москвы был осыпан один лишь, как раз самый безупречный в этом отношении, А. Лукашенко? Между тем нельзя вполне исключать того, что в перспективе это может бумерангом ударить — и очень больно — по самой России. Ведь и Лукашенко, которому я от всей души желаю долгих лет жизни, подобно всем людям, не вечен. А политическая жизнь лидеров не так уж и редко оказывается короче их биологической жизни. Между тем, сама Белоруссия ныне далеко не так однородна, как всё ещё кажется многим в России, Москва же, не остановившаяся даже перед тем, чтобы предложить Лукашенко, в тоне почти ультимативном, ликвидировать свою собственную страну, расчленив её на губернии, в немалой мере сумела даже здесь пошатнуть преобладавшие ещё не столь давно пророссийские настроения. И, заметим, такое интересное предложение из всех лидеров СНГ было сделано только ему одному — поневоле задумаешься о подлинных мотивах подобной избирательности. Видимо, задумываются и в Белоруссии, а какие последствия это может возыметь на западном рубеже, комментировать, полагаю, излишне.

Что до Крыма и Приднестровья, то и здесь ситуация не будет оставаться вечно неизменной. Растёт — да уже и выросло — новое поколение, которому требуются жизненные перспективы; и если Россия не способна предложить их, если она всем своим поведением показывает, сколь не нужен ей этот покуда ещё устремлённый в её сторону поток молодой энергии, то он тоже может изменить своё направление. А ведь ни в Средней Азии, ни в Закавказье, на мой взгляд, нет территорий, способных быть для России столь же надёжными опорными точками, как те, которыми она ещё располагает на западном направлении и которые третирует так небрежно. И, разумеется, совсем уж нет смысла говорить в этой связи о бывших прибалтийских республиках.

Так не пора ли нам взглянуть суровой правде в глаза и перестать тешить себя беспочвенными надеждами на скорое и чудодейственное возвращение СССР — потому что этого, мол, хотят все «вытолкнутые» из него народы. Эта ложь, может быть, и утешительная, но губительная, потому что в жертву ей безжалостно приносятся те, на кого ещё может опереться Россия — а стало быть, и возможности подлинного, а не фиктивного собирания народов. Что и говорить, такое собирание — жертвой на алтарь которого, и это главное, конечно, больше не могут быть историческая жизнь и достоинство русского народа, — потребует тяжёлой и скрупулёзной работы, поиска решений на каждой территории и диалогов, не исключено, что очень острых, с теми, кто уже не будет сливаться в безликую массу под названием «все». Да, это будет трудно, но, думается, это всё же лучше и спасительнее не желающего знать о жестокой реальности благодушия, откуда путь ведёт лишь в тупик изнуряющих и бесплодных галлюцинаций.